КАРОЛИНА. Все, как я хотела… Теперь мы можем вместе уйти.

ХРОМОЙ ПЕС. Кое-что изменилось.

КАРОЛИНА. Ты не хочешь?

ХРОМОЙ ПЕС. Мне понравилось.

КАРОЛИНА. Я усну и проснусь в тебе.

ХРОМОЙ ПЕС. Тебя не было рядом.

КАРОЛИНА. Ты умирал от любви.

ХРОМОЙ ПЕС. Я — гей.

КАРОЛИНА. Врешь.

ХРОМОЙ ПЕС. Помнишь того добермана?

КАРОЛИНА. Ты меня обманул. Ты слишком слаб.

ХРОМОЙ ПЕС. Хромая дворняга.

КАРОЛИНА. Пойдем со мной. Мне не мешает то, что ты — ГЕЙ.

ХРОМОЙ ПЕС. Педики не попадают на небеса.

КАРОЛИНА. Тогда в ад.

ХРОМОЙ ПЕС. Я позвоню.

Кровь… Похоже на мак? Правда?

Удачное было совокупление. Да, черт возьми, совокупление. Спасибо тебе за то, что ты ко мне прикасался. Спасибо, что ждешь меня там, внизу, веришь, что я выйду, и как-нибудь все получится. Не получится…

Не будет хорошо… Все лучше, чем сейчас… Когда я вышла из магазина с платьем, ко мне подошла румынская девушка с маленьким ребенком на руках. Ну, знаешь, таких много крутится на улицах. Протягивала руку, хотела денег. У меня ничего не было. Все потратила на это чертово платье. Я должна ей его отдать. Она подсовывала мне ребенка, так близко, к лицу, к глазам. Я чувствовала тепло его дыхания. Он спал. Можно было передавать его с рук на руки, и ничто не потревожило бы его сон. Я протянула руку, хотела до него дотронуться, может быть, даже приласкать. Девушка крикнула что-то на своем языке, плюнула и отошла. Еще несколько раз оборачивалась и плевала через плечо, глядя на меня… Не будет хорошо. Я боюсь… Это твой клаксон, слышишь? Ты меня торопишь. Сейчас, дорогой, сейчас. Не выключай. Прости, что все так плохо организовано, как-то хаотично. Хуже, чем по телевизору, да? Маленькая Каролинка не справилась… Черт, как же мне страшно. Иди сюда ко мне наверх. Иди, обними меня… Возьми меня еще раз. Прикоснись.

КАРОЛИНА. Уже?

ПОЧТИ МУЖ. Уже. Примерно 900 градусов.

КАРОЛИНА. До скольких дойдет?

ПОЧТИ МУЖ. До 1500, наверно.

КАРОЛИНА. Как я выгляжу?

ПОЧТИ МУЖ. Превосходно.

КАРОЛИНА. У тебя есть с собой.

ПОЧТИ МУЖ. Кое-что есть, как всегда.

КАРОЛИНА. Насыпь.

ПОЧТИ МУЖ. Для тебя — все что угодно. Даже если пропадет втуне. (Насыпает дорожки порошка. Они втягивают.) Могло получиться очень неплохо.

КАРОЛИНА. Не могло. Наши матери и наши отцы живут в наших телах. Лучше от этого избавиться.

ПОЧТИ МУЖ. Ты сбежала.

КАРОЛИНА. Я не смогла жить, пока не умру.

ПОЧТИ МУЖ. Это смешно.

КАРОЛИНА. Давай посмеемся.

ПОЧТИ МУЖ. Ты боишься?

КАРОЛИНА. Уже нет. Новобрачная — в печь!

ОТЕЦ. Что было не так?

МАТЬ. Все экзамены сданы.

ОТЕЦ. Мы купили DVD.

МАТЬ. Она знала все столицы.

ОТЕЦ. Знала, что Буркина-Фасо граничит с Мали и Ганой.

МАТЬ. Если бы я знала английский…

ОТЕЦ. Мы хотели, чтобы она учила иностранные языки, много ездила, каждые каникулы в новые места.

МАТЬ. Присылала нам открытки. О, вот одна, из Лондона. «Все хорошо, учусь, путешествую, знакомлюсь с людьми. Не беспокойтесь обо мне. Целую. Ваша дочь».

ОТЕЦ. Из Барселоны. «Все хорошо, учусь, путешествую, знакомлюсь с людьми. Не беспокойтесь обо мне».

МАТЬ. А эта откуда?

ОТЕЦ. Флоренция.

МАТЬ. Красиво в этой Флоренции. «Все хорошо, учусь, путешествую, знакомлюсь с людьми. Не беспокойтесь обо мне».

ОТЕЦ. Париж, Рим, Прага, Берлин…

МАТЬ. Кто мы теперь? Сироты?

ОТЕЦ. Нет такого слова.

МАТЬ. Может, есть.

ОТЕЦ. Некоторые слова человеку не нужны. Кажутся бесполезными. Поэтому их нет.

МАТЬ. Нет названия для родителей, потерявших ребенка.

ОТЕЦ. Это неестественно — хоронить собственных детей.

МАТЬ. По-английски наверняка есть такое слово.

ОТЕЦ. Что было не так? Почему? Не знаю.

МАТЬ. Мы остались одни.

ОТЕЦ. Завтра воскресенье.

МАТЬ. Даже он уже не приходит.

ОТЕЦ. Я позвонил в полицию.

МАТЬ. Его забрали?

ОТЕЦ. Загребли.

МАТЬ. Это правильно. Так нужно. Ты видел его нос?

ОТЕЦ. Никаких сомнений.

МАТЬ. Значит, еврей. Я так и думала.

ОТЕЦ. Не будет бедных ребятишек у школы уговаривать.

МАТЬ. Дилер.

ОТЕЦ. Бандит.

МАТЬ. I love you.

МАТЬ. Какой сегодня день?

ОТЕЦ. Среда.

МАТЬ. Третий день недели.

ОТЕЦ. Третий.

МАТЬ. Я купила свежие цветы.

ОТЕЦ. Это хорошо. Свежие красивее.

МАТЬ. И лампадки. Красные, пластиковые, с крышкой. Как ты думаешь, пластик — это хорошо?

ОТЕЦ. Стекло лучше.

МАТЬ. Ты прав. Стекло лучше.

ОТЕЦ. Сколько штук ты купила?

МАТЬ. Пять.

ОТЕЦ. Это нехорошо. Нечетное количество. Я просил, чтобы ты покупала четное. Глупая баба.

МАТЬ. Докупим возле кладбища.

ОТЕЦ. Простейшую вещь не можешь сделать. Деревенщина.

МАТЬ. Если бы я знала английский, то… Ты бы так со мной не разговаривал. Жизнь была бы более изысканной… Я так думаю. Во всех хороших фильмах говорят по-английски. Плачут, смеются и снова плачут. Так красиво это делают на иностранном языке. А у меня даже ванной не было. Мы ссали в ведро за дверью…

ОТЕЦ. Мочились. Ничему ты за всю жизнь не научилась. Я тебя возил и туда, и сюда. Думал, пусть мир узнает, опыта наберется. Ничего. Дубина стоеросовая. И ребенок какой-то малахольный. Болезненная. Философиня, тоже мне… Придумала… Папа, обними меня. Папа, на ручки. Папа, не уходи сегодня вечером. Дай мне того мишку. Поцелуй маму. Какие вы красивые вместе. Боже… Не понимаю… Не знаю.

МАТЬ. Знаешь, сколько у меня родинок?

ОТЕЦ. Глупости…

МАТЬ. Сейчас мы хоть куда-то вместе ходим.

ОТЕЦ. На кладбище… Мать… которая родила могилу.

МАТЬ. Тебе хорошо в черном. Только руки вынь из карманов.

ОТЕЦ. Не могу… Конфетти…

МАТЬ. Конфетти?

ОТЕЦ. У меня карманы полны конфетти.

МАТЬ. Красиво. Разноцветные.

ОТЕЦ. Мы должны были его рассыпать… Все плохо… Все не так… Ослица моя… За что?.. Ну за что?

МАТЬ. Возьми меня под руку.

ОТЕЦ. Музыка… Где музыка?..

МАТЬ. Пойдем наконец. Иди. Все готово.

ОТЕЦ. Я не пойду. Я туда не пойду… Спички… Ты взяла спички?

МАТЬ. Взяла.

КШИШТОФ БИЗЁ (1970 г. р.)

Архитектор, совладелец проектной мастерской в Щецине, попал в театр случайно: его офис находился в том же здании, что и щецинский театр «Вспулчесны». Как-то он показал директору театра пьесу «Поговорим о жизни и смерти», и вскоре она была поставлена.