Динь — динь. Так могла звонить только она. Ян радостно распахнул дверь.

На пороге, тяжело отдуваясь и упираясь ладонью в стену, стоял следователь Магницкий.

— Как хорошо, что вы еще не ушли, — сказал он. — Разговор неотложный. Может быть, вы меня впустите в помещение?

— Может быть, — Ян нехотя отступил, и следователь Магницкий прошел в комнату. — Нет, пожалуйста, в кухню.

Магницкий осторожно опустил свое грузное тело на облезлый венский стул, давно просящийся к антиквару. Стул недовольно заскрипел, но не развалился. Ян подвинул к столу табуретку, уселся и сказал:

— Все условия для разговора. Не хватает только бутылки.

— Это как раз тот случай, когда без бутылки не разобраться, — сказал Магницкий. — Ян Борисович, а зачем вам двойное гражданство?

— Что?

— Следствию известно, что у вас есть паспорт гражданина Латвии на имя Яниса Стрельникса, — сказал Магницкий. — Зачем он вам? Вы собрались уехать вместе с вашей женой?

— Что??

— Я знаю, что ваша супруга оформляет документы на ПМЖ в Канаде.

— Она мне не жена, — сказал Ян.

— Но вы не разведены. Значит, жена, — сказал Магницкий. — Вы видите, что я знаю очень много. Я знаю почти все. Почти. Я не знаю только одного. Не могу я понять. Неужели вы рассчитываете, что вам это удастся сделать? Вы же имеете представление об этом мире, о законах этого криминального мира. Вы же должны ясно понимать, что вас не выпустят с такими деньгами.

— С какими деньгами? — Ян окончательно растерялся.

Магницкий казался трезвым, и по роду занятий не мог быть шизофреником. Не мог быть, потому что они там все медкомиссию проходят. Но мог им стать, потому что работа больно вредная. Во всяком случае, все, что он сказал, было слишком похоже на цитату из учебника по психиатрии. У психов своя логика, непостижимая для нормального человека. И сейчас Ян тщетно пытался понять, какая связь между латвийском паспортом и бывшей женой, с которой он никуда не собирался ехать — наоборот, был бы рад поскорее ее проводить. Что еще? Какие-то деньги. Какие деньги?

— Вы меня с кем-то путаете.

— Ян, вы мне симпатичны, — сказал Магницкий. — Вы нормальный человек. Я искренне хочу вам помочь. Ян, отдайте деньги. Лучше всего, если вы отдадите их мне.

— Ладно, уговорили, — сказал Ян. — Возьмите в тумбочке.

— В тумбочке? — переспросил Магницкий, оглядываясь.

— Ах да, совсем забыл, они под матрасом, — сказал Ян. — Товарищ следователь, вы заберете все деньги или немножко оставите?

— Хорошо, зайдем с другой стороны, — сказал Магницкий, — может быть, и нет никаких денег. Может быть, ваш директор дает ложные показания. Может быть, Корша никто и не убивал.

— Я как-то потерял нить разговора, — сказал Ян. — Если вы меня спрашиваете, то хоть дайте время ответить.

— Хорошо, спрашиваю. В каких отношениях вы находитесь с Хорьковым?

— В нормальных отношениях нахожусь, — сказал Ян, следя за мимикой и интонациями. — А что?

— А как вы тогда объясните, что он вас топит? В своих показаниях он прямо называет вас участником убийства Корша.

— Что? Что… Что?!?!

— Ничего особенного. Это нормально. Подозреваются всегда самые близкие, а вы были близким другом убитого, ведь так?

— Стоп, — сказал Ян. — Это допрос? Тогда я звоню своему адвокату. И пока он не приедет, я буду молчать. А вы можете говорить, сколько угодно.

Никакого адвоката у него не было. Было несколько подружек с юрфака, так они сейчас на каникулах. Можно, правда, Амурскому позвонить. Если его причесать, сойдет за адвоката.

— Зачем нам лишние люди? Кухня у вас такая тесная, — сказал Магницкий. — Нет, Ян Борисович, это не допрос. И вы можете молчать. Говорить буду я. А вы слушайте. Итак, цена нашего разговора — сто пятьдесят тысяч долларов.

— Прилично, — сказал Ян, постепенно приходя в себя после психической атаки. — Вот теперь я точно знаю, что вы меня с кем-то путаете. Такие деньги и я — две вещи несовместные.

— Вот и я говорю, что вам с такими деньгами не стоит связываться. Это деньги, которые убитый должен был привезти вместе с вами в бассейн. Это деньги, которые предназначались для передачи Алине Ивановне Гусаровой в присутствии Хорькова и вас, как свидетелей сделки. Это те самые деньги, которые Корш должен был заплатить, чтобы выйти из совместного предприятия и оставить лагерь в своей собственности. Сто пятьдесят тысяч долларов в двух полиэтиленовых пакетах. Корш мог доверить такую перевозку только вам, как самому близкому ученику. А вы его по дороге убили. Вот почему он пытался написать ваш номер телефона на песке. Он, умирая, хотел навести нас на убийцу. А теперь самое главное. Ян Борисович, отдайте эти деньги. И тогда все будет нормально. Дело будет закрыто, и никто вас не тронет.

— А если не отдам? — спросил Ян.

— Тогда вы будете задержаны по подозрению в убийстве. Это с нашей стороны. А с бандитской стороны на вас будут давить уже другими методами. Вы все равно отдадите эти деньги, рано или поздно. Где у вас туалет?

— Что?

— Где туалет? — спросил Магницкий, вставая. — Я почками страдаю, знаете, просто кошмар. Каждые полчаса приходится бегать. Просто кошмар.

— Пожалуйста, — Ян показал ему на дверь.

Ему пришла в голову отличная идея. Запереть следователя в туалете, забить дверь гвоздями и уйти. Уехать куда-нибудь на месяц. Нет, лучше на два, для верности. Толстяк Магницкий может протянуть долго за счет своих жировых запасов, а вода у него будет в унитазе, свежая, проточная. Пожалуй, даже на три месяца придется уехать.

Пока он рассчитывал запас жизнестойкости следователя, тот успел выйти на свободу, избежав страшной участи.

— Так вот, — Ян старался говорить спокойно. — Все это очень занятно. Но мой паспорт — это мое личное дело. Жена со мной не разводится, потому что из-за развода задержится ее отъезд. Корша я не видел сто лет. Мы с ним не общались с весны, когда он продал бассейн. Я не был его близким другом или там лучшим учеником. Я вообще не был его учеником, его ученики на «Мерседесах» ездят. Я на него работал, и все.

— Каким полотенцем можно руки вытереть? — спросил Магницкий. — Можно этим?

— Нет, возьмите чистое с веревки, — сказал Ян. — Дальше. В эти дела, с продажей бассейна и с лагерем, я никогда не влезал и понятия не имею, где чья собственность, и меня это не касается никак. И последнее. Я никого не убивал. И денег никаких в глаза не видел. У меня все ходы записаны. Я всегда на виду. Где я был все это время, и что я делал днем и ночью, это вам могут рассказать десятка два свидетелей. Только не таких придурков, как Хорьков. Почему он на меня наговаривает, я не знаю. И не понимаю. Здесь нужен психиатр, а я простой инструктор. И еще раз говорю. Если хотите меня допрашивать, присылайте повестку, я приду, отвечу на ваши вопросы, подпишусь под протоколом и так далее.

— Ясненько, — сказал Магницкий, вытирая руки. — Успокойтесь, успокойтесь. Считайте, что мы ни о чем не говорили. Только давайте уточним одну деталь. Вы говорите, что не были близким другом Корша. Допустим. Но вы были его личным водителем, а это почти член семьи.

— Это вам тоже Хорьков наговорил? Бред. Корш сам всегда ездил, никакого личного водителя у него не было.

— Ясненько. А вот Хорьков утверждает, что вы были его телохранителем, и даже оружие носили незаконно.

— Ну и пусть утверждает, — сказал Ян, ощутив странное равнодушие. Он уже и не пытался ничего понять. — Да, кстати, когда это вы успели допросить Хорькова?

— А никто его не допрашивал, он вчера с утра пораньше сам пришел и заявление принес, — сказал Магницкий с усмешкой. — Подробное такое заявление, на пяти страницах. Его, правда, уговорили переписать покороче. Он выбросил все лирические отступления, вроде вашего паспорта, планов скрыться за границей и так далее. Про ваш аморальный образ жизни тоже все выбросил, хотя ему это и тяжело давалось. В общем, изложил суть дела на одной странице. Почему я и спросил о ваших отношениях.