Правда, в конце 1906 года по части газетных сенсаций Сытин перещеголял даже Руманова. Благодаря хорошим отношениям с бывшим руководителем «Посредника» Чертковым, который был теперь литературным агентом Льва Толстого, Сытин заполучил для «Русского слова» неопубликованную полемическую работу Толстого «О Шекспире и о драме». Этот критический очерк, в котором автор утверждает, что английский драматург не был не только гениальным, но даже «посредственным», появился в шести ноябрьских номерах «Русского слова» и вызвал огромный общественный интерес.

Толстой написал эту работу в 1902 году и говорил, что не собирается издавать ее при жизни. Как он отнесся к ее появлению в «Русском слове», не совсем ясно. Когда Горбунов-Посадов, преемник Черткова в «Посреднике», тотчас после газетной публикации обратился к Толстому за разрешением переиздать статью отдельной книжкой в серии «Посредника», Толстой ответил согласием в письме, содержавшем такие слова: «Я решительно не понимаю, как эта статья попала к Сытину, и очень об этом жалею»[298]. То ли Толстой жалел, что его статья вообще напечатана, то ли сетовал на ее появление именно в газете Сытина.

С 1905 по 1907 год включительно Сытин не менял расценок на помещение рекламы в «Русском слове», правда, в конце 1905 года он распорядился сузить столбцы на рекламных полосах, а поскольку плата взималась построчно, то это привело к довольно значительному удорожанию рекламы. Он брал по 70 копеек за строку столбца, набранного 8 кеглем, на первой полосе и половину этого тарифа с остальных полос, и годовой прирост доходов от рекламы составил у него 34 процента в 1906 и 20 процентов в 1907 году.

Тем временем производственные и редакционные расходы выросли настолько, что едва не перекрыли прибыль и повергли в уныние содиректоров Сытина. 26 сентября 1907 года они созвали внеочередное собрание пайщиков и предложили освободить «Товарищество И.Д. Сытина» от обузы, выделив «Русское слово» в отдельное акционерное общество, Девятнадцать пайщиков дали свое согласие, и, как только 4 октября было получено разрешение правительства, в продажу поступило шестьсот новых акций по тысяче рублей каждая[299]. Однако газета – предприятие капризное, и к Рождеству акции были изъяты из оборота за неимением покупателей[300].

Как утверждает внук Сытина Дмитрий Иванович, в 1908 поду члены Правления проявили жесткость характера и отказались латать дыры в бюджете «Русского слова», наметившиеся в том финансовом году. Приписывая своей бабушке «определенную роль» в делах Сытина, Дмитрий рассказывает далее, что в один из дней 1908 года Евдокия Ивановна обратилась к сотрудникам газеты с письмом, дабы заверить их в безусловной решимости Сытина продолжать издание «Русского слова», даже если им обоим придется «быть нищими»[301]. Правда, Сытин не стал залезать в собственный карман, а вместо этого повысил расценки на рекламу в газете почти на 15 процентов (соответственно до 80 и 40 копеек) и тем самым увеличил доходы от рекламы в 1908 году на целых 64 процента[302]. Поступил он так еще и потому, что этот выход навязало ему Правление.

За пятнадцать лет существования издательства в виде акционерного общества Сытин постепенно убедился в своей зависимости от Правления; и каждая вынужденная уступка Правлению злила его. Он с риском для своего благосостояния, тяжелым трудом поставил на ноги этот издательский гигант, с какой же стати правом решающего голоса обладают те, кто пришел на готовое? Его собственная доля и акции, принадлежавшие членам семьи и верным друзьям, гарантировали ему место в Правлении (ведь членов Правления избирали пайщики, имеющие по одному голосу на каждую принадлежащую им акцию), Но лишь владельцу контрольного пакета акций принадлежали и голоса, и моральное право держать Правление в руках.

Обыкновенному держателю основного пакета акций нечего и пытаться склонить Правление на свою сторону – это он уже слыхал однажды. Похоже, в марте 1906 года на собрании пайщиков Сытин решил сделать по-мужицки хитрый ход и в последнюю минуту, под шумок, провести в члены Правления своего двадцатисемилетнего сына Николая. Собрав к тому же достаточно голосов для его избрания, Сытин дал повод Эртелю написать брезгливое письмо. «Да как же это можно, – вопрошал Эртель, – кипеть широкими планами и проектами, а вместе вести себя точно как мелкий лавочник!» Мало того, что «баллотировка была подтасована», так еще в кумовстве и лукавстве Сытина напрочь отсутствовали «простите меня» – ум и такт. После всех сытинских „рассказов о «распрях» в правлении“, возмущался Эртель, «мне было странно наблюдать, до какой степени Ваши товарищи спешат Вам угодить и сделать приятное»[303]. Зачастую Правление, связывая руки Сытину, поступало вполне справедлива, хотя какому же истинному предпринимателю понравится делиться властью над своими предприятиями. До сих пор Сытин проигрывал, оставаясь в одиночестве против трех других членов Правления, однако со временем число директоров увеличится, и тогда его положение сделается еще безнадежнее. Сытин не собирался уступать и видел для себя выход в приобретении контрольного пакета акции; ведь по состоянию на год ему принадлежало всего 27 процентов[304].

При всех разногласиях между Сытиным и его содиректорами их мнения совпадали по многим пунктам, в частности, это относилось к независимости «Русского слова» от партийных влияний. Вот почему Дорошевич считал своим долгом регулярно критиковать конституционных демократов, взгляды которых более всего приближались к позиции газеты. Так, поскольку «Русское слово» тоже ратовало за конституцию, Дорошевич в начале 1907 года насмешливо замечал, будто кадеты ждут, что конституция излечит от всего: «от сифилиса, от пьянства, от обмеления рек. Чахотку лечить – конституцией! Тараканов морить – конституцией!»[305] На исходе 1907 года, 6 ноября, он обвинил их в позерстве: «Уже кадета ли печать не любила». Подобными уколами Дорошевич давал понять, что у «Русского слова» нет пристрастий.

Редактор конкурирующего издания «Утро России» признавал, что независимость позиции отличает «Русское слово» от прочих ведущих русских газет. Свою газету он считал рупором левой части московского купеческого сословия, а «Московский листок» – «сугубо буржуазным». Сытину же удалось «в большей степени» сделать «Русское слово» «газетой вне партии, вне класса, хорошо осведомленной, с большим тиражом и большим влиянием»[306].

Такое же мнение, судя по отчету за 1907 год, сложилось и в Московском комитете по делам печати, который не обнаружил в «Русском слове» какой-либо «идейной подкладки» и не смог точно определить места газеты в расстановке политических сил. При общей близости ее взглядов к партии конституционных демократов она нередко поддерживает левые силы. Главную вину «Русского слова» придирчивые читатели из Комитета усмотрели в стремлении газеты удовлетворять запросы публики и сообщать то, о чем умалчивает правительство[307].

Еще в первой половине 1907 года усилиями Сытина было возбуждено и официально одобрено ходатайство об открытии акционерного общества, совсем не похожего на его фирму, напоминающего скорее то, что мы называем сегодня некоммерческой, благотворительной организацией. Издатель крестьянского происхождения уже обратил на себя внимание благодаря успехам «Товарищества И.Д. Сытина». Теперь он брался за новое предприятие, дабы упрочить свою репутацию благодетеля.

Сытин постоянно стремился к новым рубежам. В течение трех лет до 1910 года он видел перед собой две общие задачи: добиться более широкого общественного признания для себя и вновь вывести «Товарищество И.Д. Сытина» на первое место среди московских издательств. Решив убить одним выстрелом сразу двух зайцев, он начал приводить в действие благороднейший план, призванный открыть ему доступ на весьма выгодный рынок школьных учебников, несправедливо монополизированный узким кругом лиц. Однако, нацелившись на это предприятие, Сытин сам окажется мишенью для других. Правительство подаст на него в суд за публикацию подстрекательских призывов, а две газеты обвинят его в финансовых махинациях.