— Гауэр?

— Ипохондрик из Уэлса, мой милый Энтони. Он живет в Холлиуэлле в нескольких шагах отсюда. Уж Гауэр-то знает ВСЕХ докторов в Оксфорде. Мы можем пойти к нему хоть сейчас, если хочешь. Я буду только рад удрать от этих «гостей».

— Очень мило с твоей стороны.

— Ерунда! Это чистый эгоизм. Пошли. Допей свою мадеру!

Они вышли из комнаты, причем Барнаби по дороге рассыпал никому не нужные извинения. После недолгой прогулки они подошли к обиталищу Гауэра.

Гауэра они нашли в состоянии такой ипохондрии, которая, казалось, не встречается больше со времен Мольера. Комната была набита пузырьками, бутылочками, коробочками, горшками, аппаратами для ингаляции и подкладными суднами. Из-за наглухо закрытых окон в комнате стояла нестерпимая духота. Сквозь плотные занавеси почти не проникал свет. Несмотря на всю эту обстановку больничной палаты вид у мистера Гауэра был почти неестественно здоровый.

— Ребята, вы? Я болен, чтоб вы знали, — сказал Гауэр, едва они вошли. — Сейчас, когда я пытаюсь побороть приступ лихорадки мне вредны посетители.

— Друг мой, ты выглядишь совершенно измученным, — сказал Барнаби. Признак удовлетворения появился на лице Гауэра. — Я убежден, что в любой момент ты можешь отойти в вечность. Это мистер Хоскинс, — закончил он столь необычное приветствие.

— Мы не должны были тревожить вас в вашем состоянии, — похоронным тоном произнес Хоскинс.

Гауэр протянул ему вялую руку для пожатия.

— Мой дорогой Тобайес, я купил тебе немного фруктов, — воскликнул Эйдриан Барнаби, у которого были большие способности к импровизации, — но по рассеянности я съел их сам.

— Фрукты мне противопоказаны, чтоб ты знал, — сказал Тобайес Гауэр. — Но благодарю тебя за внимание. Ну, чем вам может быть полезен бедный инвалид?

— Знаешь ли ты в Оксфорде доктора, отличающегося феноменальной худобой?

— О, доктора! Все они шарлатаны, чтоб вы знали. Я их всех перепробовал. Их счета значительно превышают их знания. У меня нет никаких иллюзий на их счет. Человек, который вас интересует, один из самых худших из всей их братии. Слабительное — вот его панацея от всех болезней. Я вам не советую к нему обращаться.

— А как его фамилия?

— Хеверинг, доктор Хеверинг, специалист по сердечным болезням Но не ходите к нему. Он никуда не годится. Ох, ваши разговоры меня утомили, чтоб вы знали!

— Конечно, конечно. — успокаивающе сказал Хоскинс. — Мы уходим. Значит, Хеверинг?

— Ах ты бедный, бедный мальчик, — сказал Барнаби. — Попытайся уснуть. Я скажу твоей квартирной хозяйке, чтобы НИКТО тебя не беспокоил!

— Пожалуйста, закройте дверь поплотнее, когда будете уходить, а то она хлопает, и это отдает мне в голову.

Он повернулся к ним спиной, показывая, что разговор окончен, и Хоскинс с Барнаби ушли.

— Ну, ты получил, что хотел? — спросил Барнаби, когда они вышли на улицу.

— Да, — сказал Хоскинс, стоя в нерешительности. — Думаю, мне надо пойти навестить этого Хеверинга. Но я не могу пойти один. Он может оказаться опасным.

— Боже, как страшно, — воскликнул Барнаби с нескрываемой иронией. — Ты храбрец, Энтони. Разреши мне пойти с тобой.

— Ладно. Мы можем захватить с собой нескольких членов банды, пьющих в твоей комнате.

— О, необходимо ли это? — Эйдриан был разочарован. — Хотя в таких делах нужна грубая сила. Ты найди его адрес в телефонной книге, а я подберу подходящих людей. Я знаю нескольких парней устрашающего вида.

В данном случае Эйдриан не преувеличивал. Действительно он знал таких парней, которые согласились принять участие в деле, привлеченные смутными обещаниями волнующего приключения и более конкретными обещаниями выпивки. Барнаби оказался блестящим организатором. Он чувствовал себя, по его собственным словам, «как офицер, набирающий рекрутов».

Когда набралась дюжина молодцов в различной степени опьянения, Хоскинс обратился к ним с речью, полной мрачных намеков на убийство и на грозившую некой юной деве опасность, после чего «головорезы» радостно гаркнули «ура!»

Доктор Хеверинг, как выяснилось, жил неподалеку от больницы Радклифа на Вудсток-роуд, куда и направилась возбужденная мадерой компания.

Доктор Хеверинг не подозревал о надвигающейся беде. Он сидел одни в своем кабинете и смотрел в окно.

Фэн и Кадогэн без помех добрались до колледжа Святого Кристофера. Возможно, что розыски Кадогэна временно прекратились и, вероятно, констебль, которому они сообщили об убийстве Россетера, пока их не опознал. Во всяком случае привратник не доложил им о новом нашествии полиции…

— Уилкс и Виола, наверное, играют от скуки в покер на раздевание, — сказал Фэн, когда они поднимались по лестнице, и затем серьезно добавил: — Надеюсь, с ними ничего не случилось.

С ними, конечно, ничего не случилось, хотя Виола очень беспокоилась по поводу своего отсутствия на работе. Уилкс нашел в шкафу у Фэна графин с виски и находился теперь в дремотном состоянии. Он встрепенулся только тогда, когда оглушительно затрезвонил телефон. Фэн подошел к аппарату и услышал пре-исполненный негодования голос начальника полиции:

— Наконец-то явились, — зарычала трубка. — Что ты о себе воображаешь? Насколько мне известно, ты и этот ненормальный Кадогэн были свидетелями убийства, но потом вы просто удрали.

— Ха-ха! Надо было меня слушать с самого начала, — резко ответил Фэн.

— А ты знаешь, кто это сделал?

— Нет. Я сейчас и пытаюсь узнать это, но мне приходится тратить попусту время на дурацкие телефонные звонки. Скажи лучше, около трупа нашли портфель?

— А зачем тебе это? Нет, не нашли.

— Так я и думал, — сказал Фэн. — Слухи об убийстве Россетера еще не распространились?

— Нет.

— Ты уверен?

— Конечно, уверен. О нем ничего не будет сказано до завтрашнего утра. Никто, кроме тебя, твоего психованного Кадогэна и полиции ничего не знает. Теперь слушай меня. Я еду в город и хочу тебя видеть. Оставайся на месте, слышишь? Тебя надо бы посадить под замок и твоего бесценного друга тоже. С меня хватит! Я не удивлюсь, если вы сами прикончили этого стряпчего.

— Знаешь, Дик, я все думаю о том, что ты мне говорил насчет «Меры за меру».

— Ха! — сказал начальник полиции и повесил трубку.

— Пожар на танкере! — весело воскликнул Фэн, вешая трубку. — Огонь проникает вглубь. Так что, мальчики, хватайте ведра и… Кстати, Виола, надеюсь, никто не проходил через магазин, пока вы там прятались?

— Боже, нет, конечно!

— Вы абсолютно уверены?

— Абсолютно. Я умерла бы от страха, если бы кто-нибудь вошел.

— Может быть, вы объясните нам, что произошло? — капризно сказал Уилкс. — Или вы хотите все оставить при себе? Эй, вы, детектив!

— Мистер Россетер, — недоброжелательно глядя на Уилкса, сказал Фэн, — получил награду за свои злодеяния. Мы узнали кое-что о том, что произошло в лавке игрушек, но этого недостаточно, чтобы сказать, кто убил мисс Тарди. Россетер намеревался сделать это, но не успел. У остальных было намерение заставить ее отказаться от наследства. Мы познакомились с хозяйкой игрушечной лавки — худшую тварь трудно себе представить.

— Мистер Хоскинс отправился на поиски доктора? — спросила Виола.

— Да. А почему ушел Сноуд?

— Понятия не имею. Наверное, у него свидание. Он проглотил чашку чая и ушел.

— Больше ничего не было, ни посетителей, ни телефонных звонков?

— Один студент оставил вам эссе. Я читала его. Оно называется… — Виола наморщила свой хорошенький лобик, — «Влияние сэра Гоуэйна на стихотворение Арнольда «Эмпедокл на Этне».

— О, боже ты мой, — простонал Фэн. — Это, наверное, Ларкинс, самый неутомимый исследователь бессмысленной переписки, какого когда-либо знал мир. Но нам сейчас не до него. В 5.45 у меня семинар по «Гамлету», а сейчас уже 5.40. Мне надо отложить его, если я не хочу попасть в лапы полиции. Постойте-ка, — он щелкнул пальцами. — У меня идея!

— Господи, защити нас, — проникновенно сказал Уилкс.