Юити уже поднаторел в интрижках настолько, чтобы не удивляться неожиданным встречам на таких вечеринках. Эти маргиналы крушат порядки большинства; они встряхивают алфавит общества, а затем составляют его в замысловатом сочетании — как, например, CXMQA — перетасовывают и перестраивают его с виртуозностью фокусника — уж на это они мастера!
Метаморфоза бывшего графа Кабураги тем не менее застала Юити врасплох. На мгновение рука этого Попа зависла в воздухе без рукопожатия. Нобутака был потрясен еще больше. Будто пьяный, тупо глядящий в одну точку, он уставился на Юити.
— Это ты! Это ты!
Он снова взглянул на Джеки и сказал:
— За многие годы только этому юнцу удалось надуть меня. Во-первых, он самый молодой женатый мужчина. Я встретил его впервые за столом на свадебном банкете. Юити оказался тем самым знаменитым Ютяном!
— Ютян женат! — воскликнул на заграничный манер Джеки. — Впервые слышу!
Вот так запросто раскрылся один из секретов Юити. Не потребовалось и десяти дней, чтобы эта новость разлетелась среди общества геев. Он струхнул, что все его секреты, утаиваемые до сих пор от двух мирков, в которых проходило его двоедушное обитание, будут, неровен час, преданы огласке.
Отныне из предосторожности перед худшими опасностями Юити старался видеть в бывшем графе Кабураги только господина Попа.
Этот блуждающий вожделеющий взгляд был одержим поисками очередного смазливого единомышленника. Эти отвратительные ужимки на лице Кабураги — словно грязные несмываемые пятна на одежде; это неприятное смешение жеманности и нахальства; этот натужный, будто придавленный, мрачноватый голос; эта всегда тщательно рассчитанная естественность, — все это, вместе взятое, было отмечено клеймом гомосексуального братства и потугами мимикрии. Все оставшиеся в памяти Юити разрозненные впечатления вдруг разом соединились в одну цепочку, в один образ. Из двух характерных для общества процессов — деконструкции и конвергенции — по складу своего мышления он был привержен последнему. Нобутака Кабураги скрывал под публичной маской свое лицо, подобно разыскиваемому преступнику, вынужденному прибегнуть к пластической операции. В этой скрытности особенно преуспела аристократия. Их склонность к пороку предшествует их тяге к злодеянию. Нобутака Кабураги, можно сказать, постиг это счастье родиться аристократом.
Он подтолкнул Юити в спину. Джеки проводил их к незанятой софе.
Пятеро мальчиков, одетых, как официанты, в белое, прошли сквозь группку людей, неся фужеры с вином и тарелки с канапе. Все пятеро были любовниками Джеки. Вот так курьез! Каждый из них чем-то смахивал на Джеки. Все они выглядели как братья. Один был похож на Джеки глазами, другой носом, третий губами, четвертый был вылитый Джеки со спины, пятый унаследовал его лоб. Если соединить их всех, то получился бы превосходный портрет Джеки в юности.
Его настоящий портрет стоял на каминной полке вместе с преподнесенными цветами, листьями остролиста и двумя свечами. На картине в обрамлении роскошного позолоченного багета торжествовала фигура обнаженного юноши — весьма чувственная благодаря тусклой оливковой палитре. Этот портрет написал некий англичанин, боготворивший Джеки. Это было в пору его расцвета, в девятнадцать лет. Он изображал юного Бахуса с поднятым кубком шампанского в правой руке и озорной улыбкой. Его лоб увивал плющ; на голой шее небрежно висел зеленый галстук. Примостившись на краешек стола, юноша изящно подпирал левой рукой свое опьяневшее — под стать золотой ладье — тело. Рука его, словно весло, силой сдерживала белые волны на скатерти, которую слегка всколыхнули его бедра.
Проигрыватель заиграл самбу. Все танцующие отступили к стене; за парчовой занавеской над лестничным входом вспыхнул свет. Сильно зашатались кулисы. Вдруг появился полуобнаженный мальчик в одежде испанского танцора. Небольшой, узкобедрый, очаровательный, лет восемнадцати-девятнадцати. На голове его возвышался лиловый тюрбан, грудь закрывал расшитый золотом лиловый бюстгальтер.
Он стал танцевать. Его чистая чувственность отличалась от нерешительности вожделеющей женщины. Грациозность, блеск, лаконичность его движений покоряли сердца присутствующих. Во время танца мальчик запрокинул голову; возвращая ее в прежнее положение, он бросил жгучий взгляд в сторону Юити. Тот подмигивал ему в ответ. Так был заключен между ними негласный договор.
Нобутака перехватил этот знак глазами. С тех пор как он узнал, кто такой Юити, сердце его стало бредить им. Поп опасался за свою репутацию, поэтому не показывал носа в забегаловках в районе Гиндзы. За последнее время имя «Ютян» слышалось ему отовсюду, но в его воображении рисовался более или менее симпатичный паренек в длинном ряду обычных смазливых юнцов. Из любопытства он попросил Джеки свести их. Оказалось, что это Юити.
Нобутака слыл искусным соблазнителем. К своим сорока трем годам он был повязан клятвами с тысячью мальчиков. Чем они прельщали его? Нельзя сказать, что его привлекала красота или погоня за любовными приключениями. Нобутака, скорее всего, был заложником страха, пленником трепета. На этом пути удовольствие всегда сопровождается сладостным разложением. Как замечательно выразился Ихара Сайкаку[28]: «Развлечься с парнем — это все равно что переспать с волком под сакурой, роняющей лепестки». Нобутака всегда пребывал в поисках новых ощущений. Его приводило в дрожь только что-нибудь новенькое. У него и в мыслях не было проводить параллели между красавцами и выстраивать их по ранжиру. Он никогда не сравнивал тех, кого любил сейчас, с теми, кого любил прежде. Подобно лучам света, страсть освещает одно пространство и одно время. Нобутака чувствовал себя сейчас как тот самоубийца, которого манила глубина пропасти. Его, почти неспособного к сопротивлению, завлекала свеженькая прореха на изнанке нашей затянувшейся зацикленной жизни.
«Будь начеку! — очнулся его внутренний голос. — До сих пор Юити представлялся мне просто увлеченным моей женой молодым женатиком; я видел в нем жеребенка, скачущего на рассвете по обычной дороге жизни; я любовался его красотой, но сохранял благоразумие. Я никогда не думал, что потеряю разум и помчусь за этим жеребенком по узенькой стежке. Когда я впервые приметил Юити на этой тропке, то был потрясен. Потрясение было сродни страшной молнии. Это отпечаталось в моем сознании. И раньше бывало, что сердце мое озарялось подобным светом молнии, когда я встречал какого-нибудь паренька, едва ступившего на этот путь. Я влюблялся всерьез. Теперь мне известны эти симптомы влюбленности. За двадцать лет молния такой силы вспыхнула впервые. В сравнении с этой вспышкой тысяча мальчиков, впечатлявших меня раньше, могли зажечь всего лишь блеклые искорки ароматических свечей. Исход любовного состязания будет предрешен с первого трепета, с первого волнения. Во всяком случае, я должен поскорей разделить постель с этим парнем».
И хотя он был влюблен, тем не менее его наблюдательный взгляд не потерял способности видеть вещи насквозь; в словах его скрывалось умение угадывать чужие мысли. С того момента, когда он увидел Юити, Нобутака догадался, что этого несравненного красавца разъедает интеллектуальный яд.
«Ага, этот юноша из-за своей красоты уже превратился в слабака. Красота — его слабое место. Он осознал силу своей красоты. Вот во что нужно целить…»
Нобутака встал со своего места и направился в сторону террасы, где приходил в себя от алкоголя Джеки. Тотчас подошел рыжеволосый иностранец, который приехал с Юити, и пригласил его на танец. Почти одновременно с этим же предложением подкатил к нему другой иноземец.
Нобутака поманил рукой Джеки, и тот подошел к нему. Нобутака ощутил, как ледяной воздух проник за ворот.
— Хочешь поболтать о чем-то?
— Да.
Джеки проводил своего старого дружка в бар, расположенный в мезонине с видом на море. Буфет размещался у стены около окна; за стойкой с закатанными рукавами стоял прилежный официант, которого Джеки подобрал в одной пивной на Гиндзе. Слева на отдаленном мысе мигал маяк. Голые ветви деревьев в саду обнимали морской пейзаж и звездное небо. Окно, стиснутое меж двух фронтов холодом и теплом, как ни стирай, вновь и вновь запотевало. Двое мужчин игриво попивали заказанный ими дамский коктейль «Ангельский поцелуй».
