А вот и Лена. Густой слой макияжа превратил ее лицо в маску, выделялись ярко накрашенные, будто кровавые, губы.
— Ай-я-яй! Котик заскучал и пьет в гордом одиночестве! — ее наигранно-веселый смех вдруг оборвался, и она вытаращилась на меня быстро трезвеющими глазами.
— Узнала, что ли? — хмуро буркнул я, наливая себе следующую порцию.
— Женик?!
— Гарантирую. Вот, навестить зашел.
— Какой ты молодец!.. Освободился? — Лена неуверенно присела на краешек софы, тщательно запахнув полы халатика.
— Откинулся… Шел к милой близкой женщине, а пришел к затасканной проститутке! — намеренно безжалостно констатировал я, отправляя коньяк в рот.
Лена молчала и, повернувшись, я с поздним раскаяньем увидел, что по ее странно застывшему лицу текут слезы, оставляя безобразные темные бороздки. Губы кривились, подрагивая, от через силу сдерживаемых рыданий.
— Ну ладно, кончай! — невольно почувствовал к ней острую жалость. — Не мне тебя судить. Не бери в голову. Иди лучше умойся, а то на вампирку смахиваешь.
Лена без слов поднялась и быстро ушла в ванную, плотно прикрыв за собою дверь.
Я уже начал подумывать, не исчезнуть ли мне по-английски — без предупреждения, когда, наконец, она снова появилась. Лицо было бледным, но без краски и помады смотрелось как-то по-домашнему мило.
— Давай-ка, выпей, — я решительно придвинул ей рюмку. — У меня и торт в наличии. Твой любимый — «Птичье молоко»…
Лене опять едва не потребовалось очередное отступление в ванную, но она овладела собой, подавив рвавшиеся наружу эмоции коньяком. Я тут же налил ей снова. Мгновение поколебавшись, она с этой рюмкой поступила так же, как с предыдущей.
Нет, женская логика и резкие перепады настроений уму моему неподвластны, — Лена (?!) рассмеялась.
— Каким ты был — таким остался!
— Удивительно, что вообще вспомнила.
— Я не забывала… В зону писала, но ты не пожелал ответить…
— Молодой был, глупый. Пожалел твою судьбу об свою ломать. Было два письма, на третье я бы ответил, капитулировал. Но оно так и не пришло…
— Прочь воспоминания! И грусть прочь! — Лена неестественно-беззаботно передернула плечами и наполнила рюмки, продолжая оживленно щебетать. — Главное, ты вернулся из тех жутких мест. Уже решил, где будешь работать? А жить? Если хочешь…
— Только не надо обо мне беспокоиться! — оборвал я ее, возможно, искренние излияния. — Жильем обеспечен, уж полмесяца в городе. А работать, в твоем понимании, у меня просто нет времени. Уже тридцать восемь, полжизни истрачено зря. Вторую половину решил посвятить развлечениям и удовольствиям. По-моему — справедливо. Фифти-фифти.
— Но это же дорога опять в тюрьму.
— Пути Господни неисповедимы. Авось, кривая вывезет. — Меня потянуло пофилософствовать — обычная реакция после нескольких рюмок хорошего коньяка. — Я вот Библию в зоне осилил со скуки. И нашел истину — главное — Вера, она все создает и разрушает.
Лена недоверчиво улыбнулась.
— Ты не поняла! — продолжал я, входя в раж. — Не зашоренная узколобая вера в Святое Писание, Мессию и так далее. А Вера с заглавной буквы и даже совершенно не важно, во что именно. «По Вере вашей дано вам будет», — сказал Господь. Врубаешься? Или еще цитата: «Если б имели Веру с горчичное зернышко, то двигали бы горами»… А вот наглядный пример: когда увидели Апостолы, что к их лодке прямо по воде идет Иисус, Петр спросил его: «Можно ли мне пойти тебе навстречу?» И, получив разрешение, вышел из лодки и пошел по воде, как по тверди. Но, убоявшись высоких волн, провалился и стал тонуть. Христос спас его, сказав: «Безумец! Зачем ты усомнился?!»
Понимаешь? Достаточно искренне поверить, что можешь ходить по воде — и будешь. И так во всем. Я верил, что на воле у меня все будет в елочку. Так и вышло…
— Для меня это слишком сложно. — Лена закурила из моей пачки. — Будто и не было тринадцати долгих лет… Такой же выдумщик и фантазер…
— Дьявольщина! Фантазия здесь не при чем! Смотри, если заменить в Евангелии от Иоанна «слово» на «вера», то все станет ясно: «В начале была Вера и Вера была у Бога и Вера была Бог». Улавливаешь?
— Не очень…
— Ну и ладно. Масло в твоем чайнике явно давно пригорело — очевидное не просекаешь. Завяжем. Лучше поведай, как из будущей актрисы ты превратилась в то, что имею счастье лицезреть?
— Какое уж там счастье! — горько вздохнула Лена, не поняв моего черного юмора. — В театральное дважды проваливалась. А с этим ускорением и реформами многих уволили с кондитерской фабрики. И я попала под сокращение, как малоквалифицированная работница. Что было делать? Ты за решеткой и не отвечал даже на письма… Ну и пошла нашей бабской проторенной дорожкой… Пробовала по ресторациям клиентов снимать, но отовсюду гнали, понятно — жесткая конкуренция при рыночных отношениях. Уже подумывала бросить это дело, да подвернулся один знакомый, тот, что главным свидетелем на твоем суде проходил. Чернявенький такой…
— Ворон?!
— Он не любит, когда его так называют. Для меня он Александр… Поставил дело на поток. Стали клиенты прямо на квартиру приходить с его подачи. Поначалу косяками шли, иногда не успевала даже под душ сбегать. Но привлекательность молодости быстро увяла… Как говорил горьковский Актер: «Мой органон отравлен алкоголем». А выпивка, сволочь, известно, как на внешности сказывается. Вышла в тираж. Сейчас хорошо, если два клиента за неделю.
— И много нагорает?
— Такса — двадцать штук в час. Да и из этих крох половину Александр забирает. Не сам — человек от него приходит. Александра-то прошлым летом изувечили, инвалидом сделали. Теперь уж сам-то не бегает…
— И много у него людей? Костяк группы знаешь?
— Без понятия. За капустой все разные приходят. Молодняк. Шпана районная. Думаю, группы и нет. По найму просто у него разные ребята калымят.
— Ладушки. Это сильно упрощает. А штат девочек большой?
— Целая записная книжка. Я там значусь как Леонора, сама видела. Зачем тебе?
— Для расширения кругозора. Я же только-только в мир вышел, хочу поскорее освоиться. Ну, ладно. В общем-то, мне пора, на минутку забегал. Бывай, Лена. Или, верней, Леонора?
— Если можно, для тебя я хотела бы остаться Леной, — она нерешительно поднялась с софы и быстро спрятала руки за спину, явно опасаясь, что те выдадут ее состояние, потянутся ко мне.
— Хорошо, Лена. Счастливо. Рад был повидаться. — Я встал и сверху вниз посмотрел на застывшую женскую фигуру, почему-то показавшуюся в этот момент хрупкой и беззащитной.
Шагнул к двери.
— Женик… Может, останешься?..
В ее голосе была такая боль и полная безнадежность, что я невольно остановился и повернулся к ней.
Лена стояла вполоборота к окну, и я вдруг увидел отразившийся в ее наполненных слезами глазах луч заходящего за крыши домов солнца…
Что тут скажешь?.. Я остался.
Утром проснулся поздно. Ночь была бурной. Лена удивила меня неутолимой страстностью и неистово-нежными ласками, о наличии которых в ней я и не подозревал. Хотя, должен признать, что, может, это и не страсть вовсе, а просто многолетний профессиональный опыт.
Завтракали по-семейному на кухне и со стороны выглядели, наверно, добропорядочной любящей парой. Бандит и проститутка… Вполне подходящая друг другу парочка.
Впрочем, сарказм в данной ситуации показался мне неуместным, и я выкинул крамольные мысли из головы. Этому способствовал замечательный омлет с мелко нарезанной ветчиной и необычно вкусный натуральный кофе.
Ленка почти не ела, а, подперев ладошками голову, неотрывно смотрела на меня радостно искрящимся нежным взглядом.
Мне даже стало неловко. Я-то знал, что ответить ей тем же никогда не смогу. Есть такой недостаток — честен с женщинами до неприличия.
— А профессию ты не хочешь поменять? — спросил я, стараясь не встречаться с ней глазами. — Сейчас ведь такие возможности… «Комок» могла бы, например, открыть, торговлишкой какой-никакой заняться.
— Да я хоть к черту в зубы готова, только бы от Александра отвязаться. Но ты знаешь, сколько киоск стоит? Больше миллиона! Мне столько никогда не скопить. Да и товар на какие шиши закупать?
