— Надеюсь, что вы правы, — повторяет Стивен. — Как поживает ваша книга?

— К сожалению, я не продвинулся ни на йоту, библиотека Беккета поглощает все мое свободное время.

— Вот уж не думал, что вас это настолько увлечет, мне казалось, что вы прагматичны.

— После того что случилось сегодня, мой прагматизм окончательно рухнул.

— Полно, вы же уверены, что Лиз нас обманывал! Мы пока что не получили никакого подтверждения его словам.

— Интуиция подсказывает мне, что он был искренен.

— Может быть, и так, но даже если он верит в свои «видения», то это еще не значит, что в них должны верить мы! Мне бы хотелось сначала получить какие-нибудь весомые доказательства его способностей. И он совершенно напрасно отказался угадывать содержимое наших карманов! Иисус как-то упрекнул «племя маловерное», жаждущее чудес, но если бы не здравый смысл и сомнения, то какое раздолье было бы для шарлатанов! Их и так хватает, даже в наш просвещенный век.

— Кстати, ваш дворецкий, кажется, испугался, вы обратили внимание на его лицо?! — сообщает Томпсон с усмешкой.

— Да, но должен заметить — это человек не робкого десятка. Во всяком случае, я уже несколько раз замечал, как он выбирается в сад ночью с фонарем, вооруженный одной кочергой. И только потому, что ему почудились там чьи-то голоса.

— Вот как, а как он решил вопрос с крысами? — спрашивает Стивен. — Помнится, вы говорили, что собираетесь завести кошку.

— Да, я привез кота, и эта чертова тварь расцарапала мне руки! — Дарлинг показывает ссадины на тыльной стороне ладони. — Кроме того, боюсь, что он сбежал, — я не видел его уже несколько дней, а крысы ночами по-прежнему прыгают по коридору.

— Может быть, коту не понравился Уолтер? — предполагает Джеймс Стивен. — Животные его не очень любят, он и сам это признавал не раз. Кстати, некоторые рекомендуют терьеров — они отличные охотники на крыс, но не уверен, что вам понравится, что собака будет носиться по дому ночью…

Он замолкает, словно припоминая что-то, и добавляет:

— И все же есть что-то странное в вашем доме, как мне сдается!

— Может быть, — соглашается Дарлинг. 

— Я хотел бы попросить расчет, сэр, — Ангус Белл замирает посреди комнаты, глядя на хозяина дома. — Мне очень неловко, я должен был предупредить вас заранее, но обстоятельства сложились таким образом, что у меня не было такой возможности.

На сухом, бескровном лице поверх тугого воротника не отражается ничего. Белл принадлежит к редкой породе прирожденных слуг, считающих проявление эмоций непозволительной для себя роскошью.

Гарольд Дарлинг застигнут врасплох — у дворецкого, как он думал, не было никаких причин для недовольства.

— Очень жаль, — замечает он, — я был доволен вами.

— Благодарю вас, сэр, — следует вежливый поклон.

— Могу я узнать, что послужило причиной вашего решения? Вы прослужили у меня совсем недолго. Возможно, вас не устраивают условия, — тогда скажите об этом прямо.

Ангус Белл мешкает с ответом, и Дарлинг понимает, что сейчас услышит ложь. Вежливую ложь.

— Дело не в условиях, сэр. Совсем нет. Один из моих родственников очень болен, сэр, — сообщает Белл. — И я боюсь, что без моего присутствия он не сможет обойтись.

Тут в дело вступает Сикерт. Все это время он стоял у дверей, опершись о косяк, словно посетитель салуна на Диком Западе, и с любопытством прислушивался к разговору.

— Помнится, вы говорили, что живете в Лондоне один, — замечает он.

— Совершенно верно, сэр, речь идет о моем брате. Он недавно прибыл из Эдинбурга и в пути серьезно простудился.

— Послушайте, Белл… Дело ведь не в вашем брате, верно?

— Если позволите, сэр, мой брат действительно болен и нуждается в опеке, но есть еще причины, о которых я бы не хотел говорить.

— Бросьте, у вас какой-то нервный вид, — продолжает художник. — С вашей стороны просто невежливо что-то утаивать от нас!

Дарлинг думает, что именно эта бесцеремонность и отпугивает от Сикерта англичан старой закалки. Но в данном случае она принесла плоды.

— Я не хотел говорить об этом, сэр, но если вы настаиваете — этот дом внушает мне страх.

— Потрудитесь объясниться.

— Я христианин, сэр, и мне не по душе то, что происходит в этом доме.

— Вы имеете в виду наш недавний спиритический сеанс? — уточняет Уолтер Сикерт.

— Именно, сэр. Кроме того, здесь творятся странные вещи, с вашего позволения, сэр, — сообщает он после короткой паузы. — У нас в Шотландии я много слышал о таких домах. Я не суеверен, сэр, но, когда я вижу или слышу что-то странное, я не могу притвориться, что этого нет. Я боюсь, сэр.

Дворецкий опускает голову, словно устыдившись собственных слов.

— Так что же вы видели и слышали? — продолжает допрос художник.

— Шаги, голоса… Не ваши, сэр, и не мистера Дарлинга. Какие-то неясные шепоты, и все время кажется, что рядом кто-то есть. Вы помните, сэр, кошку, которую вы принесли, чтобы она ловила крыс? Я нашел ее мертвой, сэр. Я не стал говорить вам, но на ее морде застыло выражение ужаса. И еще: в доме нет никаких крыс, я это точно знаю, потому что крысы всегда оставляют следы. Но их нет, сэр. Нет следов — значит, нет и крыс. В этом доме нет ни одной крысы, и это не они шумят здесь по ночам.

— Хорошо, Белл! — смущенно отвечает Дарлинг. Он не знает, что еще сказать. — Но надеюсь, что вы задержитесь еще ненадолго, потому что теперь нужно найти вам замену.

Белл отбывает на кухню; хозяин и его постоялец некоторое время молчат. Потом Сикерт усаживается в кресло, забрасывает ногу на ногу и обращается к литератору:

— И что вы обо всем этом думаете? Вот уж суеверные шотландцы, у них это, похоже, в крови; вы же знаете — Яков Первый был королем Шотландии до восшествия на престол. [14] К черту его! Пусть крысы бегут с нашего корабля, Дарлинг! Можете расценивать это как каламбур.

— А вам не случалось слышать по ночам эдакое старческое кряхтение, похожее на кашель? — осведомляется Дарлинг. — И шаги, о которых говорит Белл, — я, признаюсь, слышал их не раз. Да вы и сами должны помнить тот вечер, когда вам показалось, что в саду кто-то есть!

— Хорошо, хорошо! Признаю, — Уолтер Сикерт энергично кивает. — Я кое-что и сам замечал. Что ж, пусть будет так! В конце концов, даже если предположить, что по дому расхаживает призрак, нужно признать, что от него нет никакого вреда. Мы же не будем читать здесь молитвы, как пугливые идиоты! Честно говоря, я предпочел бы встретить здесь самого старика Люцифера с его огненными копытами и трезубцем, нежели какого-нибудь святошу!

Дарлинг сдержанно улыбается — его нельзя назвать религиозным человеком, однако атеизм Сикерта выглядит чересчур демонстративным.

— Должно быть, это ужасно скучно — быть призраком! — продолжает художник. — Проводить здесь день за днем до скончания века — ни выпивки, ни женщин, ни светских развлечений… Как это грустно, черт возьми!

— Может быть, но меня больше беспокоит то, что мы остались без прислуги, — отвечает Дарлинг. — Я неприхотлив, мне не нужен потомственный дворецкий с отличными рекомендациями. Достаточно, если это будет честный малый, который хорошо знает свое дело и не слишком суеверен.

— Я понимаю. Постараюсь подыскать вам прислугу сегодня же! — обещает Сикерт. — Это будет моей платой за ваше гостеприимство. Я просто обязан это сделать. Черт возьми, я знаю, дружище, что иногда бываю невыносим, а ваша кротость сделала бы честь святому Франциску!

В тот же вечер он исчезает почти на сутки и проводит их, вероятно, в одной из своих студий в Уайтчепеле. Гарольд Дарлинг не раз за последние дни жалел о том, что предоставил убежище эксцентричному художнику, но теперь вынужден признать, что в его отсутствие чувствует себя немного не по себе. К счастью, Белл согласился остаться еще на несколько суток — как бы он ни был напуган, чувство долга возобладало над страхом.