Галинку, бьющуюся в истерике, уволокли в ту боковую дверцу. И ее крик еще долго доносился из-за прикрытой двери. А Амиран приблизился вплотную и, разбрызгивая слюну, прошипел:

— Потом придет очередь твоего дружка, затем другой девчонки, а там и твоя очередь настанет, займемся и тобой. Но тебе не судьба быстро умереть. Ты будешь долго мучиться и в конце концов вспомнишь коды. В камеру их! — уже совсем другим, командным тоном бросил он. — И смотрите у меня, чтобы они были живы до следующего развлечения.

— Сука!!! Гад! — орал я во всю глотку. — Отпусти ее! Я не знаю кодов. Хочешь, пытай меня, но отпусти ее, мразь!.. Иди сюда один на один, и я тебе башку сверну набок…

Нас швырнули в ту же камеру, откуда недавно вытащили на свет божий. Я попытался было ломиться назад в дверь, изрыгая сплошной мат и ругань. Николай стал оттаскивать меня от двери, стараясь успокоить, но, поняв всю бесполезность своей затеи, вскоре отошел в сторонку и только наблюдал грустно. В какой-то миг силы покинули меня, и я повалился на кучу тряпья. Слезы сами собой текли из глаз, и я, не стесняясь, уткнулся лицом в ладони и рыдал, проклиная себя за эту бессмысленную и опасную поездку.

А через некоторое время, когда слезы иссякли, наступила следующая фаза. Навалилась полнейшая апатия. Я перевернулся на спину и невидящими глазами уткнулся в серый потолок, словно хотел найти там поддержку.

Сколько я так пялился — не знаю. Невдалеке, прислонившись спиной к стене, сидел Николай и пытался что-то мне втолковать, но я его совсем не слышал. Точнее, слова гудели над ухом, как пчелиный рой, и просто хотелось отмахнуться от них, так как я все равно не понимал их смысла.

Через несколько часов дверь открылась, и один из охранников поставил на пол две грубо сработанные глиняные миски с неприятной на запах баландой. Как шелудивым псам. Такой мерзости не приходилось хлебать, даже отбывая срок на зоне. Хотя и там нас за людей не считали.

Николай взял их и приблизился ко мне. Протягивая мне одну, он тихо произнес:

— Филин, надо есть, а то скоро сдохнешь.

Я равнодушно пнул по миске ногой, только и мечтая поскорее загнуться. Она вырвалась из рук Николая и отлетела к стене, расплескав по пути баланду, а сама разбилась на мелкие кусочки.

Коля огорченно вздохнул и присел рядом, продолжая уговаривать меня.

— Зря ты так, Гоша. Силы еще понадобятся. У меня есть план.

Я никак на это не отреагировал, но он, выждав минуту, так же ровно и тихо продолжил:

— Нам с тобой нужно попробовать бежать…

— А девчонок бросить? — Во мне опять закипела безумная ярость. — Ты, паршивец, мне это предлагаешь?! Спасать свою шкуру, а на других наплевать?!

Я даже сел от злости. Руки сами собой стали сжиматься в кулаки. Еще минута, и я, наверное, бросился бы на него. Но он, реально оценив обстановку, произнес успокаивающим шепотом:

— Сейчас не я тебе враг. И если мы будем на свободе, то у нас появится маленький шанс спасти и девчонок. Здесь же нет даже такого. Так что стоит попытаться. Хуже нам уже не станет, так что попытка — не дыба, авось выдюжим.

Он отхлебнул из миски и, скривившись так, словно попробовал неразбавленного уксуса, сделал еще глоток. Я с удивлением смотрел на этого полиглота, а внутри рождалась неприятная тошнота. И уже стал подумывать о том, чтобы уединиться в укромном уголке.

— Что ты предлагаешь?

Он поманил меня пальцем и, когда я приблизился к нему, горячо и быстро зашептал прямо в самое ухо. Я слушал его пару минут, потом резко отпрянул и почти во всю глотку проорал:

— Вон ты что задумал, паскуда!

И без долгих размышлений заехал ему кулаком в крепкий лоб. Он выронил миску, облив свои штаны мерзкой жидкостью, и резво вскочил на ноги. При этом успел-таки зацепить меня одной из своих махалок, и я отлетел, как воздушный шарик, к тому месту, где покоились осколки разбитой плошки. Пока он несся на меня, я рывком поднялся и ударил его ногой в грудину. Но Николай успел увернуться и, проведя контрприем, швырнул меня мордой в шершавую стенку.

Одним словом, когда охранник явился забирать посуду, мы уже лупцевали друг друга от души, молча и сосредоточенно. Тот, только глянув на происходящее одним глазом, испарился. Когда же дверь открылась в очередной раз и в нее стала протискиваться четверка бойцов, то положение уже было иным. Я лежал на спине, а Николай, упершись коленом мне в грудь, пытался добраться до моего горла.

Как только все четверо оказались в камере, ситуация резко изменилась. Первого Николай вырубил сразу же, с разворота заехав ему длинным и острым осколком миски точно в глаз, одновременно помогая и мне очутиться на ногах. И тут же он бросился к другому тюремщику, который лихорадочно пытался расстегнуть кобуру непослушными от волнения пальцами.

Наскоро оценив диспозицию, я с лету врезал ближайшему противнику ребром ладони по кадыку. Тот захлебнулся слюной и, судорожно хватая ртом воздух, замертво свалился на цементный пол. Я бросился на второго охранника, пока он не успел опомниться. Но тот от страха даже позабыл про висящий у него на поясе пистолет и зачем-то встал в некоторое подобие боксерской стойки. Дурачок, право слово. Я изобразил ложный выпад левой рукой, и он на него купился. Тут же попытался достать меня своей правой. Но я-то уже был вполоборота к нему и легко перехватил его запястье. Затем слегка протащил его вперед, что далось без труда, используя его же поступательное движение. И когда его тело оказалось вровень с моим, поставил одну ногу позади него. А вот правой рукой, локтем, от всего сердца врезал ему в скулу. Его голова дернулась, как у тряпичной куклы, и, чудом не оторвавшись, грохнулась об пол. Тело, конечно, тоже.

Встав рядом с ним на колено, я взял его бедную головку в свои надежные руки и с превеликим удовольствием повторил процедуру, треснув ею по цементу. Парень — а он оказался тем самым, что занял очередь на тот свет, дважды врезав мне по почкам, — немедленно отключился, закатив глазки под узкий лоб.

— Вот и ладушки. Спи, моя радость, усни.

— Неплохо сработано. Только излишне жестоко. — Николай поставил ногу на остывающий труп так и не успевшего расстегнуть кобуру охранника и радостно улыбнулся. — Он дышит хотя бы?

— Пока да. Но боюсь, надолго его не хватит.

И я тоже улыбнулся, крепко пожимая протянутую мне руку.

Через десять минут мы с Николаем стали пятнистыми, переодевшись в форму наших бывших охранников.

Николай оказался более проворным. Пока я еще только застегивал на поясе широкий ремень с кобурой, он уже полностью облачился в камуфляж и навис над продолжающим пребывать в отрубе бандитом.

— Игорь, ты не переборщил часом? А то он что-то никак не очухается.

Я мельком взглянул на мафика, которого мы успели спеленать по всем правилам партизанской войны. Руки сзади намертво перехвачены его же ремнем, а ноги стянуты бывшими штанами Николая. Во рту торчит солидный кляп из первых подвернувшихся под руку тряпок. Но дышит, паразит. Наконец-то справившись с неподатливой пряжкой, я пригладил взъерошенные волосы и произнес бесшабашно:

— Ничего с этим засранцем не случится. Я его только слегка приласкал. Можно сказать, основные сюрпризы для него остались на десерт.

— Нам надо бы побыстрее убираться отсюда, пока никто не поднял тревогу. Скоро могут обнаружить их отсутствие, и тогда пиши пропало.

— Сейчас разбудим этого засоню и малость побеседуем о превратностях жизни. А уходить без девчонок я не хочу. Тем более когда в руках появилось хоть какое-то оружие.

— Игорь, уйти придется. Иначе нас просто перестреляют как куропаток и мы ничем не сможем помочь девчонкам. А пока ты на свободе, есть гарантия, что их не тронут. Оставят на всякий пожарный как приманку для тебя. Им нужны деньги и сбыт наркотиков, а не сексуальные услуги.

— Я сам их сейчас передавлю, как клопов.

— Филин, не глупи! — В его голосе прозвучала настойчивость сродни приказу. — Их здесь наверняка с роту наберется. Нам нужно вырваться и придумать какую-нибудь хитрость. Вот тогда у нас появятся маленькие шансы на успех*