Parkeby-South одолжило его собственность для проведения экспертизы. Ее было достаточно для банкиров Инвернесса, чтобы он смог приехать в Лондон в июле, за два месяца до аукциона, который сделает его богатым; остановиться в Савойе, поскольку он искал более постоянное жилье в Лондоне – двухуровневые апартаментах, куда можно будет время от времени приезжать, когда он будет наведываться в город. О, успех, жизнь меняется в лучшую сторону!

Стук в дверь прервал раздумья Макдоу о заслуженном успехе. Он отвернулся от панорамы Лондона и произнес:

 – Войдите.

Это был официант с бутылкой виски на серебряном подносе. И, Макдоу, сразу же заметил два стакана.

 – Ах, – сказал он с любезной улыбкой. – Вы, в конце концов, решили присоединиться ко мне.

Мужчина улыбнулся робко и заговорщически одновременно:

 – Вы очень добры, сэр. Разрешите ли вы мне передумать?

 – Конечно, конечно, – Макдоу сделал шаг вперед и обхватил себя руками. – Используй свой шанс, вот мой совет, – сказал он парню. – В этой жизни нужно хватать удачу за руку.

Дортмундер был удивлен тем, что смог получить паспорт. Он оплатил все свои долги перед обществом, по крайней мере, об одном общество знало точно, и теперь он полноправный гражданин. Когда были закончены и другие важные приготовления наступил июль. И, Боже мой, он был здесь, на 747-ом покидал Соединенные Штаты Америки и направлялся в Лондон, в Англию. Рядом с ним сидел сердитый Келп:

 – Я не понимаю, почему мы не можем лететь первым классом, – сказал он в пятнадцатый раз.

 – Потому что платит Чонси, – ответил Дортмундер возможно уже в седьмой раз. – Мы так договорились.

А договорились они так: Чонси и Лео Зейн будут лететь тем же рейсом, который находиться за темно-красной шторой первого класса, где бесплатно раздают ликер и вино с шампанским, более симпатичные стюардессы, более широкие кресла и больше места для ног, где есть ряд ступеней к бару и холлу на верхнем уровне. В то время Дортмундер и Келп будут путешествовать в экономе, в хвостовой части. Дортмундер занимал место у прохода и благодаря этому мог вытянуть ноги, когда никто не проходил мимо. Келп же сидел в середине ряда, а толстая пожилая индианка в сари, с красной точкой на лбу расположилась возле окна. Таким образом, Келп был зажат с двух сторон и особенно – когда Дортмундер выиграл борьбу «чей локоть займет подлокотник». Келпу, по-видимому, было очень некомфортно.

Ну, это продолжится только семь часов и когда самолет приземлится в Лондоне, тогда только от Дортмундера будет зависеть насколько хорошо он сможет выполнить задуманное. Ему предстоит решить следующие проблемы: например, он вообще не знает город и ограничен одним помощником Келпом и двумя любителями (Чонси и Зейн), но другого выбора не было. Либо он находил способ, чтобы помочь Чонси, либо становился свежей насечкой на пистолете Зейна. Делал ли этот сукин сын что-либо еще в своей жизни, кроме зарубок на оружии.

Этот план, как, впрочем, и другие задумки Дортмундера, сочетал простоту и необычность.

Он предложил поменять местами копию и оригинал, прежде чем состоятся торги в сентябре. Чонси мог таким образом защитить себя от иска страховой компания, настаивая на том, что во время аукциона подлинность картины будет пересмотрена. Затем копию признают фальшивой, иск будет остановлен, а Чонси уйдет на заслуженный отдых со своей картиной и деньгами.

Все, что Дортмундеру нужно было сделать, это просчитать точность операции, В чужом городе с наполовину непрофессиональной компанией, в то время как пистолет был приставлен к его голове.

Он был настолько взволнован, что хотел остаться навсегда в этом самолете, в небе.

Чонси любил Лондон, но не в этот раз. Во-первых, был июль. Ни один нормальный человек не приезжал в этот город в июле, когда он был переполнен американцами и другими иностранцами. Во-вторых, компаньонам Чонси в этой поездке было позволено слишком многое, фактически, все. В кэбе из Хитрой он и Зейн заняли заднее сиденье, а Дортмундер и Келп напротив. Чонси заметил, что Келп очень внимательно следит за своими коленями, дабы случайно не задеть Зейна, чего нельзя было сказать о Дортмундере. Ноги Чонси разместились напротив двери. И его вид был ничто по сравнению с траурным лицом Дортмундера, а сырой английский воздух, проникающий через открытые боковые окна, был абсолютно горячим.

Тем не менее, все это ради благой цели. Кроме сдвинутых бровей Дортмундера и тикающего счетчика возле его правого уха, Чонси отметил их багаж, который свалили рядом с водителем и который состоял из его Hermes и American Touristers Зейна, набора из шести чемоданов Келпа и двух безликих коричневых дорожных сумок Дортмундера из толстой кожи с ремнями. В одном из них, за подкладкой была спрятана сумка для гольфа, где лежала имитация Грисволда Покьюлея «Глупость ведет человека к гибели».

Скоро, уже очень скоро, Боже, пожалуйста, пускай копия исчезнет, а ее место в сумке займет оригинал, и Чонси сможет покинуть этот город, кишащий миллионами людей и улететь в Антиб, где каждый адекватный человек проводит лето. А тем временем, единственное, что остается – это делать хорошую мину при плохой игре. Подавленные затянувшейся тишиной в такси, эти четыре крупных тела слегка потели в жарком июльском воздухе Лондона, и Чонси от безысходности попытался завязать беседу:

 – Дортмундер, это твоя первая поездка в Лондон?

 – Да, – Дортмундер слегка повернул голову, чтобы выглянуть из окна.

Кэб приехал на М 4 из Хитроу и теперь медленно двигался в обычной пробке на Кромвель-роуд.

 – Выглядит как район Куинс в Нью-Йорке, – сказал Дортмундер.

Чонси машинально начал защищать город:

 – Ну, это вряд ли похоже на центр города. И уж тем более не похоже на Куинс.

Кромвель-роуд сменился Бромптон-роуд прежде чем Чонси попытался снова:

 – Ты много путешествовал за пределами США?

 – Один раз был в Мексике, – ответил ему Дортмундер. – И это была неудачная поездка.

 – Да?

 – Да.

Внезапно вмешался в разговор Келп:

 – Ты был пару раз в Канаде.

 – Просто скрывался там.

 – Тем не менее.

 – Сельские дома и снег, – настаивал Дортмундер, – можно найти в любом месте.

Кэб, наконец, прибыл на Ханс Плейс. Это садовая площадь представляло собой овальной формы парк, окаймленный дорогой и довольно высокими домами из оранжевого кирпича построенные в девятнадцатом веке с остроконечными богато украшенными крышами, стиль которых сэр Осберт Ланкастер назвал «Голландский Понт Стрит». Когда такси остановилось, Чонси с удовольствием выбрался на тротуар и расплачивался за проезд, пока другие выгружали багаж. Затем Эдит и Берт вышли из дома, чтобы поприветствовать Чонси и отнести его чемоданы, в то время как остальные могли делать со своим, что только вздумается. Этот дом много лет тому назад поделили на четыре отдельные квартиры, расположенные в определенной последовательности. В двухэтажной квартире Чонси комнаты прислуги и кухня располагались в задней части первого этажа, а в передней – гостиная и столовая. Винтовая лестница вела из столовой вверх на второй этаж, где находились две спальни с ванной. Эдит и Берт, худощавая состарившаяся пара, которая говорила на совершенно непонятном диалекте, в котором можно было услышать четко лишь букву R. Они работали на полную ставку и жили в своей собственной небольшой комнате с ванной на первом этаже, за кухней. Они занимались выращиванием брюссельской капусты на огороде заднего двора и делали необходимые покупки по кредитному счету Чонси два квартала от Харродс. В те редкие моменты, когда Чонси бывал в городе, они выполняли обязанности камердинера и повара, а в остальное же время жили «жизнью Рейли» и знали об этом. Когда они ложились спать в свою крошечную кровать ночью, то говорили друг другу: «Двухуровневая квартира в районе Найтсбридж! Неплохо, правда, мама? Неплохо, папа».