Об этом он только думал, но директору сказать не смел, они еще во время войны на одном заводе работали. Сюда Найдорфа и перетянул Привалов откуда-то с Урала. Однажды Привалов как бы мимоходом заявил: «Пока я директор, Найдорфа не трогать, пусть трудится человек».

Тогда Стрижов прикинул: если Привалов собирается работать до семидесяти, то Найдорф вряд ли дотянет до девяноста.

— Алексей Иванович, — начал Стрижов, как только Коваленко появился на пороге кабинета. Трубка лежала на пепельнице и дымила. — Я прочитал ваш отчет по испытанию «Сибиряка». Нельзя так строго судить о ребенке, который только родился. Подрастёт, наберется силы.

«Что это я машину с ребенком сравниваю?» — поймал себя на мысли Стрижов.

— Помните наш первый одиннадцатитонный самосвал? — продолжал главный инженер. — Хотя вы не помните. Меня тоже здесь еще не было. Шестнадцать лет назад его собрали, а до сегодняшнего дня усовершенствуется.

— Да он и сейчас не первоклассный, — пожал плечами Коваленко. — Слишком тяжелый наш самосвал. Одиннадцать тонн, а грузоподъемность едва, до двенадцати дотянули. И это за шестнадцать лет. Но речь идет о машине «Сибиряк» для Севера, Сибири.

— Согласен. Но в общем-то машина лучше.

— Будет хорошей. А пока не доведена до конца.

Стрижов взял трубку, и она заклокотала. Кабинет наполнился дымком крепчайшего сухумского табака.

— Машина для Севера — это труд целого коллектива. Труд не одного года…

Он зашагал с угла в угол.

— Пока такую машину выпускать нельзя. Большое количество недоделок.

«А сынок упрямый, — думал Стрижов. — Он куда упрямее меня».

— Нельзя, Алексей Иванович, судить так строго. Идеального ведь ничего нет. И конца совершенству тоже.

— Автомобиль надо дорабатывать. Не завидую тем, кто сядет за руль такой машины. Я, собственно, все изложил на ваше имя. И другие испытатели со мной согласны.

«Был бы ты не мой сын, — думал Иван Иванович, — я с тобой бы по-иному разговаривал».

Как бы он разговаривал с другим испытателем, еще сам не представлял.

— Мы должны раньше, чем во втором полугодии, начать серийный выпуск этих машин. Север и Сибирь ждут их.

— Север ждет лучших машин, Иван Иванович. Современных. Время еще есть.

— Москва, Алексей Иванович, не сразу строилась.

— Вы напрасно меня уговариваете.

— Да я и не уговариваю, а убеждаю, что северяне будут рады такой машине. Да еще как!

Зазвонил телефон. Иван Иванович нехотя взял трубку. Но сразу как-то преобразился.

— Слушаю вас, Павел Маркович.

— Иван Иванович, ты читал журнал испытаний новой машины? — спросил директор.

— Читал.

— И докладную Коваленко?

— Да. Он сейчас у меня.

— Ну и что же будем делать? Ты собери конструкторов.

— Есть и другие мнения. Машина хорошая. Конечно, дефекты есть, не без этого. В нашем распоряжении еще полгода.

— Вы же все время говорили, что досрочно начнем выпуск «Сибиряка». А товарищи на серьезные недочеты указывают.

— Ничего там серьезного нет. Если позволите, я сам поеду с испытателями.

— Сам? Ведь конец года. Ну ладно, езжай. Мы как-нибудь без главного три-четыре дня перебьемся. Слесарев такого же мнения. Так. Будем ждать от тебя новогоднего подарка. Новый год-то в «Днепровских зорях» встречать будем…

Стрижов некоторое время сидел задумавшись.

— Еду с вами, Алексей Иванович. — Поднялся. — Посмотрю, как ведет себя машина на испытаниях.

К Татьяне забежали Светлана и Венера. Они работают в механическом цехе токарями. Светлане пошел двадцать пятый год. Она блондинка, как и Татьяна. Новое сиреневое платье плотно облегало ее полнеющую фигуру. Венера еще совсем молоденькая, только неделю назад восемнадцать исполнилось.

Мать Татьяны, Октябрина Никитична, предлагает сначала сесть за стол, а потом к балу готовиться. Время еще позволяет. Девятый час вечера. А бал во Дворце культуры автозавода в одиннадцать начнется. Туда рукой подать. Можно и пешочком. Всего две остановки. Это ей с мужем надо ехать в центр города в ресторан «Днепровские зори», где заказаны столики. Муж задерживается. Не иначе, как что-то случилось. И надо же самому напроситься на испытание автомобилей. Подчиненных мало, что ли?..

Девушки принесли с собой белые туфли, завернутые в газету. И каждой хочется повертеться перед зеркалом. Но они слушаются Октябрины Никитичны и садятся за большой стол.

Светлана рассказывает, что, когда спешила сюда, один молодой бородач только вез елку.

— Поздно спохватился, — говорит Октябрина Никитична. — К Новому году не успеет украсить.

«Уж не Алексей ли? встрепенулась Татьяна. — Да нет же. Бороду-то он сбрил. И говорили, что он с отцом поехал на испытание нового автомобиля. А может, он на другой машине?»

— Не из наших? — спросила Татьяна.

— А кто его знает, — сказала Светлана. — Может, и наш. Сюда ехал.

— А ты его когда-нибудь раньше видела?

— Может, и видела. Я мужчин плохо запоминаю. Зрительная память у меня слабая.

Октябрина Никитична смотрит на девчат и думает: что общего у ее дочери с ними? Ведь разные во веем. Интересно, слушаются ли они ее на работе?

Октябрине Никитичне пошел уже сорок седьмой год. Она сохранила фигуру, диету соблюдает с педантичной строгостью. Только тоненькие морщинки собрались у глаз. Но отец не замечает этого и говорит всем, что «мама у нас вечно молодая».

Октябрина Никитична тоже присела к девушкам с приветливым и довольным лицом. Она уже в нарядном голубом платье. Отпила немного вина, шутила, а потом тихо спросила:

— А где же ваши поклонники?

— Поклонников, Октябрина Никитична, много, — засмеялась Светлана, показав белые зубы. — Только моргни — как воробьи, сбегутся.

— Ой, смотрите, девочки, доперебираетесь, что старыми девами останетесь.

И подумала: «В Светланином возрасте перебирать не чего. Пока молода — красивая. Но красота с годами увянет. Тогда что? Собственно, девушка полнеть уже начала. Через несколько лет на тебя, толстуху, никто и не глянет. Да и Татьяне пора о семейной жизни подумать. Годы-то летят».

Отпила еще глоток вина и тихо в самое ухо дочери шепнула:

— А отца все нет. Как ты думаешь, ничего, если я одна пойду на новогодний бал?

— Не знаю, мама, по я бы одна не пошла.

— Ладно… А что у тебя с Тарасом? Жених он вроде стоящий.

— Ты что, мама? Ну какой он жених? Мы просто были друзьями.

Мать удивилась.

— Не думала. Тарас, мне кажется, тебя любит. И толковый, и расторопный. Он хороший парень.

— А ты его знаешь? Хороший!..

— А чем тебе не нравится? И родители хорошие. Состоятельные.

«Она уже и о родителях знает!»

— Мама, от хороших родителей дети не убегают.

— Как?!

— А так, в общежитие ушел Тарас.

Раздался телефонный звонок, и Татьяна быстро подошла к круглому столику. Сначала робко спросила:

— Кто это? Слушаю!.. — Потом радостно воскликнула: — Да, да, Олег! Спасибо тебе за такие пожелания! И тебя поздравляю!

— Что он хотел? — подбежала к телефону Венера, но Татьяна положила трубку.

— Олег от всего сердца поздравил с Новым годом, пожелал нам личного счастья. О плане тоже напомнил.

— И о плане, — улыбнулась Светлана. — Это похоже на него.

— А ты что, Таня, недовольна его звонком? — спросила Октябрина Никитична.

— Нет, почему же, довольна, — отозвалась Татьяна. — Приятно, когда поздравляют…

— А мне показалось…

Ушли девчата на новогодний бал уже в одиннадцатом часу. Пешком, хотя и метель разгулялась.

Татьяну одолевала тоска. Она обошла фойе, заглянула в комнаты, но нигде Светланы и Венеры не нашла. «Наверное, с вертолетчиками сбежали с новогоднего бала». Ей стало так тяжело на душе, что она отошла к окну, стала делать маленькую отдушину в изморози стекла, И тут же опомнилась: «Я еще, чего доброго, расплачусь и испорчу свои ресницы! А, черт с ними, с ресницами! Кто на них смотрит! Девчата, и те меня оставили».