— Он непременно там, — сквозь слезы проговорила Майя. — Только там, где самая большая опасность, он и может быть…

— Ну, опасность не всегда там, где ее ожидаешь…

— Вера Андреевна, — спохватилась Майя, чувствуя, что разговор принимает опасное направление, — может быть, вы бы немного вздремнули?

— Что ты, Майя, до сна ли теперь…

Несколько минут они молчали. Но, видно, Веру Андреевну мучала какая-то невысказанная мысль.

— Знаешь, Майечка, — заговорила она вдруг, — я все время думаю о Лидии, мне трудно назвать ее дочерью. Ведь с тех пор как она появилась, второй раз несчастье обрушивается на нашу семью… Нет, нет, Майя, не перебивай меня, а выслушай, — заметив нетерпеливое движение Майи, заторопилась она. — Я знаю, что она не на свободе, а чудится мне, что несчастье на заводе — тоже дело ее рук или тех, кто продолжает начатое ею черное дело.

— Не надо, Вера Андреевна, так думать…

— Нет, Майя, ты меня не успокаивай. Вот я высказалась, и мне как будто легче стало. Должно быть, и в самом деле нервы разыгрались. Ничего, найдут виновных. Главное, чтобы жертв не было.

Она устало откинулась на подушки дивана и закрыла глаза. Майя боялась шевельнуться, чтобы не разбудить задремавшую, как ей казалось, Веру Андреевну.

Минут пятнадцать в доме царила полная тишина. Вдруг позвонили у парадной. Майя вскочила и побежала открывать. Распахнув дверь, она застыла на месте. Перед ней с ребенком на руках стояла Лидия…

Майя решительно преградила дорогу.

— Не смейте входить в дом! Вы убьете ее своим появлением! — стараясь, чтобы не услышала Вера Андреевна, тихо сказала Майя.

— Но я должна… Я не могу уйти так… Моя девочка больна….. Ей нужен уход и теплая постель, а у меня ничего нет…

— Кто там? — Вера Андреевна уже стояла за спиной Майи. — Лидия?! — не своим голосом вскрикнула она и, покачнувшись, стала медленно опускаться на пол.

Положив спящую Аннушку на стол, Лидия помогла уложить Беру Андреевну на диван. Майя стала приводить ее в чувство, а Лидия, схватив ребенка, стояла в нерешительности у дверей.

— Где Лидия? — придя в себя, спросила Вера Андреевна. — Где Лидия?! — нетерпеливо повторила она.

Лидия подошла к матери.

— Что это у тебя в руках? — тихо спросила она.

— Моя Аннушка, мама…

— Твоя Аннушка? — Вера Андреевна с недоумением смотрела на дочь.

— Спасенная мной девочка… Ее судьба так схожа с моей… Я пришла просить тебя приютить ее. Больше мне не к кому обратиться на всем белом свете… Аннушка очень больна, а у меня нет для нее никаких условий… ничего у меня нет… — по лицу Лидии катились крупные слезы.

— Дай… дай мне ребенка… — тихо, но настойчиво потребовала Вера Андреевна.

Лидия передала ей спящую девочку. От неловкого движения ослабевшей Веры Андреевны Аннушка проснулась и начала переводить испуганные глазенки с одного лица на другое. Узнав Лидию, она потянулась к ней.

— Мамочка, я хочу к тебе…

Лидия опустилась на корточки у дивана и стала целовать ручки ребенка.

— Это твоя бабушка, Аннушка. У нее тебе будет очень хорошо. А я скоро вернусь…

Вера Андреевна, задыхаясь от слез, бережно гладила головку ребенка. Почувствовав ласку, Аннушка прильнула к груди женщины и закрыла глазки.

— Откуда у тебя эта девочка? — пристально глядя па дочь, спросила Вера Андреевна.

— Не спрашивай меня ни о чем, мама, — резко ответила Лидия. — Все равно я тебе не смогу сказать…

— Ты причастна к пожару на заводе, скажи прямо? — в голосе Веры Андреевны слышалось страдание.

Поднявшись, Лидия стояла перед матерью, ее голубые глаза застилала пелена тумана. Слезы? Нет, то были не слезы, а глубокая скорбь. Встряхнув головой, точно отгоняя непрошеные мысли, она твердо произнесла:

— Нет, мама!

— Откуда же ты появилась, если…

— Ничего не спрашивай, мама. Я все…

Резкий телефонный звонок прервал ее. Лидия бросилась к телефону, отстранив Майю, рывком дернула шнур. Майя с испугом глядела на Веру Андреевну. Та устремила на Лидию глаза, полные слез.

— Не смотри на меня так, мама! — сказала Лидия. — Я не… Ты все узнаешь позже…

— Мне и так все видно… — с невыразимой печалью произнесла мать.

У парадных дверей резко прозвучал звонок. Лидия заметалась, как пойманный зверь.

— Подождите открывать, — прикрикнула она на поспешившую к двери Майю. Та с ненавистью посмотрела ей в глаза и решительно направилась к двери.

— Ты сегодня все узнаешь, мама! — твердо проговорила Лидия и бросилась к черному ходу. Уже с порога она крикнула: — Тебе сегодня же позвонят… я прошу тебя… — и выскочила во двор, хлопнув дверью.

Майя открыла дверь и, когда в комнату буквально ввалился Костричкин, она невольно вскрикнула от радости. Как-то само собой получилось, что она оказалась в его объятиях, вся в слезах:

— Ты здоров? С тобой ничего не случилось?

— Я здоров, — прошептал он, — Я звонил по телефону, почему вы не отвечали? У вас ничего сейчас не произошло?

— Нет, но телефон повредили. Это сделала…

— Ушла?

— Не знаю… Кажется…

— Ребенок у вас?

— Да, она оставила его здесь. Что на заводе?

— Только что разговаривал с полковником Решетовым. Он у себя в кабинете, значит, на заводе все в порядке. Как Вера Андреевна?

— Слаба очень…

— С кем ты здесь, Майя? — раздался голос Веры Андреевны.

Вздрогнув, Майя попыталась отстраниться от Костричкина. Но тот вдруг, притянув ее голову, поцеловал.

— Извините, товарищ Панюшкина, спешу. До самого скорого свидания, дорогая! — и Костричкин скрылся за дверью.

Сопровождаемая крайне взволнованной Майей, Вера Андреевна вошла в комнату и взяла на колени потянувшуюся к ней Аннушку.

— Майя, послушай ребенка. Лидия сказала, что он болен. Смотри, дитя прямо пылает, — решительно окликнула Вера Андреевна замечтавшуюся Майю.

Бой Кремлевских курантов возвестил наступление полуночи, когда майор Вергизов вошел в кабинет Решетова. Их рукопожатие было крепким, а взгляды, устремленные друг на друга, искрились радостью. Казалось, будто они не виделись много, много дней.

Вергизов слушал Решетова, и счастье наполняло его. Его друг, этот уже немолодой человек, по-прежнему крепок, полон энергии и еще долго будет служить Родине, охранять мирный труд и покой советских людей.

Резкий звонок прервал их беседу.

— Решетов у телефона, — снял трубку полковник. — Кто? Слушаю, товарищ Смирнов! Уже погасили? Ну, поздравляю всех вас. Как вы себя чувствуете? Нет, сначала доложите, как самочувствие! Правду говорите? Смотрите ж. Сейчас же оставляйте завод и — в больницу! Нет, нет, там вам делать больше нечего. Без вас теперь управятся. Что со зданием столовой? Только второй этаж? Складское полностью? Кто это сказал? Матвеев? Ну, конечно. Люди дороже всего. Вот именно! Да, оставьте старшину Гаврилова, а сами отправляйтесь в больницу. Передайте трубку. Товарищ Матвеев? Очень рад слышать это от вас. Конечно. Как всякий хозяйственник, вы жалеете свое добро. Вот это другой разговор! — оживился Решетов. — Люди — самая большая наша ценность. Теперь опасность полностью мин вала. Нет, наши люди еще побудут у вас. Не стоит благодарить, мы выполняем свой долг. От Степанковского? Ему тоже передайте привет. Знаю, знаю о приключениях в Приморске. Что ж, не хотел послушаться, поехал — и пришлось поволноваться. Хорошо, что легко отделался. Да, знаю все. Как состояние Кораллова? Он вел себя молодцом. Дроздов у нас в больнице. Главврач звонил, ему лучше. Обязательно! До свидания!

— Знаете, Михаил Николаевич, — сказал Вергизов, когда Решетов положил трубку, — Степанковский прилетел вместе со мной.

— Как он?

— Всю дорогу молчал. Нелегко ему, конечно.

— Да, это верно. Но мы несколько отвлеклись от основной темы. Что, по вашему мнению, побудило Запыхало написать это письмо? Он здесь заявляет, что хочет сообщить нам что-то особо важное, но сделает это только в устной форме. Тут же предупреждает о дне и часе покушения на доктора Варшавского. Очень жаль, что в интересах дела нельзя было изолировать его на несколько дней раньше.