— Пусть! Но машина еще не готова для серийного выпуска!
— Это твое личное мнение.
— Ну я понимаю: деревянные кабины, нет штампов.
С этим еще можно мириться. Хотя в паше время… Ну пусть, обтянули железом деревянную кабину, покрасили — и в путь-дорогу. Из-за этого машины не стояли. А ведь от брака полуосей машина мертва. Да, мы даже не выдержали мирового стандарта габаритов машины.
"Ты смотри, куда гнет сынок! — бесился Стрижов. — Мировые стандарты, габаритов не выдержали!.."
— Будем их продавать за границу — выдержим. Машина только на пять сантиметров шире. Имеет ли это значение? Пять сантиметров!
— А те узлы, на которые я передал вам чертежи, тоже ведь не решены.
— Многое решено. Обогрев машины, к примеру. Шпильки на лебедке не летят. Двигатель о балку не ударяется. Тут конструкторы поработали. И над твоими мыслями, я имею в виду последние чертежи, конструкторы помозгуют и внесут изменения.
— Внесут?.!
— А как же ты думал! Полгода уже возимся над усовершенствованием.
"Зарывается сын, зарывается, — думал Стрижов. — Задал бы я тебе такого карачуна, что всю жизнь помнил бы! Но сын же! Сын!"
— Но согласитесь, что расположение балки переднего ведущего явно неудачное.
— Ты скажи, сколько директоров на заводе?
— Один.
— Так какого же ты дьявола путаешься в ногах? Кто тебе давал право отменять приказ, не подчиняться директору?
— Что же мне — звонить в горком, министру?
— Зачем звонить? Ты знаешь, что конструкция апробирована ученым советом. Принята межведомственной комиссией. А ты…
Стрижов начал, не глядя, набивать трубку. Табак сыпался на стол. Стрижов только вчера разговаривал с заместителем министра. Тот просил ускорить выпуск "Сибиряка".
Стрижов, не сказав больше ни слова, покинул кабинет начальника цеха. Не время дискуссировать, машину надо выпускать!
"И без тебя обойдемся, — злился Стрижов. — А может, надо было вызвать его в свой кабинет? В кабинете люди вроде сговорчивее. Может, и он бы по-другому себя вел.
Да, сынок — не Григорий Петрович. Тот безоговорочно выполнил бы любые указания. Можно, в конце концов, эти машины на особый учет поставить. Потом кое-что достать. Но дать машины досрочно, во что бы то ни стало! Полуоси? В министерстве засмеют. Конечно, со сталью на полуоси мы прошляпили. Как не вовремя уехал Привалов в Японию! Горком тоже заинтересован в выпуске "Сибиряка".
Первый секретарь горкома три для назад звонил Стрижову и спрашивал:
— Как вы там без Привалова?.. Начнете выпускать новые машины?
— На днях пойдут! — ответил Иван Иванович.
— Смотрите только, чтобы качественно. Сейчас это — прежде всего!
Георгий Михайлович Костенко — сам бывший заводчанин. Со старшего мастера начинал. Потом начальником сборочного цеха работал. С этой должности его избрали в партком, затем вторым секретарем горкома. Стрижов еще помнит, как Костенко на пленуме перед избранием его секретарем упирался:
— Я ведь производственник, в парткоме всего полгода. На заводе еще кое-как тяну, тут мне все знакомо. И людей знаю. А секретарем — не потяну!..
— Позвольте! — возразил ему секретарь обкома, присутствующий на пленуме. — Мы же с вами беседовали?
— Да, беседовали. А вот только сейчас я все почувствовал, обдумал и окончательно решил, что не по плечу мне эта должность.
— Мы ведь не должность первого секретаря предлагаем. И потом не на веки вечные. Изберем. Поможем. Не справитесь — вовремя заменим. А сейчас коммунисты вам доверяют. Постарайтесь оправдать их доверие.
Но получилось так, что уже через год коммунисты города избрали Костенко первым секретарем горкома.
Что мог ответить Стрижов первому секретарю, который так много уделяет внимания автомобильному заводу. Мол, так и так, не оказалось на заводе к самому выпуску стали высоких марок, не все продумано о промежуточном мосте. "А где же вы раньше были?" — спросит Костенко… А репутация завода у министерства? Хоть десять, пятнадцать машин надо дать досрочно. А там приедет директор. Костенко вместе с Приваловым не раз бывали в министерствах и ведомствах, решая те или иные вопросы, которые, казалось, нельзя было уже решить. Надо бы раньше сказать первому секретарю, что на заводе туго со сталью высоких марок. И Костенко предпринял бы какие-то меры, помог. Но ведь Стрижов не знал положения дел со сталью. А сейчас говорить об этом уже поздно. И винить теперь некого. Конечно, в первую очередь, виноват Найдорф. На заместителя директора по снабжению Кобцева тоже не сошлешься, умер человек. На мертвого сваливать чужую вину — кощунство. И попробуй на Коваленко найти управу. Рано его выдвинул. Думал, будет подальше от испытания автомобиля. Да и сын ведь. Да, выдвижение Алексея на должность начальника цеха — ошибка. А может, ошибка допущена еще раньше?
Едва появился Стрижов, раздался звонок. Он взял трубку, но никто не отзывался. Он хмыкнул и положил ее обратно.
Это звонил Алексей, но, когда услышал его голос, задержал трубку, а затем опустил. К чему разговоры? Детали из имеющейся стали он делать все равно не будет.
У Алексея стало тоскливо и неприятно на душе, что-то сломалось, ушло, рухнуло. Надо немедленно встретиться со Слесаревым.
Зазвенел телефон. Он с недоумением посмотрел на него. А это кто?.. И, главное, с чем?
4
— Ну и жук же ты, Коваленко! — с деланной обидой и удивлением говорил начальник первого механического цеха. Он даже не поздоровался. С налета!
— Почему жук?! Я что-то не понимаю!
— Чересчур умный стал. Нынче и пьяницы на водку не просят, а все на чай. Удалось все-таки свой план распихать, на плечи других цехов взвалить?
— Степан Степанович, реконструкция у нас, вы же знаете, — стал оправдываться Алексей. — Потом мы вас выручим.
— Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Потом…
— Да это же только часть нового заказа. Совсем немного. Остальное мы делаем. Так Павел Маркович распорядился.
— Какой там Павел Маркович! Его уже две недели нет. А вы сегодня заказ суете. Да еще на новую машину.
Уж не в зятья ли ты метишь к главному? Не ожидал я от тебя такого. Что, старые счеты? Теперь не жди от меня помощи, ржавого гвоздя не дам, паршивого мечика не выпросишь. Вербин никогда бы так не поступил! Все!
И положил трубку.
"Целый короб наговорил Степан Степанович, — недоумевал Алексей. — Значит, и у него план напряженный. Знал бы ты мой разговор с главным инженером, возможным родством не попрекал бы. Но если так разобраться, без горячки, по-деловому, то в чем я виноват? Директор завода приказал перераспределить план. Ведь цеху, ведущему реконструкцию, план был непосильный. Как говорится, план выше завязки. Постой, а какой заказ мог поступить к нему сегодня? Уж не полуоси ли?"
На пороге появилась Татьяна.
— Опять кузнечный подводит! — с возмущением начала она. — У меня четыре станка простаивает. Заготовки не поступают.
— Танюша, прошу тебя, сама пойди в кузнечный цех и разберись.
— Хорошо.
Он хотел еще что-то сказать, по голос по селектору отвлек его.
— Алексей Иванович! На станке 1708 лопнул вал.
— Свяжитесь с механиком и принимайте меры. Я вам точить вал не буду!
— На другом электромотор искрит. Я к тому говорю, что в субботу придется работать токарям.
"Вот она, текучка, которая засосала Вербина. Некогда было думать о реконструкции, о новом. Неужели и со мной так будет?"
Вошла Татьяна.
— Алексей, что же получается! Заготовки в кузнечном есть.
— Заготовки лежат, и нам их не дают. Так я понял?
— Да.
"Выходит, заготовки держат в резерве, и их дадут, когда прикажут сверху. На что это похоже?! Такое поведение граничит с преступлением. Нет, так дальше нельзя. Надо Болотникова на чистую воду выводить. Придется и с Болотниковым портить отношения".
Алексей связался с кузнечным цехом. Болотников был у себя.
