В это время делами в Западной империи почти безгранично распоряжался Рицимер, который и поставил на равеннский трон Майориана. Однако чрезмерная активность и несомненные способности Майориана его явно испугали^{338}. Майориан тоже, вероятно, пытался каким-то образом нейтрализовать чрезмерное влияние Рицимера и, может быть, с этой целью выдвинул в качестве второго командующего войсками Непотиана. Именно Непотиан, как кажется, возглавлял императорское посольство в Галлецию накануне неудачной экспедиции Майориана^{339}. Если это так, то превращение Испании в плацдарм для нападения на Африку могло преследовать и далеко идущие политические цели: использовать Испанию и Галлию, где Майориан только что одержал победу, для противостояния Рицимеру и восстановления всесилия императорской власти. Это понимал и Рицимер. Он воспользовался поражением императора, чтобы свергнуть и обезглавить его^{340}.

То, что римляне и для подавления восстания, и для борьбы с варварами были вынуждены обращаться к другим варварам, говорит о полном развале имперского управления: римское правительство было уже не в состоянии обеспечить интересы ни господствующего класса, ни испано-римского населения. Началась агония Западной Римской империи и вместе с ней римского господства на Пиренейском полуострове.

Все это, однако, не означает, что весь Пиренейский полуостров был погружен в хаос и переживал абсолютный упадок. Косвенным свидетельством сохранения определенного уровня экономической жизни является то, что в это время относительно часто восстанавливают и перечеканивают мелкие монеты, которые были очень дефицитны, но требовались рынком^{341}. Надо иметь в виду, что после ухода вандалов и соединившихся с ними остатков алан в Африку военные действия в основном сосредоточились в западной части Испании. Только восстание багаудов и борьба с ним, а также редкие (по крайней мере, по сравнению с западной частью полуострова) вторжения варваров на некоторое время прерывали более или менее мирное существование восточной части страны. Эта часть старалась поддерживать связи с Италией. Но более или менее действенными были лишь церковные контакты. Провинции все еще признавали власть императора. И тот пытался подтвердить свой суверенитет, порой направляя туда своих чиновников. Таким был комит Испании (comes Hispaniarum) Мансуэт, в 453 г. заключивший договор со свевами (Hydat. 155). Его в этом посольстве сопровождал комит Фронтин, функции которого неизвестны. Хотя миссия Мансуэта и Фронтина была чисто дипломатической, а не военной^{342}, она имела для римлян большое значение. А главное, упоминание комита Испании свидетельствует об официальном сохранении (по крайней мере, с точки зрения равеннского правительства) римской власти во всем Испанском диоцезе. И все же с течением времени эта власть становилась все более формальной. У империи уже не было сил активно поддерживать свое господство, свидетельством чему, как говорилось выше, стал призыв вестготов для подавления восстания багаудов.

Фактически рвутся и экономические связи. Активная экономическая жизнь все еще поддерживается в городах восточной части, особенно на северо-восточном побережье, где крупнейшим экономическим центром по-прежнему является Тарракон. В этом городе или поблизости от него возникает мастерская, в которой чеканятся бронзовые монеты, столь необходимые для активной торговли. Эти монеты воспроизводят старые имперские типы^{343}. Другим центром оставался Новый Карфаген (Картагена)^{344}. Однако экономические связи объединяют Испанию не с Италией, а с Северной Африкой. Захват вандалами африканских провинций Западной Римской империи привел к разрыву их контактов с Италией, в том числе к прекращению обязанности снабжать двор и армию (если от них что-либо осталось), и это стимулировало усиление традиционных связей между Африкой и Испанией^{345}, и центром этих связей был Тарракон^{346}. Захват вандалами Балеарских островов, лежащих на пути из Карфагена, находившегося под властью вандалов, в Тарракон, может быть, даже облегчил контакты этих городов. В то же время Бетика, ранее игравшая первенствующую роль во внешних контактах Испании, отступает на задний план. Только побережье еще сохраняет в небольшой мере связи с Африкой, но долина Бетиса из этих связей почти исключается^{347}. Другим районом, с которым восточная часть Испании поддерживала экономические связи, было Восточное Средиземноморье. Однако активную роль в этих связях играли не испанские, а восточные торговцы^{348}. Наконец, сохранялись и традиционные контакты с Галлией^{349}. Надо, однако, отметить, что все эти контакты ограничиваются преимущественно побережьем, в то время как внутренние районы поддерживают внешние связи в весьма ограниченном размере, и это характерно не только для Бетики, но и для тарраконского хинтерланда^{350}. Таким образом, можно констатировать, что восточная часть Испании сохраняла контакты с другими частями империи^{351}. Но, во-первых, эти контакты были гораздо менее интенсивными, чем в предшествующее время, и в значительной степени ограничиваются побережьем; во-вторых, более активную роль в них играли не испанцы, а их партнеры; и, в третьих, из сети этих контактов окончательно выпадает Италия с Римом и Равенной. Подчиняясь сидящему в Равенне императору политически и признавая церковный авторитет римского папы, Испания более не заинтересована в италийских связях экономически. В экономическом и в какой-то степени в политическом плане Испания распадается на две части. На востоке еще существует относительная стабильность, а запад оказывается ареной ожесточенных войн. В то время как в восточной части Тарраконской Испании сохраняется большинство вилл^{352}, в районе Эмериты, не раз переходившей из рук в руки, многие виллы покидаются, а те, что остаются, теряют свое прежнее значение^{353}.

Впрочем, не надо думать, что между двумя частями Испании и между ее западной частью и остальной империей повис «железный занавес». И запад полуострова, хотя и в гораздо меньшей степени, все же поддерживал контакты с другими частями средиземноморского мира. Посольства, которые время от времени прибывали к свевам, имели возможность добираться до них. В 456 г. в Гиспалис, до этого бывший объектом варварских нападений, прибыли корабли восточного императора Маркиана, сообщившие о победе этого императора над лазами (Hydat. 177). В 447 г. епископ Астурики Торибий направлял письмо папе Льву I, и оно дошло до адресата, а затем епископ получил и ответ папы. Но характерно, что письмо это было направлено с дьяконом Первином^{354}. Из этого можно сделать вывод, что официальная римская почта или уже вовсе не работала, или владений свевов не достигала. Тот же Торибий, получая письма папы, затем распространял их среди епископов других испанских провинций^{355}, что говорит о возможностях сношений между различными частями Пиренейского полуострова.