Медицинский пункт в Лубково оказался в большом запустении. Варшавский энергично принялся за дело. Это несколько отвлекло от тоскливых мыслей, но ненадолго. Все чаще его одолевали воспоминания, и от них некуда было деться. Особенно трудно приходилось, когда он оставался один. Спасаясь от тоски, Семен Яковлевич много работал, посещал больных, не ожидая вызова. Часто выезжал в Приморск в горздравотдел. В короткий срок медпункт стал образцовым. Слава о молодом энергичном знающем враче быстро разошлась по Лубково. С утра он вел прием больных в медпункте, а после обеда ходил на вызовы.

Когда Римма подкатила на «Победе» к медпункту, Варшавский с небольшим саквояжем собирался к больным. Увидев бледного, окровавленного человека, с трудом выбиравшегося из машины, Семен Яковлевич поспешил на помощь. Бережно подхватил незнакомца и проводил в медпункт.

Вместе с Риммой они осторожно сняли с Завьялова пиджак. Когда Варшавский отошел к умывальнику, что бы помыть руки, Римма что-то шепнула брату на ух (и вышла из комнаты. Минуту спустя послышался шум мотора: Римма куда-то уехала.

Варшавский тщательно обработал рану и приступи, к перевязке.

— Доктор, дорогой, нельзя ли побыстрее? — попросил Завьялов. Ему не терпелось поскорей приняться за поиски «Доджа».

Доктор вскинул на него удивленные глаза.

— Вы, товарищ, на бал что ли спешите? У вас очень серьезное увечье. Кроме раны, наверно есть и трещина в ключице. Об уходе, по крайней мере до утра, даже и думать нечего. Вам необходим полный покой. Так что ночевать придется здесь. Вы ведь не из Лубково, — полуутвердительно спросил Варшавский. — Завтра поедем в Приморск. Посмотрим, что покажет рентген, а там можно будет решить, как поступить с вами.

Завьялов, казалось, не слушал Варшавского. Его мысли занимал «Додж». Куда он девался? Почему он направлялся в пригородное село? Здесь ли он еще или уже уехал? Эти мысли буквально жгли его, не давали покоя. Похититель машины несомненно должен был задержаться в Лубково. Очевидно, здесь он оставил Белгородову, а потом постарался поскорей убраться из опасного места и избавиться от машины. Что же тогда случилось со Звягинцевым? — Завьялов невольно поморщится.

— Больно? — участливо спросил Варшавский.

— Нет, ничего, — ответил Завьялов. Вдруг он резко поднялся и шагнул к двери.

Варшавский догнал его и силой заставил вернуться.

— Вы в своем уме? — прикрикнул врач. — Как вам не стыдно! Извольте сидеть спокойно, а не то я… я вас просто свяжу…

Завьялов покорно сел.

Решение уже было принято, капитан хотел немедленно сообщить о нем Решетову.

Когда Варшавский закончил перевязку, Завьялов посмотрел ему в глаза.

— Послушайте доктор, — спросил он, — вы понимаете, что такое неотложное дело?

— Вообще да. Но вы это к чему? — насторожился Варшавский.

— Я действительно чувствую себя прескверно и вынужден буду воспользоваться вашим гостеприимством. Но сначала я обязан ненадолго отлучиться и немедленно. Понимаете, обязан, товарищ…

— Варшавский, — подсказал врач.

— …Товарищ Варшавский. Это совершенно необходимо.

Было в глазах и голосе раненого нечто такое, что поколебало непреклонность врача.

— Вам далеко? — помогая натягивать пиджак на здоровую руку и застегивая пуговицы, спросил Варшавский.

— Где у вас здесь междугородняя телефонная стан имя или почтовое отделение? — вместо ответа спроси, Завьялов.

— Не очень близко отсюда. Погодите, через несколько минут должна вернуться сестра. Она отвезет вас. Это будет намного быстрее, да и ходить вам при растяжении связок нельзя. Но… — Варшавский замялся. Он опять посмотрел Завьялову в глаза и строго сказал: — Я должен прежде зарегистрировать ваше посещение медпункта.

Завьялов улыбнулся при этом несколько запоздалом проявлении бдительности. Улыбка сразу сделала его лицо открытым и приятным.

— Напрасно улыбаетесь, — как бы угадывая его мысль, нахмурился Варшавский, — мы, врачи, прежде всего оказываем помощь пострадавшему, кто бы он ни был. Ну, а потом… потом долг обязывает…

— Да, да, я понимаю, — снова улыбнулся Завьялов и стал здоровой рукой шарить в карманах. — Боюсь, что вас не удовлетворят мои документы. Паспорта я с собой не взял, а вот эго… — он протянул удостоверение водителя мотоцикла на имя Сергеева Александра Константиновича. Имя и отчество были настоящие.

Варшавский спросил, при каких обстоятельствах пострадал «Сергеев», записал все это в книгу и облегченно вздохнул. Казалось, он в самом деле поверил, что «Сергеев» не заметил телеграфного столба, вернее рельса, поддерживающего столб, и врезался в него мотоциклом.

Десять минут спустя Завьялов, сидя рядом с Риммой в машине, мчался к почтовому отделению…

Ночь. Улицы безлюдны. Лишь изредка в тишине отчетливо прозвучат шаги запоздалого прохожего или прошуршит шинами автомобиль. На перекрестках одиноко маячат милицейские посты. Город погрузился в сон. Только одно окно трехэтажного дома светится в этот поздний час. В кабинете тихо. Монотонно тикают стенные часы. Решетов задумчиво смотрит на сонный город. Легкий ветерок шевелит сильно поседевшие волосы. Он машинально дотрагивается рукой до кармана кителя — привычка, появившаяся в последние дни. С тех пор как уехала в Сибирь на практику единственная дочь Валя, Решетов носит ее фотокарточку с собой, в минуты тоски по ней разглядывает снимок. Но сейчас он только проводит рукой по карману, а мысли его заняты анализом недавних событий. Взгляд карих глаз полковника устремлен вдаль. Открытое, немного скуластое лицо порой хмурится, и тогда на переносице появляется упрямая складка. Снова и снова возвращается он к происшествию на морском берегу.

Попытка иностранной разведки инсценировать неудавшуюся высадку диверсантов и таким образом прикрыть переброску через советскую границу главного шпиона не удалась. Завеса, прятавшая тайну той мглистой туманной ночи, сорвана.

А операция, предпринятая врагом, и впрямь была задумана с дьявольской хитростью и отличалась странной жестокостью.

Дозорные катера и пограничники на суше несли охрану морских рубежей. А в это время на большой глубине к советскому берегу крался враг. Достигнув назначенного места, подводная лодка остановилась. По условленному сигналу туда же подошла вторая подводная лодка и круто свернула на юго-восток, а первая продолжала двигаться на юго-запад. Теперь первая лодка приняла сигнал. Он означал, что ей пора было отвлечь от себя внимание пограничников. Когда радиолокатор обнаружил и засек лодку, с нее были высажены диверсанты. Люди эти не подозревали, что организаторами диверсии они заранее обречены на смерть. Гибель, однако, постигла и лодку, что уж никак не входило в расчеты врага.

Тем временем вторая лодка, надежно, как казалось, прикрытая, выполняла основное задание. Но флагман дозорных катеров уже располагал ее координатами и возглавил погоню. Лодка была настигнута еще в советских водах и атакована. Она получила пробоину, но не потеряла хода и скрылась в нейтральных водах.

Дорогой ценой вражеская разведка высадила на наш берег диверсанта. Но сохранить высадку в тайне ей не удалось.

Вскоре жертвой диверсанта стала семья Силантьева.

Следствие установило, что Силантьев был надзирателем гитлеровского «Лагеря смерти». Его захватили части Советской Армии в момент, когда он вместе с немцами пытался бежать. При допросе Силантьев чистосердечно во всем признался.

Он был осужден на десять лет тюремного заключения. Находясь на тяжелых работах, он выделялся трудолюбием и старанием. Было видно, что человек хочет искупить свою вину. После пяти лет заключения его досрочно освободили.