Завтра после работы отправляйтесь в городской парк. Войдете с центральною входа и сядете на первую скамейку справа. К вам подсядет описанный мной человек. Уходя, он «забудет» на скамейке папку для бумаг. В папке — деньги. На второй день после «покупки» машины оставьте ключи от «Победы» и гаража в том же месте, только уйдете первым вы.

— Как мне сообщить вам… об этой покупке? — сдавленным голосом спросил Нюхов.

— Пусть это вас не тревожит. Да, через некоторое время машина нам не понадобится и останется вам в полную собственность. Кроме того, получите денежное вознаграждение…

— Не нужны мне деньги! Обещайте, что… что больше ничего от меня не потребуете…

— Прикажете отвезти вас домой? — не отвечая, с усмешкой осведомился «шофер».

Михаил Дроздов рано лишился родителей. Его приютил Степан Круглов, брат матери. Дядя работал лесничим в тридцати пяти километрах от города. Он жил бобылем и был даже доволен, что есть с кем коротать длинные зимние вечера в одиноко стоявшей на опушке леса избе. Степан воспитывал племянника по-своему, прививал ему свои взгляды и понятия о чести и совести.

Когда Михаилу исполнилось восемь лет, его взяла к себе тетка, старшая сестра отца, проживавшая в том же городе, где раньше жили родители Михаила. Мальчику пора было посещать школу. «Лесное» воспитание дяди не замедлило сказаться. В школе Миша вел себя плохо, его несколько раз исключали. Тетка не находила сладу с племянником, и Степан охотно вернул его к себе.

Когда кончилась война, Михаилу было шестнадцать лет. А год спустя он по настоянию дяди принял участие в убийстве. Степан втолковал племяннику, что убийство есть якобы справедливая месть за какую-то кровную обиду. Михаил и не подозревал, что действует заодно с врагами своей Родины. После этого преступления дядя отсиживался в лесу, точно зверь в берлоге. Под страхом разоблачения было запрещено и Михаилу отлучаться из лесу. По ночам Степан тайком исчезал куда-то. Михаил догадывался, что в лесу есть потайное место, куда прятался дядя, но проследить его не сумел.

Полгода спустя, по настоянию того же дяди, Михаил вместе с другими тремя парнями покушался на жизнь неизвестного ему человека, но попался и был осужден.

Только на следствии узнал Михаил, что принимал участие во вражеских диверсиях. После отбытия срока наказания он к Степану не вернулся, а поселился у тетки. Специальность шофера, которую он успел приобрести, дала ему возможность начать честную самостоятельную жизнь.

В коллективе вскоре заметили, что Михаил Дроздов перестал по всякому пустяку лезть в драку, стал прилежным работником, подтянулся, внимательнее относился к своей внешности. Виновницей таких перемен оказалась хорошенькая табельщица Галя. Совершенно не подозревая об этом, она с любопытством наблюдала за интересным парнем, который как бы невзначай часто попадался ей на глаза.

Однажды он решился пригласить ее в кино, а спустя две недели все в гараже уже знали, что Михаил и Галя — влюбленная пара. Никто не подозревал, что этот крепко сколоченный парень невыносимо страдал. Его терзали воспоминания о прошлом, о котором Галя ничего не знала. Как-то вечером, не в силах больше сносить гнет этих страшных мыслей, он рассказал подруге все. Девушка погрустнела, не стало слышно ее беззаботного смеха. Она не избегала Михаила, но больше молчала и слушала горячие заверения Михаила в том, что с прошлым покончено навсегда… Наконец, по-видимому, Галя поверила Михаилу, снова стала веселой, и счастье их не омрачалось сомнениями.

В это-то время появился посыльный от Степана. Дядя требовал, чтобы Михаил в этот же вечер был у него, Михаил хотел прежде повидаться с Галей, он заявил посыльному — огромного роста человеку, воровато посматривающему на дверь, — что придет утром, благо завтра воскресенье.

Вечером Михаил всё не решался сказать подруге о неприятной вести и подавленно молчал. Галя старалась развеселить его и говорила за двоих. Но Михаила угнетало предстоящее свидание с дядей и томило чувство какой-то еще не осознанной им своей вины перед Галей. Хорошее настроение не приходило.

…Угрюмо встретил племянника Степан Круглое. С минуту они молча смотрели друг на друга.

— Зачем звал, дядя Степа? — нарушил молчание Михаил.

Лицо Степана, заросшее небольшой бородкой, вдруг перекосилось от злобы. Темные безбровые глаза подозрительно сощурились. Вместо ответа Степан, размахнувшись, занес над Михаилом кулак. Племянник перехватил его руку и сжал, как в тисках. Степан рванулся. Михаил подался вперед, но руки не выпускал. Степан покраснел от натуги. Вдруг левой рукой он нанес Михаилу сильный удар в живот. От резкой боли тот вскрикнул, выпустил руку дяди и в ту же минуту очутился на полу. Здоровенный мужик, что приходил за Михаилом, легко отстранил дядю, помог Михаилу подняться и усадил на стул.

— Напрасно, Степа, горячишься, — вполголоса сказал он, — племянник все же. Молод еще. Было время, и мы с тобой шалили.

Все еще тяжело дыша, Степан зло косился на Михаила.

— Почитать старших перестал, — прохрипел он. — Про мою хлеб-соль, стервец, забыл?..

— Не забыл, дядя, а драться не позволю, не маленький уже.

— Да что ты! Самостоятельным, значит, стал? С каких это пор? Не с тех ли, как арестантского хлеба попробовал?

— С тех самых, дядя. А своим хлебом вам попрекать нечего. Кровью и потерей совести оплатил я ваш кусок. Но больше ни на какие уговоры не пойду. Баста! Честно жить буду!

— Это ты-то? Да кабы не Дашка, так голодранцем и ходил бы. Даром, дурная, смотрит за тобой, вот ты и перебиваешься на свои-то жалованные.

— Вы тетю Дашу не трогайте! Она одна у меня на свете.

— О тебе же, дураке, забочусь, — уже мягче заговорил Степан. — Со мной большие тысячи заработать можешь. И горб гнуть не надо.

— Приберегите ваши тысячи для кого-нибудь другого. От них за версту кровью несет…

— Перестань дурака валять, — прикрикнул Степан. — О какой крови болтаешь? Ты честно заработаешь свои деньги. Это я тебе слово даю. А если увидишь, что я обманул, — самовольно бросай и никаких! Да и делов-то всего пустяк. Идет? — хитрые глазки дяди впились в лицо Михаила.

Молчание племянника Степан истолковал по-своему: колеблется, видать, парень; Надо попробовать с другого конца подойти к нему.

Указывая на портрет Мишиного отца, висевший на стене в грязной рамочке, дядя торжественно сказал:

— Клянусь тебе, Мишка, памятью твоего отца, что правду говорю, честно заработаешь эти деньги.

Михаил хорошо знал, с кем имеет дело: стоит ему сейчас согласиться и сделать первый шаг, и уже не вырваться из цепких рук дяди и его сообщников — начнут запугивать, угрожать, а то и просто убьют.

— За какую же работу такие деньги платить будут? — угрюмо спросил он.

— Вот это другой разговор, парень, — вмешался долговязый. — Давно бы так. А то грызетесь, точно и не родня. Да и ты, Степан, хорош — на племянника руку поднимаешь. Срамота, прости господи!

— Ладно, Тимофей, оставь эту проповедь, — отмахнулся Степан и обратился к племяннику: — Работу, Миша, менять не придется. Ту же шоферскую исполнять будешь. Только у частного лица. Человек состоятельный, хорошо платить будет.

— Это откуда же такие добряки взялись? — недоверчиво спросил Михаил.

— Ну, хватит болтать! Кто да откуда? Работать пойдешь, куда велю! — резко оборвал Степан. — Завтра же бери расчет. В крайнем случае подай заявление и отработай положенный срок, дней десять — двенадцать потерпеть можно. А пока возьми вот задаток, — и он протянул сверток с деньгами. Миша не шелохнулся. Опираясь ладонями о колени, он думал над тем, что сказал дядя. Михаил знал цену всем этим клятвам, заверениям и обещаниям. Он понимал, что дядя опять тянет его в свои сети, снова старается вовлечь в какое-то преступление, а сам норовит остаться в тени. Так было и тогда, когда Михаил «завалился». — Ни те трое, ни тем более он сам — не выдали Степана. Но зачем все это понадобилось дяде? Ради чего он связался с темными людьми? Только ли ради денег? Живя одиноко в лесу, он был хорошо обеспечен, даже слишком хорошо. Значит, существовали другие причины. Как быть? Он посмотрел на дядю и долговязого. Вид у обоих не предвещал ничего хорошего… Если сейчас отказаться — живым отсюда не уйти.