«ИДИ И ШПИОНЬ!»
В гостиницу Борисов вернулся после полуночи. Войдя в холл, натолкнулся на Пономарева, который широкими шагами мерил по диагонали огромный ковер. Увидев Игоря, тот поспешил к нему, закидал вопросами:
— Что случилось? Где ты пропадал? Я уже стал волноваться.
Вид у Пономарева был взбудораженный. Лицо его побледнело, глаза блестели, и, говоря, он размахивал руками, чего с ним никогда раньше не бывало.
— Между прочим, Николай, неподалеку в сквере на скамеечке сидит, по-видимому, твой новый знакомый. Ждет, похоже, тебя, а?..
— Мне этот «знакомый» осточертел. Я таскал его за собой по меньшей мере в двадцать кофеен. Если этот тип не тренирован в употреблении черного напитка, то он к утру скоропостижно отдаст богу душу. И черт с ним. Похоже, это агент полиции. Следят за нами.
Борисов постарался улыбнуться. Потом спросил:
— А ты не замечал этой слежки раньше?
— Как же! Когда ты был у Габта, мне тоже пришлось таскать за собой этого шпика. Набегался я с ним по ресторанам и кофейням… Наконец в музее как будто уже потерялся, а здесь опять выплыл.
— Ничего, Николай, все идет по плану, — успокоил его Борисов. — Кстати, после двадцати чашек кофе у тебя явно будет бессонница. Прими ванну и постарайся заснуть.
— Ну ладно, — Пономарев покачал кудлатой головой. — Поговорим завтра. У тебя, Игорь, вид тоже не из лучших. У тебя действительно все в порядке?
— Да.
— Тогда иди спи и ты…
Они поднялись наверх и разошлись по своим комнатам.
Хотя Борисов и не выпил двадцати чашек кофе, спать ему не хотелось. В груди что-то неприятно и мелко дрожало, словно сильно задетая струна, которая никак не может успокоиться.
«Надо перед сном почитать», — решил он и достал из портфеля книжку на немецком языке, которую дал ему на время Габт.
Борисов начал читать:
«Джордж Хилл. Иди и шпионь! Из воспоминаний английского разведчика «ИК-8».
«…Шпион сам господин своей судьбы. Его жизнь — длинная цепь удачных или несчастливых случайностей. Шпионы на службе Великобритании берутся за опасную деятельность главным образом из любви к приключениям.
…Годы моей шпионской работы состоят сплошь из приключений. Это лучшая страница моей жизни. В юном возрасте я совершенно не предполагал, что могу когда-либо стать тайным агентом и что могу увлекаться драмами и мелодрамами подобного сорта…»
О своих прошлых похождениях офицер английской разведки Джордж Хилл рассказывал охотно.
«…Убивать человека — акт, который я не многим могу рекомендовать, но теперь, на основании собственного опыта, я без колебаний утверждаю, что во время войны шпионы, приговоренные к смерти, непременно должны быть казнены…»
Работа капитана Хилла в России началась с июля 1917 года. В январе 1918 года он прибыл на юг. В Ростове и Новочеркасске развил бурную деятельность по формированию белогвардейских частей. Там у него и состоялась встреча с бежавшим на юг Борисом Савинковым, руководителем эсеров, бывшим помощником военного министра в кабинете Керенского. Они спланировали заговор против Советской России, и Хилл содействовал Савинкову в его нелегальной поездке в Москву.
Затем и сам Хилл появился в Москве. Вместе с резидентом английской разведки в России Сиднеем Рейли участвовал в разработке заговора дипломатов, который возглавил английский посол Локкарт.
В сентябре 1918 года заговор был раскрыт ВЧК. Рейли удалось избежать ареста. Хилл писал об этом времени:
«Мы нелегально встретились в Москве с Рейли. Сверили списки имен и адреса агентов. Выяснилось — многие еще целы.
Я считал — игра окончена. Надо сдаваться. Идет обмен заложниками. Русские обещали освободить Локкарта и других в обмен на арестованных советских представителей в Англии, в том числе Литвинова. Но Рейли убедил меня отказаться от этой мысли, и мы с немецкими поддельными паспортами пробрались порознь в Норвегию и из Бергена отплыли в Англию…»
Отложив книжонку в сторону, Борисов прошелся по комнате. Потом опять сел к столу.
Непонятно, зачем немцы опубликовали эту книгу. Ведь речь тут идет о тех, кто попался в России с поличным или о вышедших из игры. Вышедших… А может быть, начавших вторую жизнь в разведке! Вот здесь-то и зарыта собака.
Борисов задумался, держа в руках книгу. Потом вновь раскрыл ее и стал просматривать титульные листы. Ба! Да здесь есть посвящение полковнику Габту, как же он его раньше проглядел?!
«Мой старый шеф Сидней Рейли в восемнадцатом году, когда мы уходили из большевистской России, говорил: «Немцы — это ящик с динамитом под боком России. Можно даже допустить, чтобы в будущем они нас победили. В Москве растет и крепнет самый страшный враг священного принципа частной собственности, а значит, и всего рода человеческого… Мир с Германией — да, мир хоть с дьяволом! У нас есть только один враг. Все человечество должно объединиться в священный союз против этого чудовища — коммунизма!»
Джордж Хилл».
«Теперь понятно, почему Габт дал мне почитать эту книжку, — подумал Борисов. — Мол, «разумейте, языци!» — абвер теперь уже не одинок. Фирма вполне надежная».
КЛАД ДАМПЕРА
Экспресс «Красная стрела» отошел от перрона столичного вокзала точно по расписанию. В третьем купе спального вагона прямого сообщения ехали двое: мужчина и женщина. Мужчину звали Франц Фишер. Он был представителем немецкой электротехнической фирмы «Континенталь» в России — главным инженером по монтажу. Роста ниже среднего, но плечист и по-офицерски подтянут. Чуть угловат. Одет в короткое полупальто цвета хаки, клетчатые брюки гольф, полуботинки на толстой подошве. Его сопровождала секретарь и переводчица фирмы Анна Маринова.
После легкого ужина пассажиры стали устраиваться на ночь. Нижнюю полку Франц Фишер любезно предоставил своей красивой, с горделивой осанкой спутнице. Поцеловав Анну в щеку, он вздохнул и отправился на верхнюю полку.
— Спокойной ночи, — сказала Анна по-немецки, хотя Фишер понимал ее родной язык.
Натянув до подбородка одеяло в прохладном крахмальном пододеяльнике, Маринова закрыла глаза, прислушиваясь к мягкому перестуку колес.
Она чувствовала себя счастливой. Все плохое, все трудное, как ей казалось, осталось позади. Псковская замшелая деревенька, зимний неуют в нетопленой избе, потом ледяное помещение курсов, где она изучала немецкий, неотвязное чувство голода. Даже цирк, где пришлось недолго поработать, внесший столько мрачного в ее жизнь, вспоминался сейчас по-иному: минутами радости, когда она под глухой рокот барабана выполняла двойное сальто под высоким куполом.
Вот такое же ощущение сверкающего полета в свете прожекторов владело Анной и теперь. Но длилось оно не считанные мгновения, а дни, прекрасную вереницу дней. Прежние горести — ерунда! Первые светлые зарницы для нее блеснули в тот час, когда она стала переводчицей в представительстве немецкой электротехнической фирмы «Континенталь». Правда, она случайно услышала, как главный инженер по монтажу Франц Фишер сказал в соседней комнате главному представителю фирмы Бюхнеру: «Недостатки произношения у нее искупаются экстерьером». Анне было наплевать на это. И не такое приходилось слышать о себе.
Зато потом она не знала более обходительного человека, чем Франц. Когда представительство фирмы переехало в столицу, он предложил Анне Мариновой поселиться вместе со всеми немецкими сотрудниками. Представительство разместилось в нескольких коттеджах на подмосковной станции Перово. Конечно, она не отказалась. Анна уже начала привыкать к тому, что в нынешней многотрудной жизни у кого-то — изнурительная работа, встречные планы, стройки, хлеб по карточкам, желтые кристаллы сахара по карточкам, масло по карточкам, а она, Анна Маринова, секретарь и переводчик электротехнической фирмы «Континенталь», может зайти в магазин Инснаба и взять себе чего хочет и сколько хочет, и не помышляя о нормах. Одета она была не по ордерам. А премии — мужские ботинки из свиной кожи, которые выдавали работницам, носящим вместо шляпок красные косынки, — Анне теперь и даром не нужны. И когда Франц весьма корректно начал оказывать ей знаки внимания, Анне это понравилось. Франц обещал жениться на ней в недалеком будущем, говорил о желании остаться здесь, в России, которую он полюбил и откуда уезжать не хочет. Зачем ему Германия — там у него никого нет.
