В декабре 1900 года Сытин внимательно изучал в своем кабинете первый номер «Искр»; исполнилось ровно три года, как он стал у руля «Русского слова». Декабрь – месяц подписной кампании, и его рабочий стол наверняка был завален рекламными экземплярами обоих периодических изданий. Неутомимый борец за место на рынке вновь предлагал читателям в качестве премии бесплатные календари «Товарищества И.Д. Сытина»: тремя годами ранее это дало «Русскому слову» 13 200 подписчиков, в 1899-м – 18 700, а в уходящем году – 28 400. Сытин сетовал на то, что «Русское слово» не приносит пока дохода, но верно рассчитывал в 1901 году остаться при своих и даже получить кое-какую прибыль.

Между тем Сытину дышалось легче, поскольку начальника Московского цензурного комитета князя Н.В. Шаховского повысили, и в 1900 году он занял место Соловьева. Его опека была менее жесткой: например, он не задумываясь позволил Сытину опубликовать литографию на тему рассказа Короленко «Сон Макара», хотя перед тем пятеро его подчиненных налагали на нее запрет – за изображение ангелов в раю. В мае 1901 года Шаховской также утвердил Благова в качестве «ответственного редактора» «Русского слова», отчасти, возможно, и благодарность за то, что Сытин дал его пассии место в своей фирме, вернее, включил ее в платежную ведомость. Правда, решающую роль тут сыграло другое: в мае того же года Сытин из тактических соображений назначил фактическим редактором «Русского слова» Ю.И. Адеркаса, который продержался в газете пять с половиной месяцев[167].

В свою очередь, и Шаховской пытался использовать дружественные отношения с Сытиным. Как рассказывает Сытин, новый начальник Главного управления по делам печати «предложил мне начать издание «народных» книг в Петербурге параллельно с «Посредником», но под покровительством «знаменитого Общества имени Александра III, которым мечтали заменить закрытое Общество грамотности». Сытин говорит, что увидел в этой просьбе «лишь простую попытку вовлечь меня в правительственную орбиту и сделать Сытина полуофициозным издателем»[168].

Попытка Шаховского имела продолжение, когда то ли в 1900, то ли в 1901 году председатель «знаменитого общества» граф С.Д. Шереметьев изволил пригласить Сытина в свой великолепный дворец в Петербурге; не исключено, что Сытин отправился туда на своем блестящем черном автомобиле с личным шофером, – он не любил роскоши, но авто было одной из немногих его слабостей. Граф принял гостя в кабинете, разодетый, точно князь времен Московской Руси, и опешивший Сытин ждал, что баснословно богатый хозяин дворца, того и гляди, запоет арию из «Князя Игоря»[169]. Он не пошел в услужение к этому барину. Сытин слишком хорошо понимал, насколько прибылен «прогрессизм», и знал, что заигрывание с самодержавием будет стоить ему разрыва с либеральной творческой интеллигенцией.

Сытин отказал Шаховскому и Шереметьеву, хотя ему и доставляло удовольствие растущее уважение, которое он ощущал со стороны правительства. Теперь, когда он контролировал столь значительную долю российской издательской индустрии, некоторые сановники призадумались, а не разумнее ли заполучить Сытина в союзники, чем пытаться обуздать его административными, судебными или полицейскими мерами.

В конце концов, Сытин был истинным патриотом и откровенно презирал радикалов, склонных действовать силой оружия. Однако эти его взгляды не мешали ему быть другом народников и реформаторов, тем более что на заре XX века предчувствие возможных перемен носилось в воздухе. Ничего удивительного, стало быть, что этому издателю, радевшему о народных массах, предстояло в собственной типографии столкнуться с волнениями рабочих, которые привели к революции 1905 года.

Вступая в XX столетие, Сытин имел веские основания гордиться собой: ею многочисленные типографские машины работали в полную силу; и вот в 1901 году он устроил большой прием и созвал гостей, которые возносили ему хвалу за праведный труд и делали рекламу его фирме. Пусть недруги назвали Сытина ловкачом и позером, однако никто не мог отрицать его заслуг в организации крупного прибыльного производства. Цифры говорили сами за себя. С 1900 по 1904 год включительно он увеличит тираж «Русского слова» в четыре с лишним раза, и газета начнет приносить твердый доход; а бухгалтеры «Товарищества И.Д. Сытина» зафиксируют в своих книгах, что за те же пять лет прибыли выросли более чем вдвое.

Впервые юбилей своей деятельности Сытин отмечал экспромтом в сентябре 1896 года. Давний друг, писатель Н.Д. Телешов, которого Сытин издавал, сохранил приглашение, в нем сказано: «У меня 14 сего сентября 30-летний юбилей моего служения книгоиздательскому делу. Тридцать лет назад я пришел в Москву из костромских лесов и у Ильинских ворот вступил на поприще книжного дела. Не готовясь и не думая, я только вчера вечером вспомнил об этом и, чтобы не очень буднично провести этот день, решил позвать к себе вечером близко знакомых своих друзей»[170]. Приглашены были родственники, старший персонал типографии и несколько человек из числа, как выражается Телешов,«немногочисленных светских знакомых» Сытина.

Зато 35-летие 1 октября 1901 года Сытин отметил куда пышнее. Началось торжество в типографии, где, по русскому обычаю, священник отслужил обедню. А в пять часов вечера состоялось чествование Сытина на званом ужине в московском ресторане «Эрмитаж». Среди известных людей, не пришедших на вечер, но приславших поздравления, был Чехов, который с 1898 года, благодаря успеху за успехом в Московском художественном театре, стал главной знаменитостью города. Телешов уважил юбиляра личным присутствием, равно как и художник В.В. Верещагин.

Сытин сказал своим гостям, что они многого помогли ему добиться, но предстоит сделать куда больше. Среди его изданий все-таки нет центрального, определяющего. Его давняя мечта, пояснил он, – приобрести ведущий русский иллюстрированный журнал «Нива», «где собрание богатое русских авторов». Именно такие «духовные силы», сказал Сытин, помогут «нам строить это огромное здание, которое так нужно, так важно матушке России», то есть распространять в русском народе грамотность, просвещение, трудолюбие и уверенность в своих силах[171].

Однако менее благожелательно настроенные современники усмотрели в его планах замашки монополиста. Согласно одному из свидетельств, когда Сытин обратился к издателю Марксу с предложением о слиянии их фирм, тот пришел к выводу, что его московский конкурент – «опасный человек», желающий прибрать к рукам всю книжную торговлю[172].

Зато в одном из последних номеров «Вестника книгопродавцев» за 1901 год обрисован совсем иной образ издателя с тридцатипятилетним стажем. В нем Сытина превозносят за его многочисленные издания, которые «проникли во все уголки нашего обширного отечества, распространяя полезные и необходимые знания в народонаселение». К счастью, продолжает этот цеховой журнал, «созданием одного из крупнейших книгоиздательских предприятий не исчерпывается Ваша многосторонняя деятельность». Правда, от «Вестника» и следовало ожидать столь хвалебных речей, поскольку Сытин был его совладельцем и помогал образованию учредившего журнал Общества книгопродавцев[173].

Не молчали и скептики. Леонид Андреев, только начинавший свою славную писательскую карьеру, высмеял юбилейное торжество в газете «Курьер». Особенно едко он отозвался о словах Власа Дорошевича на банкете, – мы вернемся к нему чуть ниже, – который назвал Сытина «действительным министрам народного просвещения» России[174]. У Андреева были, однако, личные причины для иронии.