ГЖЕСЬ. А что он в середине делает?
ФАЗИ. Где?
ГЖЕСЬ. Ну, там же целых триста страниц.
ФАЗИ. Не помню, наверное, дома кантуется. Эй ты, бабло давай! (Ударяет ногой неподвижно лежащего парня.)
Сцена тринадцатая — В КВАРТИРЕ ВИКТОРА. ДЕНЬ
На загаженной кухне ВИКТОР снимает с плиты чайник и заваривает в двух стаканах чай из пакетиков. БОГУСЬ сидит за столом.
БОГУСЬ. Помоги мне, сделай что-нибудь.
ВИКТОР. Ничего я не буду делать.
БОГУСЬ. Ничего?
ВИКТОР. Да, ничего.
БОГУСЬ. Ты что, не поможешь мне? Я в полной жопе, да еще эти мудаки поломали все материны пластинки!
ВИКТОР (смеется). Да, уж если они решились поднять руку на пластинки Кшиштофа Кравчика, ситуация действительно серьезная.
БОГУСЬ. Не смешно. Мать начала собирать их, когда техникум заканчивала. Кравчик — смысл ее жизни.
ВИКТОР. Прости, это и впрямь грустно.
БОГУСЬ. Но не только у них на меня зуб. У нашего ксендза тоже.
ВИКТОР. По той же причине?
БОГУСЬ. Я его «полонез» превратил в кучу металлолома.
ВИКТОР. Господи, ну и как я могу тебе помочь? Ограбить банк? (БОГУСЬ молчит.) У тебя хоть сколько-нибудь денег есть?
БОГУСЬ. Я же говорю, что нет.
ВИКТОР. И даже мелочи нет? Поищи в карманах. Мне надо выпить.
БОГУСЬ. А, ты об этом… Есть кое-что. (Пауза.) Я пару недель торговал «травой» у школы. Немного собрал. Наколку себе сделал на них, и еще чуть-чуть осталось. Но я больше не хочу продавать «траву». Вообще. Хочу заняться чем-то настоящим.
ВИКТОР. Мне кажется, дерьмо, в которое ты вляпался, самое что ни на есть настоящее.
БОГУСЬ. Да я не об этом. Я хочу правды. Хочу, чтобы ты помог мне ее найти.
ВИКТОР. Вернись в костел.
БОГУСЬ. Нет смысла. Я пять лет был служкой, пять лет проповеди слушал. Наизусть их выучил. Все пустые.
ВИКТОР. Почему я?
БОГУСЬ. Ты — мой учитель. Ты знаешь ответы на все вопросы.
ВИКТОР (смеется). Бля, мне сегодня необходимо выпить. Дай денег. (Шумно отхлебывает большой глоток чая.)
БОГУСЬ. Покажи мне правду.
ВИКТОР. Правды захотелось? А ты посмотри вокруг — увидишь, как живут люди в этом районе, как живете вы с матерью. Не хочешь быть пассивным, говоришь? — а что ты делаешь? Через пару лет станешь уголовником, и тебя загребут.
БОГУСЬ. Ну а что мне делать?
ВИКТОР. Понять, кто ты есть.
БОГУСЬ. Я знаю, кто я.
ВИКТОР. Да? А по-моему, ты только играешь роль, которую тебе дали. И играешь так же плохо, как эти клоуны в телевизоре, которых ты так ненавидишь.
БОГУСЬ. Хрена два, я борюсь.
ВИКТОР. A-а. А я думал, просто шатаешься по району и гробишь чужие машины.
БОГУСЬ. Мне это помогает.
ВИКТОР. Кончай по ушам мне ездить. Я знаю, ты не уголовник. Притормози, расслабься, угомонись. Попробуй покопаться в себе, в своем нутре. Разберись, кто ты, чего хочешь, что собираешься делать.
БОГУСЬ. Откуда я это узнаю?
ВИКТОР. Из книг. В книгах есть ответы на все вопросы.
БОГУСЬ. А комиксов не хватит? Или журналов с по-ревом?
ВИКТОР. Когда поймешь, кто ты, кто ты на самом деле и чего хочешь, найдутся и люди, такие же, как ты, узнаешь, сколько таких было в прошлом, что они делали и что из этого вышло. Это бесценное знание. Ну? Ты по-прежнему считаешь меня своим учителем? (Жадно допивает чай, трет виски и затылок.)
БОГУСЬ роется в карманах, достает и кладет на столе горсть монет и несколько купюр. ВИКТОР ловким движением алкоголика сгребает деньги со стола, идет в коридор и надевает плащ. БОГУСЬ не двигается с места.
Сцена четырнадцатая — В ПИВНОМ БАРЕ
Пивной бар. За стойкой стоит ХЕЛЕНКA. К ней подходит ВИКТОР, за ним БОГУСЬ.
ВИКТОР. Добрый день, пани Хеленка. Два больших.
ХЕЛЕНКА. Пан Виктор. Кемпинский…
ВИКТОР. Он был здесь? Ешкин кот…
ХЕЛЕНКА. Он запретил мне, сказал…
ВИКТОР. Пани Хеленка, да он же коновал. Я к нему больше не хожу, а он приходит и отыгрывается. Только два — по одному мне и парню.
ХЕЛЕНКА. Два. Под вашу ответственность.
ВИКТОР кивает. ХЕЛЕНКА наливает две большие кружки.
ВИКТОР. Вы Енджейчика не видели?
ХЕЛЕНКА качает головой.
ВИКТОР. Вот гад, он мне стольник должен, а я никак его не изловлю.
БОГУСЬ и ВИКТОР садятся за стол недалеко от стойки.
ВИКТОР. Мой бывший врач ходит сюда и мне гадит. Надо менять бар.
БОГУСЬ. Где ты сейчас работаешь?
ВИКТОР. Постоянно — нигде. На стройке подрабатываю. Нехилый рост в карьере, а?
БОГУСЬ. А еще насчет книг. Без чтения это все нельзя узнать?
ВИКТОР большими глотками пьет пиво.
БОГУСЬ. Я ведь читал-то в принципе немного. И понятия не имею, с чего начать.
ВИКТОР отодвигает кружку.
ВИКТОР. «Когда в плену тебе приставят к горлу нож, в глаза взглянуть прикажут смерти гордой, про что забудешь ты решительно и твердо?»
БОГУСЬ молчит.
ВИКТОР. Про что? Я задал тебе вопрос.
БОГУСЬ. Это же стих.
ВИКТОР. Да, но я тебе задал вопрос, отвечай.
БОГУСЬ. Откуда я знаю, про что — это просто стихотворение, я его толком даже не понял.
ВИКТОР. Про дрожь, про дрожь забудешь. Сконцентрируйся.
БОГУСЬ смотрит на ВИКТОРА.
ВИКТОР. «Когда упадет твое тело бренное и сердце станет прахом, что тебе нужно, чтоб умереть без страха?»
БОГУСЬ (смеется). Не знаю, бля. Надо, чтоб в рифму было?
ВИКТОР. Надо, чтоб ты не был таким тупицей, думай!!
БОГУСЬ. Ну и что?
ВИКТОР. Презрение.
БОГУСЬ. Откуда мне знать — я в поэзии не разбираюсь.
ВИКТОР. Еще одна строфа.
БОГУСЬ. Нет.
ВИКТОР. Последняя. (Глотнув еще пива.) «Что нужно, чтоб воскреснуть вновь, когда рассеют твои кости белые и вспомнятся твои поступки смелые?»
БОГУСЬ. Любовь.
ВИКТОР. Откуда ты знаешь?
БОГУСЬ. Подходило по смыслу. Кто это написал?
ВИКТОР. Броневский. Владислав Броневский. Ты когда-нибудь о нем слышал?
БОГУСЬ. Да, он написал «До-о-ожди-и-и бе-е-еспо-койные-е-е».
ВИКТОР допивает свое пиво.
БОГУСЬ. Шучу. Знаю я его, в школе проходили. Отстой.
ВИКТОР. Ты знаешь только то, что вы проходили. Броневский — великий поэт. Единственный мужик среди польских поэтов XX века. Остальные — просто онанисты.
