Возможно, сегодня эти общие слова Валентинова о демократической журналистике звучат банально, зато в них выражалось полное согласие с задачами, которые ставил перед газетой Сытин. Оба стремились сделать «Русское слово» «демократическим»; оба хотели создать нечто новое, дотоле невиданное в России – честную, пытливую, высокопрофессиональную газету, отстаивающую интересы народа, а не правительства или какой-либо фракции[398]. Кто не за правительство, тот против него, считали многие, особенно консерваторы, этим людям казалось, что Сытин все в большей мере становится бунтовщиком. Они решили не ограничиваться критикой «Русского слова» и повели наступление на сытинские учебники. Этими школьными учебниками, предупреждали они, Сытин сознательно подрывает верноподданнические чувства к самодержавию.
Угроза нависла над одним из главных источников доходов Сытина, ибо, как писал Валентинов, отмечая «характерную» особенность «Товарищества И.Д. Сытина», когда он поступил в него в 1912 году, это было «самое большое в России издательство (в частности, всяких книг для школ и учебников)». Валентинов преувеличивал – он забыл о многочисленных сытинских лубках и календарях, но если иметь в виду основную массу собственно книжной продукции, то его правота несомненна. Ведь в каталоге фирмы за 1911 год «Учебники, учебные пособия и наглядные пособия для низших, средних и высших учебных заведений всех ведомств, а также для самообразования» занимают 250 страниц[399].
Впервые осуждение сытинских учебников прозвучало из уст официальных лиц 6 марта 1913 года, когда 32 члена Государственного совета подвергли всесторонней критике учебник «Товарищества», который назывался «Новь» и был одобрен министерством народного просвещения в 1910 году. Эта хрестоматия для начальной школы, утверждали они, показывает только «мрачные страницы» русской истории, особенно ужасы войны, и «заражает душу сомнением в своих силах», а детям «надо будет отбывать воинскую повинность»[400]. В прениях по резолюции некоторые члены Государственного совета выступили в защиту учебника и назвали его не однобоким, а, напротив, уравновешенным и привели в пример те его страницы, где рассказывается, как воспитание Ивана IV стало причиной его жестокого царствования. Однако большинство обвиняло авторов в том, что они «проводят нравственность утилитарно» и «проводят материалистическое мировоззрение», причем, отметил один из выступавших, это вообще свойственно сытинским учебникам. Победила точка зрения последнего оратора. В «Нови», сказал он, нет ничего опасного, но наряду с добром в учебнике говорится и о зле, а это вносит в умы учеников начальной школы путаницу и смятение. Когда председатель предложил потребовать у министерства отчета в связи с одобрением данного учебника, его предложение было принято 92 голосами против 59[401].
Тогда остро стоял вопрос о роли образования в пору социальных взрывов. Годом раньше, после того как на Ленских золотых приисках солдаты убили и ранили свыше ста рабочих, в стране началось массовое стачечное движение. В резолюции Государственного совета было заявлено, что подрывные силы используют нарастающие волнения, дабы сокрушить Российское государство изнутри, и, одобряя учебники наподобие «Нови», министерство способствует им.
24 апреля в Государственный совет поступил ответ из министерства народного просвещения по поводу «Нови». В нем министр Л.А. Кассо разъяснял, что два рецензента представили на учебник благоприятные отзывы, но поскольку имелись «причины соблюдать осторожность» в отношении его издателя, комитет не «одобрил», а лишь «разрешил» книгу. Министр отмечал далее, что оппоненты учебника не обнаружили в нем ни единой ошибки, как не нашел в нем «партийности» и «пристрастия» Учебный комитет. В заключение Кассо обещал еще раз отдать «Новь» на рецензию[402].
Вслед с нападками на Сытина обрушился в Думе В.М. Пуришкевич, его недоброжелатель с 1908 года. В конце мая этот правый депутат из Курска выступил в нижней палате с гневной речью против поставщиков материалистической писанины, в том числе против «революционера Сытина»[403]. На двух заседаниях Пуришкевич дважды поднимался на трибуну и произносил обличительные слова, в основном почерпнутые из своей же изданной годом ранее брошюры «Школьная подготовка второй русской революции», где подрывная литература грубо сравнивалась с «одним сплошным, гигантским злокачественным нарывом», который заполыхает огнем и вызовет революцию гораздо худшую, нежели в 1905 году, «при участии «иудомасонских главарей» и издателей[404]. В той брошюре он тоже выделил Сытина как основателя «революционного» общества «Школа и знание».
В начале следующего года Сытин с горечью припомнит, как ополчился на него Пуришкевич во время шумихи вокруг «Школы и знания», однако у нас нет никаких свидетельств его непосредственной реакции на выступления в Думе. Тем более, что примерно в эту пору Сытин уехал за границу, а потом решил возобновить переговоры с Максимом Горьким на Капри.
При первой встрече Сытина с Горьким, имевшей место в марте 1911 года, издатели присматривались друг к другу. Сытин вспоминает, как, сидя на террасе у Горького, они и чай пили, и закусывали, и говорили о просвещении народных масс,[405] а вот Горький в конце их двухдневного общения написал жене: «Все это время я, как борзая на охоте, непрерывно лаял и устал же!»[406]
В 1911 году, помимо Горького, материальной поддержки у Сытина искали и два других руководителя «Знания» – Пятницкий и Ладыжников, и они с удивлением выслушали предложение Сытина преобразовать их издательство в акционерное общество. Сытин давал 10 тысяч рублей за право быть основным пайщиком и директором «практической стороны дела», оставляя редакционную часть без изменений. Еще он потребовал участия в прибыли от изданий уже находящихся в печати.
Пятницкий отказался, заявив, что «нам нужны деньги – и только», и хотя разговоров было еще много, сделка не состоялась[407]. Горький, снова рассказывая жене о происходящем, выразился в том смысле, что от этого Сытина лучше держаться подальше, а то, «если попадешь в руки такого мужичка, так он из тебя весь живой дух немедля выкачает, кристаллизует его в рубли и книги, а тебя, как нечто использованное, бросит куда-нибудь в сторонку…»[408]. При всем том Горький не оставлял надежды осуществить с помощью Сытина издание задуманной им сибирской энциклопедии. Более того, он дал согласие публиковаться в «Русском слове».
В 1912 году Сытин обратился к Горькому с письмом, предлагая ему присылать все, что тот пишет, в «Русское слово», однако к разочарованию Горького так ничего и не сделал по сибирской энциклопедии. «Мысль эта, – написал Горький одному из друзей, – очень понравилась Сытину, и, будь я в России, – теперь она, наверно, осуществилась бы постепенно силами Томского университета и сибирской интеллигенции. Но т. к. Сытин весьма разбрасывается… сибирская [работа], очевидно, отодвинулась»[409].
В мае 1913 года Сытин под влиянием настроения вновь отправился навестить Горького, и тот встретил его новым предложением. Горький давно уже вынашивал мысль об организации в России радикально-демократической партии, которая заняла бы позицию, среднюю между конституционными демократами и крайне левыми социалистами, и вот теперь, решил он, ему нужна для этого газета. Сытину предлагалось финансировать и издавать в Петербурге ежедневную газету под названием «Луч»[410]. Правда, условились твердо только об одном: на радость Сытину Горький согласился за 12 тысяч рублей на печатание в «Русском слове» в течение 1913-1914 годов недавно оконченной его книги «Детство», а также на выпуск ее отдельным изданием за дополнительные 1500 рублей[411]. Отношения сложились в целом теплые, и получил ли Горький приглашение в тот раз или позднее, но по возвращении в Россию в декабре того же года он однажды гостил у Сытина в его подмосковной Берсеневке.
