Ленин тотчас передал сытинское послание наркому внешней торговли Л.Б. Красину, и тот дал «добро» на поездку Сытина в Германию «с целью вести переговоры по вопросу об организации в пределах РСФСР заводов бумажной промышленности»[568]. Сытина уполномочили предложить немецким партнерам специальные концессии от имени правительства, не имевшего средств для расчетов напрямую.
Итак, в ту пору Ленин избрал Германию в качестве 1 плацдарма для установления отношений с Западной Европой. К счастью для Сытина, Гуго Стиннес оказался самым горячим сторонником торговых отношений с Советским государством. Его участие в совместном предприятии побудило бы других немцев последовать его примеру, поэтому акции Сытина в глазах Ленина резко подскочили в цене.
Зондировать почву в отношениях с Берлином Москва начала в первой половине 1921 года по нескольким направлениям, и Красин сам побывал в Германии незадолго перед августовской поездкой Сытина. Продвигались вперед и тайные военные переговоры между двумя странами, на которых, в частности, обсуждалось строительство в РСФСР силами Германии заводов по производству оружия и боеприпасов, чего, по Версальскому договору, немцы не имели права делать на своей территории. В результате этих переговоров в апреле 1922 года РСФСР и Германия подписали Рапалльский договор, а спустя три года и двустороннее торговое соглашение[569].
Сытин пробыл в Германии с 14 августа 1921 года по 28 января 1922 года, и там ему удалось повидаться с сыном Петром, осевшим в этой стране, и с дочерью Евдокией, которая приехала из Польши. Что же до переговоров, то, судя по очень убедительным заявлениям Сытина, он сумел склонить Стиннеса к сотрудничеству и, вероятно, вернулся в Москву победителем. Правда, торжествовать ему предстояло недолго, ибо в 1923 году Стиннес заболеет и умрет, а его равнодушный к отношениям с Россией сын откажется выполнять условия сделки, заключенной Сытиным.
Сразу по возвращении неутомимый Сытин воспользовался возможностями НЭПа и взялся за организацию собственного предприятия под фирмой «Книжное товарищество 1922 года», где отвел себе роль председателя Правления. В долю он взял московских издателей В.В. Думова и братьев Сабашниковых, а также – куда деваться? – Госиздат. Как выяснилось, Сытин был еще достаточно богат, чтобы финансировать это социалистически-капиталистическое предприятие: он пустил в дело 30 тысяч долларов со своих заграничных вкладов. Однако в стране действовал запрет на лубочную литературу, а следовательно, он не мог выпускать свою фирменную продукцию[570].
Когда в сентябре 1922 года «Известия» брали у Сытина интервью по поводу нового предприятия, он оптимистически оценил готовность Госиздата поставить частных издателей «на ноги»[571]. По условиям договора, его фирма собиралась печатать некоторое количество книг для Госиздата на контрактной основе и имела право оптовой продажи собственных изданий через Госиздат, бывший единственным крупным книготорговцем в стране.
Наконец-то, спустя два года после того, как Сытин поделился своими планами с писателем Е. Лундбергом, он добился создания издательского «синдиката», хотя и далеко не такого мощного, как ему хотелось бы. Его цель состоит в том, сказал он тогда Лундбсргу, чтобы установить постоянные рабочие взаимоотношения между частными издателями и социалистическим государством, а для этого надо было перво-наперво преодолеть сопротивление отстраненных от дел издателей. Они «требуют гарантий. И никто не понимает того, что начать работу во что бы то ни стало – лучшая гарантия». По мнению Сытина, издателям следовало забыть на время о прибыли и трудиться сообща на благо книгоиздательства. Про себя он сказал: «Мне прибылей не надо. Мне только работать»[572].
Сытин, однако, не учел того печального для издателей-нэпманов обстоятельства, что правительство отнюдь не собиралось смягчать жесткий контроль в издательской сфере, как это было сделано в мелком производстве и легкой промышленности. Напротив, сразу после объявления НЭПа Совнарком еще более упрочил позиции государства в печатно-издательском деле, передав в ведение Госиздата все запасы бумаги и право распределять их по своему усмотрению, а также усилив его цензорские функции[573]. Затем 20 июня один из ведущих официальных публицистов В.П. Полонский (Гусин) недвусмысленно написал, что руководители государства никогда не позволят свободно распоряжаться оружием, благодаря которому они пришли к власти. «Коммунистическая революция, – напомнил он читателям, – победила не штыками, а печатным станком»[574].
В 1923 году, то есть на шестом году революции, пошатнувшееся вследствие удара здоровье помешало Ленину оставаться бесспорным вождем государства, а «Книжное товарищество 1922 года» потерпело крах. И.И. Трояновский, писатель, которого некогда издавал Сытин, решил, что самое время увлечь старого товарища новой идеей, и попросил Сытина помочь деньгами в организации выставки-продажи произведений русских художников в Нью-Йорке. Затраты предстояли немалые, зато Сытин получал возможность присоединиться к сопровождающей делегации и впервые пересечь Атлантику. Группа московских художников, объяснил Трояновский, надеется сбыть богатым американцам свыше 900 произведений живописи, скульпторы и графики из РСФСР и выручить за них по меньшей мере 100 тысяч долларов. А они с Сытиным в качестве антрепренеров возьмут на себя организационную часть.
Как вспоминал позднее Сытин, он «с охотою согласился», но главным образом для того, чтобы попасть в Америку и познакомиться с устройством тамошних школ. После неудачи двух своих нэповских начинаний – бумажной фабрики и книжного товарищества – Сытин, похоже, решил принести пользу на ниве советского образования. Поездка в Нью-Йорк открывала перед ним возможность позаимствовать передовой опыт для обновления русских школ и привлечь американцев к участию в совместных предприятиях в этой области. К сожалению, говорит Сытин, устроительство художественной выставки-продажи с первых шагов наталкивалось на трудности. Во-первых, он сразу внес в ее фонд 5 тысяч долларов, между тем как Трояновский, вероятно, вообще ничего не вложил. Во-вторых, художники, по мнению Сытина, послали на выставку «пеструю серию», в которой не было по-настоящему достойных произведений.
Возникли также трудности с паспортами, и Сытин получил разрешение на выезд лишь через месяц после отбытия всей делегации. Вслед за остальными он отправился поначалу в Ригу за американской визой, поскольку РСФСР не имела дипломатических отношений с Соединенными Штатами[575]. Для пожилого советского гражданина путешествие в одиночку по чужим пределам могло оказаться весьма хлопотным делом, тем не менее Сытин решил по пути в Нью-Йорк заехать в Берлин и Париж. Как написал своей жене один из членов делегации художников Игорь Грабарь, когда Сытин был уже в дороге: «Не правда ли, старик замечательный?[576]» После двухнедельной медицинской проверки во французском портовом городе Шербур Сытина признали здоровым, и он отплыл в Америку на пароходе «Маджестик» – это произошло за несколько дней до или сразу после 21 января, когда умер Ленин, а молодое Советское государство преобразовалось в Союз Советских Социалистических Республик[577]. Прибыв к концу месяца в Нью-Йорк, Сытин уверенно пообещал чиновникам на Эллис-Айленде, что пробудет в стране не более полугода, и затем переправился на пароме в Манхэттен, где обнаружил, что его соотечественники уже «по-русски ведут ссоры».
