С возрастающим беспокойством он вспоминал прошлую ночь, когда подслушал, как четверо пассажиров спорили, в какой момент и где именно сбросить пленника за борт. Крысенок сворачивал конец каната, стоя как раз позади Торнтона, когда его заметил Брадлоу и как следует пнул ногой. Крысенок растянулся на палубе, а Брадлоу злобно уставился на него, и белые бороздки шрамов на голове лондонца резко проступили на фоне загорелой кожи. На кратчайшее мгновение все движение на палубе прекратилось. Матросы, занимавшиеся оснасткой судна, приостановили работу и замерли.

И тогда боцман, направлявший фалы, вышел вперед и, грубо задев Брадлоу, поставил мальчишку на ноги, а потом, наклонившись, хрипло прошептал: «Червивый пирог». Парень широко улыбнулся, прикрывшись рукой, и кивнул. Утром ему следовало забрать тухлую рыбу, что лежала на крышке бочки с мукой, и положить на ее место новую. Дохлая рыбина с гниющей плотью использовалась, чтобы выманивать червей из муки. Ему надо будет взять изъеденный и вонючий рыбий остов и запрятать его в одеяло Брадлоу.

Крысенок не знал точно, известно ли капитану о том, что уготовано пленному мальчику, но чувствовал в капитанской манере растущее напряжение, словно бешеный ветер здорово надул поднятый парус.

После того как дела на камбузе были закончены, Крысенок вышел на открытую палубу и увидел, что с полуюта к нему наклонился капитан, у которого между бровями пролегла глубокая морщина Глаза капитана следили за растущими волнами, уже поднимающимися на высоту более пятнадцати футов и вновь уходящими вниз.

— Юнга! — позвал капитан и сделал удивленному Крысенку знак подняться по лестнице и встать рядом.

На вздыбленной палубе ветер хлестал брызгами, словно жаля, и оба они некоторое время молча раскачивались в унисон, от холода втянув головы в плечи.

Капитан достал компас с картушкой, разделенной на тридцать два румба и вращавшейся, как по волшебству, под магнитной стрелкой, словно одинокая роза в чашке с дождевой водой, которую однажды мальчик видел в каюте капитана.

Потом взгляд капитана перешел на несчастного Корнуолла, цеплявшегося за решетчатый люк верхней палубы, на который он только что свалился. Полубак окунулся в разверзшиеся воды, когда судно меняло курс, и палубу с еле держащимся на ней лондонцем окатило холодной морской водой.

— Знаешь, юнга, что отличает хорошего моряка? — вдруг прокричал капитан, выразительно глядя на Корнуолла. Крысенок наклонил голову, чтобы показать, что он весь внимание. — Он знает, когда пришло время рубить концы. — Затем он отпустил парнишку, но крикнул ему вслед по-голландски: — Идет шторм, юнга!

Позже вечером Крысенок узнал от кока, что капитан собирается пригласить четверых пассажиров отужинать у себя в каюте. Кроме рома, так было сказано, капитан угостит их бутылочкой мадеры, смешанной с полынной настойкой.

— А от этого, Крысенок, — прорычал кок, — наши сухопутные ублюдки будут спать долго-долго и даже блевать перестанут, но зато потом голова у них будет раскалываться на части. — Кок хохотнул, но тут же нахмурился. — Стыд-то какой. Что у них там творится внизу!

Крысенок кивнул в знак согласия, печально посмотрев на доски палубы под ногами.

Когда пробило четыре склянки первой вахты, четверо лондонцев тянули соломинку, кому придется отказаться от приглашения капитана и остаться в отсеке за одеялом. Только кретин не сообразил бы, что приглашение капитана давало возможность провести вечером пленного мальчишку по длинной палубе. Лондонцы были слишком самоуверенны и беспечны, болтая о своем желании избавиться от парня и забрать себе его долю от некоего вознаграждения, а потому их намерения стали известны всей команде. Оставалось только найти участок между мачтами, где никто ничего не увидит, дождаться секундного ослабления внимания — и связанного парня можно будет перекинуть через ограждение в мгновение ока. И кто докажет, что это не несчастный случай?

Целый день Крысенок не слышал плача мальчика и подозревал, что пленник уже сам знает, что дни его сочтены. Но юнга подозревал и другое: лондонцы не догадываются, что корабль скоро ждет страшный шторм.

Вскоре трое пассажиров, Брадлоу, Торнтон и Корнуолл, последовали за Крысенком в сторону кормы по открытой палубе, хватаясь за леера, чтобы не упасть. Своего товарища, Бейкера, они оставили с пленником. Ветер переменился — теперь он постоянно дул с левого борта, неистово и с завыванием, а трое пассажиров, спотыкаясь, пробирались к камбузу на капитанский ужин.

Брадлоу, первый из троих вместе с ветром ввалившийся в помещение, сразу же увидел открытый графин с мадерой, скользящий по наклонившемуся столу.

— Черт побери, капитан, — сказал он. — Вот ударило так ударило!

Капитан посмотрел на съежившуюся троицу в сырых одеждах и пахнущую, как промокшие псы, и спокойно подтвердил:

— Да. Сегодня вечером нам, возможно, придется несладко. — С этими словами он отвернулся от своих гостей и передал Крысенку бутылку. — Отнеси это тому, кто остался внизу. — И тихо добавил по-голландски: — И проследи, чтобы он выпил до дна.

Выйдя от капитана, Крысенок откупорил бутылку и понюхал содержимое. Густой, приторный запах, затаившийся под сладостью вина, напомнил ему о смоле, которой он обычно конопатил корпус корабля, но еще глубже прятался аромат свежевыструганной датской мачты, все еще роняющей слезы живого сока.

Идя с бутылкой в руках в закут к оставшемуся пассажиру, юнга насчитал восемь голов — все матросы и плотник. Экипаж отправили вниз очищать палубы на случай самой тяжелой фазы шторма. Единственными людьми на открытой палубе останутся теперь рулевой и помощник капитана, которые будут следить за характером вздымающихся волн.

Бейкера юнга нашел сидящим на тяжелой бочке. Спиной и руками тот упирался в изогнутые стенки корпуса корабля, а ноги переставлял туда-сюда, словно в танце, пытаясь удержаться в страшной килевой качке. Крысенок заметил у него в ногах ведро, наполненное желчью после последнего приема пищи. Лицо Бейкера приобрело гнойно-серый оттенок, глаза были плотно закрыты. Бейкера трясло, ибо северный ветер принес холод и промозглость.

Пленный мальчик взглянул на Крысенка со своей лежанки на полу. Одними губами он осторожно, но явственно произнес: «Помоги».

Юнга скосил глаза на лицо Бейкера, но веки у того все еще были опущены, а одна рука плотно зажимала рот, не давая остаткам тушеного мяса выскочить из пищевода. Словно молния, Крысенка пронзила мысль: утащить мальчика и ждать помощи команды. Но первое правило на корабле — это быть глухим и слепым по отношению ко всему, что делают пассажиры.

В этот момент Бейкер открыл глаза и поразился невесть откуда взявшемуся Крысенку. Заметив бутылку мадеры, он потянулся нетвердой рукой, чтобы взять посланный ему подарок. Его пальцы, холодные и лишенные мозолей, напомнили Крысенку про рыбу на бочке с мукой.

— Это от капитана? — прохрипел Бейкер.

Крысенок кивнул и показал жестом, что вино надо выпить. Бейкер откупорил бутылку и вылил в рот немного вина. Проглотил, весь передернулся и попросил:

— Дай-ка мне вон то одеяло.

У Бейкера под ногами как раз лежало тонкое стеганое одеяло, упавшее с его беспокойных плеч. Но Крысенок решил подать вместо него совсем другое одеяло — то, которое он сам недавно очень ловко свернул в тугой валик. Одеяло развернулось, и изнутри вывалилась гниющая рыбина, предназначавшаяся Брадлоу. Ошметки лежали на полу в виде студенистой каши, кишащей червями, быстро расплодившимися в тепле. Зловоние поднялось и заполнило ограниченное пространство, точно в незасыпанном похоронном рве.

Неожиданный крен корабля выбил бутылку из рук лондонца, и она, как бешеная, покатилась назад, разбрызгивая по доскам пола остатки темной жидкости. Бейкера, проклинающего всех и вся, начало вновь рвать в ведро.

Он дико стонал, кашлял и скрежетал зубами. Но тут корабль принял мощный удар волны прямо в борт и сильно дернулся, сбросив Бейкера с бочки. Тяжело дыша, несчастный упал на накренившийся пол и начал рвать на себе волосы. Когда он вновь взглянул на Крысенка, от его былого самообладания не осталось и следа. Юнга и раньше видел такой взгляд — морская болезнь день за днем, час за часом доводила некоторых сухопутных бедняг до умопомешательства.