Все, что здесь стояло: стол, стулья и даже кровать, было завалено бумагами. Они торчали из ящиков комода, устилали пол. Это было наводнение, поток бумаг затоплял комнату. Барбюс стоял у окна, небрежный и живописный в своем рабочем костюме — зеленой куртке и коричневом жилете. Его руки были в непрерывном движении, нервные, худые, с тонкими, очень выразительными пальцами. Он отбрасывал прядь волос, падавшую на висок, стряхивал куда попало пепел папиросы, теребил концы своего кашне.

Он диктовал секретарю: это были ответы на бесчисленные письма, адресованные группе «Клярте», или рукопись книги «Речи борца». Литературная и организационная работа переплетаются: Барбюс не умел и не хотел их разделять. Он диктует своим низким, чуть дрожащим голосом.

Аннет Видаль делает свою работу точно, деловито и с тем вдохновением, которое дается глубоким пониманием хода мыслей ее шефа.

Как она попала сюда? Как это случилось?

В январе 1920 года Аннет Видаль встречала Маргариту Кашен, приехавшую из Антиба. В вокзальной сутолоке были сказаны слова, повернувшие жизнь маленькой женщины, — ни одна из собеседниц ни в коей степени не предугадывала этого!

Просто Маргарита Кашен попросила:

— Наш друг Анри Барбюс живет в Антибе. Он мучается без секретаря. Может быть, вы ему поможете, постенографируете.

Нет, Аннет не умела стенографировать. И вместе с тем она не хотела отказывать: она уже знала Барбюса по его книге. Она хотела его увидеть. Она нерешительно ответила, что может ненадолго поехать в Антиб. Ей достаточно было провести несколько часов в этой странной комнате, полной дыма и беспорядка, где все было подчинено бешеному темпу работы ее хозяина. И вот она уже захвачена удивительной атмосферой, наполнявшей «Селестину».

«Я приехала помочь ему в течение нескольких дней и осталась на пятнадцать лет», — напишет она позднее в своих воспоминаниях.

В Антибе необыкновенно красивая, мягкая зима. Однажды утром яркая зелень деревьев покрывается блестящим на солнце белым покровом. Туи под окном похожи на святочные елки, посыпанные бертолетовой солью. Лавры несут неожиданную ношу со всем достоинством своей вечнозелености. Идет снег. Снег, падающий в море… Растворяющийся в море, поглощаемый им, бесследно исчезающий. Как символ тленности человеческой жизни. Как напоминание. Как memento mori[13].

Барбюс вспоминает строки, когда-то тронувшие его: «Символ жизни людской, бесконечно слабый и нежный, в море, все пожирающее, падает снег»… Но что-то в нем самом сильно, решительно изменилось. И человеческая жизнь представляется ему уже не в образе снега, а скорее — моря. Вечного, стремительного, животворящего.

В Антибе, как всегда, мобилизация, боевая тревога, аврал, несмотря на то, что это всего лишь рабочая комната. Поток свежего воздуха, целебной смеси ароматов моря, солнца и только что выпавшего снега, не в состоянии заполнить ее. Так прочно поселились здесь другие запахи: табака и кофе — спутников рабочей поры Барбюса.

В этот день с его неожиданным морозцем, снегом и чистотой Аннет пришла, разгоряченная спором, из которого только что вышла, ну, конечно же, победительницей! О чем был спор? О судьбах мира. Таково наше время. Споры ведутся на уровне эпохи. Решается судьба поколений. Барбюс отлично понимает эту девушку, живущую в самом центре, в самой точке кипения политических страстей. Крайность ее воззрений созвучна ему.

Разматывая шарф, румяная с мороза, с блестящими глазами, маленькая, подвижная, как ртутный шарик, Аннет мелькает в разных углах комнаты: одновременно она собирает листы рукописи — у ее шефа такой беспорядок, — налаживает машинку и рассказывает, все еще погруженная в недавний спор:

— Дискуссии идут сейчас всюду. Они разбивают дружбу и раскалывают семьи. В нашей семье все трое — на разных позициях… Второй Интернационал себя изжил: надо понимать!

Барбюсу нравилась прямолинейность этого крошечного солдата революции.

— Вы, конечно, на крайних позициях?

— Я не на крайних, я на справедливых. Я за Третий Интернационал.

Он согласен с ней. Он всем сердцем с русской революцией, с коммунистической партией, с Вайяном и Кашеном. Но, может быть, его деятельность будет менее эффективной, если он и организационно свяжет себя с партией?

Его прямодушный секретарь Аннет не разделяет этих сомнений. И, может быть, она права.

Черноволосая голова маленькой девушки склоняется над рукописью, ее пальцы летают по клавишам машинки. Аннет Видаль не только секретарь. Это сама юность Франции, ее боевитость, ее порыв, ее страстность вошли в дом Барбюса.

Идет тревожный 1923 год.

Французские войска вступают в Рур. Коммунистическая партия Франции раскрывает глаза массам на этот акт. Она обрушивается на политику насилия и захвата. Она пророчески заявляет, что Пуанкаре-Война льет воду на мельницу германского реваншизма. Она призывает французских солдат брататься с немцами.

Коммунистическая пропаганда имеет огромный успех. Французские солдаты отказываются стрелять в безработных Эссена. В Дуйсбурге и Дортмунде солдаты отбрасывают винтовки и обнимают своих врагов. В строю вспыхивает песня: это «Интернационал». На штыках карабинов загораются красные лоскутки. Они как обещание, как клятва, как знак того, что это оружие не обратится против братьев.

Буржуазная пресса подымает привычный вой о «заговоре», об «измене родине». Разворачивается пожелтевший альбом с адресами опытных провокаторов.

Компартию обвиняют в антифранцузской пропаганде. За дымовой завесой воплей об «антипатриотизме» коммунистов Пуанкаре подписывает ордера на аресты. Схвачены все деятели партии, даже пользующийся депутатской неприкосновенностью Марсель Кашен. В тюрьму Санте брошены руководители партии и унитарной конфедерации труда.

Как всегда в решающие поворотные моменты, политические авантюристы, случайные элементы, маловеры спешат покинуть корабль партии, выходящий в открытое море большой политики, готовый к генеральным боям за рабочее дело.

Партия только выигрывает от их ухода.

В тяжелые дни репрессий против коммунистов раздается мужественный голос Барбюса: «Я с вами. На всю жизнь. Я ваш».

18 февраля Барбюс сказал Аннет:

— Сейчас я продиктую вам… — Это было заявление в секцию Французской Коммунистической партии VII округа Парижа.

Барбюс — член коммунистической партии! Это произвело впечатление на всю Францию. Посыпались письма, запросы: что побудило его? Автор «Огня» с коммунистами? Тут было над чем задуматься среднему человеку.

Ему пятьдесят лет. Он вступает в Коммунистическую партию Франции зрелым, видавшим виды солдатом Он не чувствует бремени годов. И теперь, когда он вошел в братство, скрепленное великими идеями коммунизма, силы его удесятерились. Он становится коммунистом в тяжелые дни борьбы и репрессий, когда над партией нависли грозовые тучи.

«…Мы могли поздравить себя с блестящим приобретением: автор книги «В огне» Анри Барбюс, основатель республиканской Ассоциации бывших воинов, вступил в коммунистическую партию», — записал в своей книге «Сын народа» Морис Торез.

Политические преследования Барбюса принимают ощутимые формы.

На заседании съезда Международной ассоциации комбаттанов Барбюс, обращаясь к старым фронтовикам и французской оккупационной армии в Германии, говорил: «Если вам прикажут выступить против ваших немецких братьев, которые в своей груди и сердце носят солидарность с другими пролетариями, никогда этого не делайте. Поймите, на чьей стороне стоит ваше дело и ваша судьба, прежде чем совершить преступление послушания вашим руководителям».

Основываясь на этих словах, французская юстиция выдвигает против Барбюса обвинение в подстрекательстве к неповиновению приказам командования. Это опасное обвинение, оно зиждется на законе 1921 года, грозящем суровой санкцией каждому, кто в любой форме будет призывать войска к невыполнению их обязанностей. Начинается следствие. Барбюс вынужден переступить порог Дворца правосудия на площади Нотр-Дам в качестве обвиняемого.