— Мне бы хотелось самому убедиться, что дело пошло на поправку. В какой он палате?

— Это против инструкций! — категорически отрезала сестра. — Посещать больного можно будет не раньше, чем через неделю.

— Убедительно прошу разрешить краткое свидание. Он мой троюродный брат! — Я просунул в окошечко стодолларовую купюру и отвел взгляд — неприятно было наблюдать отразившуюся на увядающем лице медработника жестокую внутреннюю борьбу. Финал ее являлся предрешенным. Грязно-зеленая банкнота составляла месячную зарплату главврача.

— Только в виде исключения. Как близкому родственнику, — промямлила, густо покраснев, медсестра. — Девятая палата. Халат на вешалке возьмите.

Дав знак Цыпе, чтобы ждал в машине, я отправился на поиски.

Отыскал нужную палату на втором этаже в начале коридора, безвкусно выкрашенного в противненький грязно-желтый цвет. Своей перенаселенностью больничная палата сильно смахивала на камеру следственного изолятора. На двадцати квадратных метрах впритирку размещались восемь железных кроватей. Все больные здесь были явно из категории потерпевших — заплывшие синяками глаза всех оттенков радуги, перевязанные бинтами головы и загипсованные конечности вызвали у меня воспоминание о безобразном побоище из советской кинокомедии «Веселые ребята».

Олег Сапешко лежал у мутного окна и грустно наблюдал слезящимися глазами за клочковатыми дождевыми облаками, оперативно кучковавшимися в черные грозовые тучи.

Заметив меня, как-то виновато улыбнулся и попытался приподняться на своем ложе.

— Не трепыхайся, дорогой. Тебе это вредно, — я чуть нажал на его плечо, возвращая телр на исходную позицию. — Кто это тебя так неаккуратно?

— Тот же самый… Максим Максимович. На улице возле «Полярной звезды» поджидал. Только я успел ему передать маляву с графиком, как получил укол в грудь. В сердце, гад, метил! Наверно, из жадности на мокрое пошел. Пожалел обещанные поллимона!

— Может быть. Хотя, вряд ли. Скорее всего, решил подчистить свой хвост. Избавиться от единственного свидетеля, знавшего его в лицо… Одно непонятно, почему он тебя не добил? Глупо.

— Струхнул он, дешевка! Дело было прямо на тротуаре, а тут как раз выскочила из-за угла машина с мигалкой. Гад, перо выдернул и ноги в руки. Но это не менты оказались, а случайная «скорая». Она меня и подобрала с обочины.

— Кстати, о ментах. Ты им дал наколку на Макса?

— Чтоб я мусорам помогал?! Да ни в жизнь! За кого меня держишь? Показал, что подвергся нападению неизвестного грабителя.

— Ладушки! Не хипишуй! А то вон твои братья по несчастью начали на нас лишнее внимание обращать. Прислушиваться к базару. Лучше вспомни-ка что-то конкретное по Максиму Максимовичу. Детали какие-нибудь, манеру держаться, особые приметы. Сам просекать должен, надо его поскорее разыскать. Слишком много у меня вопросов к нему накопилось!

— Какие детали, боже мой? — осунувшееся лицо Сапешко приняло плаксивое страдальческое выражение. — У меня кумпол вот-вот расколется! Опохмелиться вы, случайно, не захватили?

— Нет, но не переживай. Я капусту принес, что обещал, — вынув из бумажника «лимон», который всегда был при мне на случай непредвиденных расходов, я сунул денежную пачку под подушку этому недобитому алкашу. — Оскал капитализма и рыночных отношений действует даже на больничной территории. Купи медицинского спирта или няню в ларек зашли. Когда я уйду. А сейчас напряги извилины. Уж постарайся! Вот, к примеру, в первый вечер, когда с Максимом Максимовичем познакомились в баре, он по пьяни ничего лишнего не сболтнул? Вспоминай!

— И нечего даже вспоминать! — Сапешко чуть не хныкал. Было ясно, что все его помыслы крутятся вокруг близко замаячившего долгожданного опохмела. — Да и не пил он вовсе. Коктейль «Кровавая Мэри» заказал, да так и не притронулся. Хотя сразу видать, что законченная пьянь.

— Из чего ты это заключил?

— Одеколон пьет. Я с лету учуял. Опустившийся человечишко, хоть и прилично одет — в кожаное пальто.

— Не обязательно, — я разочарованно вздохнул. — Может, язва желудка у него. Одеколон, говорят, помогает.

Сколько я ни бился, ничего путного Фигаро так и не выудил из своей болящей головушки. Пообещав скоро снова навестить, я, наконец, покинул сразу повеселевшего потерпевшего.

В салоне «волжанки» плотно плавали терпкие клубы анаши.

— Как успехи? — распахивая дверцу, встретил меня вопросом Цыпа.

— Никаких. А ты что, дорвался до халявы? Верни-ка портсигар. Всю машину провонял!

— Ты не так понял, Евген! — Цыпа отдал портсигар и запустил мотор. — Просто пытался перебить запах одеколона.

— Невежа! Это цветочные духи, а не одеколон! — я осекся, буквально потрясенный вдруг возникшим у меня подозрением. — Рвем когти в «Кент»! Нужно срочно кое-что прояснить!

«Волга» взяла с места рывком. Заметив, что Цыпа что-то очень часто стал поглядывать в зеркало заднего вида, я не выдержал и спросил:

— В чем дело? Хвост?

— Не знаю. Возможно, ошибаюсь, но мне показалось, что за нами пытался увязаться «опель-адмирал». У ребят из казино, между прочим, три таких машины. Но на перекрестке отстал. Может, их спугнул наш экскорт — «девятка» с мальчиками?

— У тебя просто нервишки гуляют, — отмахнулся я. — Вряд ли черняковская братва так скоро смогла проведать о смене машины.

Через десяток минут мы уже находились в «Кенте» и поднимались по ковровой дорожке лестницы на второй этаж.

Дверь в восьмой номер, как обычно, была не заперта. По ходу, таким незамысловатым образом хозяин демонстрировал свое гостеприимство.

Арнольд на этот раз зажигал не в розовом неглиже, а в темно-синих джутовых брюках и такой же рубашке навыпуск. На ногах красовались фасонистые туфли под крокодила. Гей-мальчик развлекался с игровой приставкой «Денди», подключенной к телевизору.

— Какой приятный сюрприз! — радостно всплеснул он руками. — Сразу два клиента! И каких! Хозяин со своим главным помощником! Желаете одновременно? Вертолетиком?

— Ты не ошибся. Мы наведались, чтобы доставить тебе целую гамму острых ощущений. Но совсем другим способом! — я прошел к окну, отрезав последнюю, хоть и весьма призрачную, возможность для Арнольда уйти от предстоящего разговора по душам. — Тебе не повезло. Сапешко жив. Сиди смирно, Максим Максимович! Умей проигрывать достойно!

С густо накрашенных губ Арнольда медленно сползла угодливая улыбка, и ее место тут же занял злобный оскал.

— Все-таки ты везунок, Монах! Даже перед смертью тебе фарт катит!

Сообразительный Цыпа, вмиг вкурив, что почем, защелкнул дверь и подошел вплотную к Арнольду.

— Не дергайся, дорогуша! — проворковал он, принимаясь за его тщательный шмон. — Если, конечно, хочешь и на мраморном столе смотреться привлекательно, без уродливых кровоподтеков. Авось, тебе еще и повезет — соблазнишь сторожей морга. Они же все маньяки-извращенцы! Хе-хе!

Очень довольный проявленным сомнительным остроумием, Цыпа быстро закончил обыск, выудив у своего клиента из заднего кармана брюк пружинный нож. Нажав на кнопку, выщелкнул длинное узкое лезвие, похожее на жало стилета.

— Евген, наверняка вот этим самым кнопарем Фигаро подколот! — Цыпа явно претендовал на мою похвалу за сообразительность.

— Не только Фигаро! — я не сдержал усмешки, наблюдая удивление на лице телохранителя. — На нем также кровь владельца казино Черняка! Верно, Арнольд?

Тот продолжал молча сидеть в кресле, пустым безжизненным взглядом уставившись на экран телевизора, где появилась английская надпись, означавшая конец игры.

— Сами решайте свои ребусы. Говорить я не буду. Смысла нет. Но и вы недолго меня переживете! — Арнольд весь напрягся, увидев занесенный для удара цыпин кулак.

— Будешь! Еще как будешь! Запоешь, как миленький! — Цыпа глянул на меня, ожидая разрешения приступить к привычной работе с заартачившимся клиентом.

Я отрицательно покачал головой.

— Погоди, Цыпленок! Мы же интеллигентные люди, а не мясники! Попробуем договориться. Слушай сюда, Арнольдик! Я сейчас расскажу, как вижу, эту историю. Если в чем-нибудь ошибусь, поправишь. Всего-то и делов. Зато, обещаю, умрешь быстро, без лишних мучений. Ладушки?.. Даю десять секунд. Время пошло!