– Гражданин Коновалов на этап в СИЗО не уйдет, обещаю, – как совершенно окончательно принятое решение, хриплым, но уверенным голосом заявил сержант. – Когда получу денежное вознаграждение? Или, как вы изысканно-цинично изволите называть, «гуманитарную помощь»?

«Гляди-ка, – мысленно подивился я такой неожиданной культурной речи мента. – По ходу, сержантишко в свободное от службы время русских писателей-дворян почитывает. Скорее всего – Тургенева или графа Толстого».

Вслух же сказал иное:

– Валюту получишь сразу, как только благополучно решишь проблемку с Григорием. Кстати, у тебя уже народились какие-нибудь варианты данного решения? Дельце необходимо весьма грамотно слепить, чтоб комар носа не подточил. Думаю, самоубийство будет вполне реально-убедительно выглядеть, так как миляга Григорий обвиняется сразу в двух мокрухах. Это голимая «вышка». Решат, что у него просто крыша задымилась и он наложил на себя руки, чтоб не мучиться в ожидании смертного приговора... Логично?

– Безусловно, Монах, – осклабился Черепков, но улыбка вышла какой-то натянуто-напряженной из-за судорожно дернувшегося несколько раз левого века. «Явный неврастеник и психопат», – тут же поставил я медицинский диагноз собеседнику не хуже какого-нибудь дипломированного эскулапа психотерапевта.

– Уверен, что справишься и не сдрейфишь в последний момент? – не скрывая ноток сильного сомнения, поинтересовался я, внимательно всматриваясь в сержантские глаза. Нервный тик у него уже прошел, и он ответил прямым твердым взглядом, несколько поколебав этим мои врачебные выкладки о нем.

– Все будет в полном ажуре, драгоценный Монах, – спокойно заявил мент, чему-то криво усмехаясь. – Чужая жизнь не имеет для меня ни малейшего значения. В позапрошлом году был командирован в Чечню, охранял в Моздоке наш фильтрационный пункт. Много чего пришлось там насмотреться...

– Не скромничай, Иван Гаврилыч, – понимающе подмигнул я старшему сержанту, хотя с огромным удовольствием врезал бы ему сейчас кастетом в челюсть. – Небось не только насмотреться, но и поучаствовать кое в чем пришлось?.. Признайся добрым друзьям, землячок.

– Это уж как положено. Если б не пачкался в кровушке как все, то меня бы моментом свои же в распыл пустили. Свидетелей ведь не одни вы оставлять не любите... Се ля ви, как говорят потомки Бонапарта и Бальзака.

– Ладушки. Вижу, что мое беспокойство напрасно – дело в надежных лапах профессионала, и положительный результат акции предопределен. Когда у тебя следующее дежурство в изоляторе?

– Завтра в день заступаю. Буду на работе до девятнадцати часов. Предполагаю, что у меня после смены уже появятся интересные для вас новости. Так что приготовь доллары, дорогой Монах.

– Весьма оперативно, земляк, хоть ты служишь вовсе не опером, – с легким юмором похвалил я сержанта, потрепав его в знак личного расположения по мощному, коротко стриженному загривку.

Мент мигом вывернул башку из-под моей дружеской, но нелегкой длани, недовольно скривившись конопатой мордой. Печально, но приходилось констатировать, что Черепков такая же тупая неблагодарная скотина, как и большинство людишек. Вот Цыпа всегда отвечает на подобные мои товарищеские знаки поощрения широкой радостной улыбкой, обнажая в избытке чувств чуть ли не все свои тридцать два острых зуба. Со стороны, правда, это выглядит не слишком приятно, даже децал жутковато – как дикий звериный оскал. Но это совершенно ошибочное восприятие. Просто, когда улыбается, у соратника сильно задирается верхняя губа, создавая неверное впечатление злобности и жестокости,– такая вот у Цыпленка странноватая конституция лица. Таким манером работают его лицевые мышцы то бишь.

«Как нет рыбы без костей, так нет людей без недостатков», – еще в прошлом веке очень верно подметил один импортный мыслитель. А может, в позапрошлом – точно уже не помню, признаться.

– Нашу «стрелку» назначим в таком случае на завтрашний вечер. – Я, из присущей мне тактичности, сделал вид, что не обратил внимания на плебейски-вульгарное поведение сержанта. – Говори, земляк, удобное тебе место и время.

– Наилучше всего встретиться как бы случайно на нейтральной территории, чтоб не привлекать ненужного внимания. В двадцать часов меня вполне устроит.

– Как скажешь, командир, так и будет! – верный давно укоренившейся лагерной привычке, съязвил я, мило улыбнувшись легавому, который без лишних раздумий, прямо на глазах, махом переквалифицировался из банального стукача-информатора в наемного убийцу. Конечно, это не только лишь заслуга моего красноречия. Сильнее всяких убедительных слов к подобным дьявольским метаморфозам толкают российского гомо сапиенса повсеместная беспросветная нищета и полнейшее отсутствие каких-либо реальных позитивных перспектив для улучшения своей жизни легальным, так называемым «честным» способом. Беспредельная гримаса недоношенного матушкой Россией капитализма, короче. Олигофренное у нас нынче общество, как ни прискорбно это сознавать.

– Так где завтра встретимся, Монах? – Старший сержант опять узколобо не захотел по достоинству оценить мой тонкий юмор, сохранив на веснушчатой роже угрюмо-решительное выражение.

– Сделай личико попроще! С такой постной мордой тебе надо в крематории служить, а не в доблестных органах внутренних дел! – слегка попенял я новоприобретенному душегубу. – Пересечемся в восемь вечера на центральной аллее парка-дендрария. От твоей общаги тут всего пара минут ходьбы. Покатит? Вот и ладушки! А сейчас мы обрываемся, мероприятий накопилось хоть пруд пруди. До завтра, земляк. Удачи!

– Считаешь, он мужик серьезный, не подведет? Акцию чисто нарисует? – спросил я у Цыпы, когда мы наконец вышли из этого пятиэтажного ментовского рассадника.

– Само собой. Гарантия! – весело откликнулся телохранитель. – От таких денег ни один фраер-чистоплюй не откажется. Даже монах! Я имею в виду не тебя, Евген, не бери в голову. Это случайно так смешно получилось. В натуре, гадом буду!

– Ладно. Не переживай – я совсем не сержусь, браток. Тем паче, что каламбурить сам обожаю. Рвем когти в клуб, обедать давно уж пора пришла. На голодный желудок, как неоднократно базарил незабвенный Суворов, много не навоюешь.

– В этом я с одноглазым полководцем полностью солидарен! – довольно ухмыльнулся Цыпленок, готовый набивать бездонный личный желудок хоть дюжину раз на дню. Неуемный аппетит здоровой молодости, ничего не скажешь. Остается лишь завидовать. Причем – молча, чтоб соратник не заподозрил наличия у шефа самой обыкновенной «жабы». Черной зависти то бишь.

Направили стопы, точнее – шипованные колеса нашего «мерса» – в ночной стриптиз-клуб «У Мари». По двум уважительно-веским основаниям. Во-первых, необходимо разобраться с двумя кадровыми путанками фирмы, учинившими вчера неприличную потасовку в зале ресторана гостиницы «Кент», а во-вторых, следуя своему непреложному принципу всегда соединять полезное с приятным, повидаться с зеленоглазой подругой дней моих суровых – очаровательно сексапильной Мари, стриптизеркой и номинальной хозяйкой заведения. Ну и заодно восполнить в организме истраченные килокалории.

В кабинет-будуар Мари заказал, как обычно, пиво «Монарх». И вовсе не из-за того, что слишком падок на аристократично-благородные названия, а просто потому лишь, что «монарх» и «Монах» приятно созвучны между собой. Братья-близнецы, можно сказать.

Взбодрившись изящным вкусовым дуэтом пива с сочной красной горбушей, решил перед разговором с провинившимися проститутками сперва удовлетворить любовную потребность с красотулькой Мари. Очень даже благоразумно поступил, так как отлично осознавал свою безоглядно-ярую приверженность к прелестям женского пола и вполне мог не устоять перед профессиональными жрицами секса. А капризная Мари – девушка весьма ревнивая, а может, впрочем, просто таковой старательно притворяется, желая потрафить моему мужскому самолюбию. Наивно-глупая девчонка в таком случае.

Супербдительный Цыпа сторожил, как всегда, кабинет с той стороны двери, и потому кувыркались мы с зеленоглазкой на постельном поле без всяких неожиданных помех.