— Я уже вам сказал, время поджимает. А если заново все начнем изобретать — и года не хватит. — А про себя подумал: "При повторном применении технических решений мы ведь не получим премии за внедрение новой техники".

— Да, я слышал от испытателей, что до сегодняшнего дня обрываются болты на лебедке.

— Пустяки! Это, можно сказать, решено.

"Может, следовало перевести его в экспериментальную лабораторию?"

— Хорошо, я передам вам чертежи в понедельник. Еще пару дней помозгую.

— А это что за схема?

— Новая расстановка станков в цехе. Цепочка.

— Этим пока не время заниматься.

Стрижов ведь только так, для видимости, с Алексеем разговаривал, слушал возражения. А подчиненные все реже и реже перечили главному. Не раз и сам ловил себя на том, что ним одолевает властность, неоспоримость и категоричность собственных мнений и суждении. Происходило это не от широты знании, а от положения главного инженера, и нравились ему податливые подчиненные.

— Итак, жду вас в понедельник с чертежами.

"Думающий сын, — размышлял Стрижов, — пока конструкторское бюро разрабатывает, перепроектирует, спорит, он мозгует в одиночку. В нем есть что-то стрижовское, черт возьми, талант инженера! Чего доброго, сын еще превзойдет отца. Только гордиться им придется втихомолку. Для завода и города он — Коваленко, и все тут!"

Вечером Иван Иванович спросил Татьяну:

— Почему не сказала о чертежах Коваленко?

— Каких чертежах?

— Каких! Каких! На узлы для автомобиля "Сибиряк!"

— Первый раз слышу.

— Вы же вместе работаете. Странно, никто не знает, а он мозгует над ними.

"Значит, Алексей Иванович хочет помочь создать лучшую машину, — обрадовалась Татьяна. — Конечно, он это делает втайне от нас и особенно Вербина. Тот бы не потерпел этого. Своих дел мало, что ли?"

Когда Вербин возвратился домой, часы пробили десять. Дети спали.

Жена уже была в постели. Она укоризненно глянула на него, глубоко вздохнула и отвернулась к стене.

"Я на диване лягу", — решил Вербин.

Беленькая кошечка повертелась у ног и ушла.

Вербин долго не может уснуть. Он смотрит на светящийся циферблат часов — половина двенадцатого. Не спится.

Перевернулся на спину. Вдруг перед его глазами всплывает улыбающееся лицо Ирины, ее покорные и теплые руки в его ладонях, а губы шепчут ласковые слова: "Мне с тобой хорошо!"

Надо откровенно поговорить с женой. Честно все рассказать. Больше жить так нельзя. Мы стали чужие друг другу. Я не виноват, что все распадается. Ну, зачем откладывать.

Тарас заметил Жанну еще издали. Она подошла, подала руку, слабо улыбнулась.

— Что-то голова разболелась, — пожаловалась. — Но ничего, пройдет. Правда, пройдет?

— Это грипп. Надо бы полежать, — сказал Тарас.

— Нет, будем работать.

В обеденный перерыв Жанна пошла в заводской медпункт и больше к станку не вернулась.

Ему стало как-то грустно. Все не ладилось, не хотелось работать и думать. "Что это, неужели я влюбился в Жанну? Нет, это не любовь. Просто я привык к ней, и не больше".

Жанна пришла на третий день печальной и озабоченной. Что происходило с ней, он не понимал. Его глаза часто останавливались на девушке, сердце ее сжималось под этим загадочным взглядом. Тарас находил трогательную прелесть и в ее побледневших чертах, в нерешительных замедленных движениям, а ей казалось, что он не в духе.

— Вы чем-то расстроились? — спросила Жанна.

— А вы?

Он пристально посмотрел на Жанну. Краска залила ее лицо, и она не нашлась, что ответить.

Тарас использовал сталь-40, которую подвергли ционированию для создания сверхпрочной поверхности слоя кулачков, и это принесло успех. Оставалось внести изменения в конструкцию самого зажимного узла приспособления. Это не очень утруждало Тараса. Он ясно представлял, что именно нужно изменить. И тут ему снова оказала большую помощь Жанна. Когда дело касалось конструирования, она проявляла острую смекалку.

Алексей мимоходом сделал в чертеже маленькую, но, как позже оказалось, весьма важную поправку. Он изменил диаметр небольшой конической детали, похожей на усеченный конус, но непонятно, по какой причине не указал размера. Тарас хотел идти искать Алексея, но Жанна сказала:

— Подсчитаем сами!

Зная общую длину детали и угол наклона конуса, Жанна с точностью вычислила величину диаметра.

— Вы не зря диплом инженера получили! — с уважением сказал о девушке.

Теперь, когда успех обозначился, Тарас торопился довести дело до конца. Все ушли, а он, пустив станок, в который раз стал следить за работой кулачков. Все шло так хорошо, что Тарас даже начал напевать себе под нос. Включил станок, снял зажимное приспособление и принялся придирчиво проверять его, пытаясь отыскать следы вмятин, потертостей. Кто-то подошел. Он повернул голову — Юля.

— Ты до сих пор работаешь? Вот не думала. А я уже от троллейбусной остановки вернулась, ключ от квартиры забыла. Мой-то снова в командировку уехал, — сказала она заигрывающим тоном.

— Опять одна?

— Ты что завтра будешь делать?.. Вечером.

— По вечерам я готовлюсь в институт.

— Решил инженером стать? Ну давай, давай!

И ушла.

Рабочий день был на исходе. Вернее, первая смена заканчивала работу. Алексей зашел к начальнику цеха. Пора поговорить с ним по душам и показать проект расстановки станков. Не прошло и минуты, как на пороге появилась Татьяна.

— Слушаю вас, Григорий Петрович, — сказала она и зарделась.

Вербин обернулся и слегка выпрямился. Татьяна стояла у двери и задумчиво глядела вдаль. В это мгновение Алексей, может быть, впервые пристально рассмотрел ее стройную фигуру, строгое, умное лицо с большими голубыми глазами.

"Недаром ее считают в цехе гордой и неприступной, — подумал Вербин. — Так можно и в девках засидеться".

— Проходи, проходи, Татьяна Ивановна, — словно обрел дар речи, начал Григорий Петрович. — Присаживайся. Как настроение?

— Григорий Петрович, завтра я не выйду. И смена моя тоже. — Татьяна взглянула прямо в глаза начальнику цеха.

— Татьяна Ивановна, дорогая, я же ничего еще не сказал! — И Вербин слегка подмигнул Алексею, как бы желая возбудить его внимание и втянуть в разговор.

— Да все ясно. На работу надо приходить, так ведь?

— Ты права, надо выходить, — сказал Вербин. — Ну что зимой людям два дня подряд в выходной делать? Ну, другое дело летом. Зимой можно и без двух выходных обойтись. Ну, стоит ли тебя, Татьяна Ивановна, агитировать? В цехе двадцать процентов рабочих болеют. Но дело не только в гриппе. Сегодня к вечеру металл подвезут. Ну ты же у меня…

— Григорий Петрович, — перебила его Татьяна, — я уже сегодня утром, когда на завод пришла, все поняла.

— Может, даже не на полный день. И не всю смену. Хотя бы половину людей.

— А ведь многие уже свой план на выходные наметили. Девушкам на свидание нужно. Так они и замуж не выйдут.

— Свидания пусть перенесут. Раньше-то один выходной был, и девушки с парнями встречались. И женились.

— Да и у нас выходных не густо. То субботник, то в колхоз, то в городе чистоту наводим.

— Говоришь, чистоту в городе наводим. А ведь, Татьяна Ивановна, это наш город, мы тут живем. Приятно, когда на улицах чисто, все в цветах и зелени, не встретишь хулиганов. Ты знаешь, я как-то был в нашем городе с инженером-одесситом, приезжал он к нам по рекламаций. Закурил, значит, он, смял папиросную пачку, хотел было выбросить, огляделся вокруг и положил ее в карман.

— Конечно, приятно, когда везде порядок, — согласилась Татьяна.

— Ну как там Олейник-младший?

— По шестьдесят шкивов обтачивает. За двух токарей справляется. Помогло новое зажимное приспособление.

— Молодец! Только бы не попал под влияние отчима.