— Он что, двор охраняет? — спросил Ларцев.

— О нет! Его во двор и не выпускают, только на прогулку. Трезор охраняет ночью комнаты. Я сейчас найду снимок, где он лежит в дверях. Да вот он, посмотрите!

Внимательно изучив снимок, Базов передал его Ларцеву, многозначительно посмотрел на своего помощника и спросил:

— Кого же Трезор подпускает к комнатам?

— Только Бюхнера и Фишера. Больше к комнатам никто не может подойти.

— Разве вас собака не пропустит? Она ведь вас знает? — спросил Ларцев.

— Трезор приучен только к Бюхнеру и Фишеру, но на прогулках слушает и меня.

— А что они там хранят, в этих комнатах? — спросил Базов.

— Я иногда бывала там по вызову, только днем. У Бюхнера хранится книга коммерческих расходов. Что это за расходы, мне неизвестно. Просто записываю: израсходовано тогда-то, таким-то — и указываю сумму. Потом даю расписаться лицу, производившему расходы.

— Чьи же там подписи?

— Бюхнера, Фишера, Рединга, Шмидта… Я могу сделать выписку этих «расходов», — предложила Маринова. — За прошлую неделю все помню. А в книге только за тридцать второй год. Остальные расходные книги уже отправлены в Берлин.

— Почему же они так тщательно охраняют свои комнаты? — задумчиво проговорил Базов. — Что они там держат?

— Я точно не знаю. Возможно, какие-то деловые записи. У Бюхнера, я видела, хранятся деньги. Однажды при мне он достал из стола пачки банкнот. Я видела иностранную валюту и советские купюры.

Ларцев отметил про себя, что в деловой части беседы Маринова держится по-другому. Куда девались поговорки, размеренная речь. «Вышколила ее жизнь действительно крепко, — подумал Ларцев. — Сдержанна, точна, кратка. Ни слова лишнего… Какая же она настоящая? Та или эта? Вернее всего, и та и эта. Просто сейчас перед ней другая задача, другой смысл в разговоре. Стоит спросить мнение Базова».

— Ну вот, на сегодня все. — Базов протянул Мариновой руку, просто, по-товарищески.

Она ответила крепким рукопожатием.

Ларцев появился в кабинете Базова с веселой улыбкой и положил перед ним стопку фотографий.

— Вот, полюбуйтесь, Леонид Петрович! Это снимки из дневниковых тетрадей Фишера. Всего их оказалось девять. А вот, пожалуйста, пять снимков из записной книжки Бюхнера — тут закодирована вся русская агентура.

— Ну что ж, посмотрим, что они там записали…

— Теперь все как на ладони, Леонид Петрович! Читаю перевод записей: «Златоустовская электростанция — авария с крупным мотором. Остановлен прокатный стан цеха. Сведения о производстве. Деньги — 3000 рублей — май, 5000 рублей — июнь. В. Орлов — зав. электростанцией». Видите, как у них все аккуратно записано, — восхищенно заметил Ларцев.

— А вы, Виктор Иванович, сверяли эти записи с выпиской из книги коммерческих расходов, которую вам дала Маринова?

— В точности все сходится, Леонид Петрович, и месяцы и суммы.

— Это хорошо! Продолжайте, пожалуйста.

— «Зуевская районная электростанция. Генератор 3. Июль 32 г. Выведен из строя. Ботляров — зав. турбинным цехом, 2000 рублей. Уральская ГРЭС. Выведен из строя мотор питательного насоса и выключатель фидера. 15 аварий с приводами масленников. Май 32 г. — 3000 рублей. Логачев — заведующий эксплуатационным отделом. Мосэнерго. 1-я ГРЭС. Аварии на турбинах № 27 и 28. Были выключены масленники. Авария трансформаторной группы № 2. Новоруков — заведующий эксплуатационным отделом, 5000 рублей». Дальше читать, Леонид Петрович? Здесь описаны аварии на Челябгрэсе, на Бакинской, Шатурской и Каширской станциях.

— Оставьте расшифровки у меня, Виктор Иванович. Я все сам посмотрю. А что же обнаружено в записной книжке Бюхнера? — спросил Базов.

— Клички агентов, собственноручно записанные Бюхнером. Когда будем проводить операцию?

— Виктор Иванович, выпейте стакан холодной воды. Это хорошо освежает горячие головы. Ни на этой неделе, ни в этом месяце мы «громить» никого не будем. Если они сами нас не вынудят.

Ларцев резко поднялся со стула:

— Леонид Петрович! Но у нас же все документы налицо, чего еще ждать?

— Успокойтесь, Виктор! Это ведь не бандитов ловить — раз-два… и вяжи.

— Но, Леонид Петрович! Эти гады… Они же могут взорвать любую нашу электростанцию. Посмотрите, как они их наводнили своей агентурой!

— Вот, Виктор! Если мы прозеваем и они взорвут, тогда нас с вами надо действительно отдать под суд.

— Зачем же тогда рисковать, Леонид Петрович? Я не понимаю.

— Ничего, позже поймете, — сухо остановил его Базов. — О другом надо подумать, Виктор! Не провокация ли это? Возможно, подсовывают нам совсем не тех людей… Может такое быть?

— Что вы, Леонид Петрович, люди эти нам известны от Борисова, и некоторых из них видела Маринова в дни посещения ими Континентальхауза, когда они получали подарки, точнее, свою «зарплату». Потом, Леонид Петрович, я проверил все записи об авариях. Они действительно были и сроки указаны точно.

— Да, да… все это так, Виктор, но почему Фишер, такой опытный разведчик, вел эти записи и хранил их в совсем небезопасном месте?

Базов продолжал задумчиво ходить по кабинету.

— Знаете что, — вдруг обратился он к Ларцеву, — нам надо глубже разобраться во взаимоотношениях Фишера и Бюхнера. Мы ломаем голову, а здесь может быть обычная конкуренция двух западных разведчиков. Каждый из них боится, как бы другой не присвоил его успехи, поэтому и ведет дневниковые записи и держит их далеко от служебного сейфа. Такие факты в истории были. В общем, Виктор, еще надо проверять и проверять, не делать поспешных выводов, а скрупулезно собирать факты и сопоставлять их.

В отделе Базова ждало известие. По условному адресу пришло письмо от второго военного инженера, завербованного в свое время абвером, — Наркевича. У него не было псевдонима, только номер в картотеке, скрытой за бронированной дверцей сейфа в русском отделе абвера — «НС-13».

Немцы забросили его в Россию с остатками русского экспедиционного корпуса, репатриированного из Франции еще в двадцатых годах. С тех пор в Берлине о Наркевиче словно бы забыли, никто на прямую связь с ним не шел. Однако Базов знал, что это не так и немецкая разведка пристально следит за ним, за его устройством и врастанием в советскую почву. Наркевич поступил работать на Златоустовский завод, быстро выдвинулся, стал начальником цеха, уважаемым человеком. И вот двенадцать лет спустя о нем «вспомнили» в Берлине.

Значит, пришло время, немцы что-то затевают.

Это было тревожно, хотя уже цюрихское сборище акул электротехнической промышленности вместе с разведчиками, как правильно отметил Менжинский, послужило своеобразным сигналом, что волки сбиваются в стаю.

Базов решил отправить Ларцева на Урал, в Златоуст, к Наркевичу. Виктор хоть и горяч, но осторожен, вдумчив, и он прекрасно справится с заданием: узнать, зачем абвер побеспокоил Наркевича после двенадцатилетней спячки.

Леонид Петрович вызвал Ларцева.

— Виктор Иванович, у вас много дел по Континентальхаузу?

— Как сказать, Леонид Петрович. Сидим у моря, ждем погоды. Правда, в последнее время, как я уже докладывал, они стали чаще ездить в командировки. Инспектируют…

— Знаю их объяснения — для Электроимпорта. Мол, чтобы избежать аварий, а главное — рекламаций, которыми фирма очень недовольна; нужен постоянный контроль представителей на местах, непосредственно на электростанциях, где устанавливаются турбины. Действительно, на самих турбинах в период пуска стало меньше аварий. Но участились поломки другого оборудования: моторов, систем маслопередачи. И происходят они, как правило, в течение двух шестидневок после визита на электростанцию представителя фирмы. Тут есть над чем подумать.

— Что же тут особенно думать, Леонид Петрович? — весело сказал Ларцев. — Вот получим еще новые данные — и брать надо всю эту компанию.