Чонси отошел от проема двери, чтобы пропустить Дортмундера, который было, опустил воротник вниз, но затем сразу же поднял обратно и произнес:

 – Здесь капает.

 – Потому что нет крыши, – ответил Чонси и потянулся к трубке. – Могу я взять ее:

Но Дортмундер убрал картину из зоны досягаемости и произнес:

 – Мы сделаем это внутри

 – Конечно, – согласился разочарованный Чонси и повел их к дому.

Возле двери черного хода Дортмундер остановился и спросил:

 – На ней есть сигнализация?

 – Я сказал Уотсону, что буду пользоваться дверью сегодня вечером.

 – Хорошо.

Дом был удивительно теплым и сухим. Они поднялись в гостиную, где голос Чонси прозвучал скорее опечаленным, чем гостеприимным:

 – Полагаю, вы все хотите выпить.

 – Еще бы, – хором ответили они. Гости стояли, потирая руки, вращая плечами вверх и вниз, как это обычно делают люди, которые попали из холода, из влаги в тепло и сухость.

Чонси принял заказ на напитки: все хотели бурбон и спасибо им за это. Когда он наливал виски, он сказал Дортмундеру:

 – Вы опоздали.

Чонси раздал бокалы, затем поднял свой собственный в знак прозвучавшего тоста «За успех всех наших начинаний» и сказал:

 – Хорошо, выпьем за это.

Они выпивали, и у Чонси впервые появилась возможность, как следует рассмотреть «компаньонов» Дортмундера. Это была довольно пестрая компания: доминировал мужчина-монстр с лицом похожим на смертоносный помидор плюс тощий остроносый с блестящими глазами парень, который выглядел, как кокни вор-карманник и кроткий джентльмен, похожий одновременно на хранителя музея и бухгалтера из Диккенса. Таким образом, эти четыре и охранник снаружи – вся команда грабителей, это они? За исключением того монстра, все остальные выглядели совершенно обыденно. Чонси, который был первоначально довольно взволнован ситуацией, что эти люди будут все находиться в его доме, теперь был почти разочарован.

Но все же, его мысли не покидала Глупость. Он потягивал свой напиток и с нетерпением ждал, когда другие закончат свои первые глотки со многими вздохами типа «ааах» и причмокиваниями, а затем сказал:

 – Ну. Мы можем начать?

 – Конечно, – ответил Дортмундер. – Ты получил деньги?

 – Естественно.

Из другого ящика рядом с баром он достал небольшой черный атташе-кейс. Открыв его на столе, Чонси показал стопки банкнот, все по пятьдесят и сто, которые аккуратно заполняли пространство кейса.

 – Я предполагаю, что вы захотите пересчитать их, – произнес он.

Дортмундер пожал плечами и ответил:

 – Это не повредит.

Он кивнул кокни карманнику и куратору музея, который слегка улыбаясь, подошли к деньгам и начали быстро листать пачки. Тем временем, Дортмундер достал свернутую картину из картонной тубы и сказал:

 – Подержи Тини.

Тини? Чонси продолжал смотреть недоверчиво на монстра, который отозвался на это имя.

Дортмундер передал своему товарищу один уголок картины и отступил, чтобы развернуть полотно. Тини держал два уголка, а Дортмундер два других и Глупость раскрылась во всем своем великолепии.

Не во всем, конечно. Все еще можно было увидеть складки и изгибы на поверхности, поскольку ее хранили в свернутом состоянии. Свет отражался от холста под разными углами, делал ее немного другой, немного странной. Но это все же была его Глупость, все верно, и Чонси улыбнулся и шагнул навстречу ей, наклонился вперед, чтобы лучше присмотреться к деталям. Они выглядели не так как обычно…

 – Всем стоять на месте!

Голос, леденящий, громкий и агрессивный раздался с порога позади Чонси и когда он обернулся, то был абсолютно поражен тем, что комнату заполнили террористы. По крайней мере, они выглядели как террористы. Трое из них были в лыжных масках и коричневых кожаных куртках и все держали пулеметы с небольшим запасом патронов в ленте. Они передвигались очень профессионально: один поспешил налево, один на право, лидер оставался в дверном проеме и ствол его оружия лениво двигался из стороны в сторону, готовый выпустить пулеметную очередь по всей комнате. По его руке можно было определить, что он был чернокожим, а двое других белыми.

 – Боже милостивый? – воскликнул Чонси.

Эти люди выглядели точно так же, как террористы в еженедельных новостных журналах.

Он сначала даже подумал, что это случайность, что его похитили как капиталистического поработителя и держали в Монголии, или скажем в Лихтенштейне и его выбрали из списка пятидесяти семи политических заключенных. Но потом он услышал странный звук позади и понял, что Дортмундер или Тини выпустил свой уголок полотна, что позволило картине снова принять форму рулона. Он сразу догадался обо всем.

 – О, нет, – произнес он, скорее даже выдохнул эти слова, – нет.

Да.

 – Мы заберем ее, – сказал главный и перевел дуло пулемета с Чонси на Дортмундера позади него.

Затем он направил пистолет к двум другим партнерам Дортмундера, который замерли над кейсом с пачками денег в руках. Их лица выражали истинное удивление, которое возможно при других обстоятельствах выглядело бы даже комичным.

 – И это тоже… – произнес с явным удовольствием главный.

 – Ты сукин сын, – выругался Дортмундер и его голос был похож на звериное рычание.

 – Дортмундер, – остановил его Чонси, предостерегая.

«Жизнь – это лучше, чем смерть» звучало в его голосе. Проиграно сражение, но не вся война. Все эти выражения, высказываемые на протяжении веков, были резюмированы в тоне Чонси, когда он произнес имя Дортмундера. Дортмундер, который до этого слегка привстал на носках, сжимал кулаки, напрягал плечи, теперь медленно успокаивался и снова стал крепко на ноги.

Все двигались с профессиональной уверенностью и скоростью. По приказу главаря Тини, который держал скрученный холст, засунул его в тубу и отдал мужчине слева. Кейс был снова заполнен деньгами, закрыт и отдан мужчине справа. Те двое попятились из комнаты, оставляя лидера возле двери.

 – Мы будем наблюдать за этой дверью десять минут, – предостерег он. – Проверьте свои часы. Кто выйдет слишком рано – получит пулю, – и вышел.

Лестница была покрыта ковром, поэтому люди, которые остались в комнате не могли услышать удаляющихся шагов трио или узнать, когда они ушли, или сколько их еще оставалось. Чонси просто стоял, пялясь на пустой дверной проем, и осознание факта того, что картина и деньги так и не вернулись домой, пришло только с появлением Дортмундера перед ним:

 – Кому ты сказал?

 – Что? Что?

 – Кому ты рассказал?

Рассказал? Сказал кому-то сегодня вечером о страховом мошенничестве, об обмене картины на деньги? Но, он ни с кем не разговаривал об этом.

 – Дортмундер, Богом клянусь… Зачем мне замышлять такое?

Дортмундер качал своей головой:

 – Чонси, мы профессионалы своего дела. Ни одни из нас не обмолвился бы и словом. Ты – дилетант.

 – Дортмундер, но кому мне рассказывать об этом?

 – Они идут! – прокричал кокни карманник.

Он и двое других были возле окон, всматриваясь в дождь.

 – Дортмундер!

Дортмундер поспешил к ним, а Чонси следом за ним. Тини произнес:

 – Один, два, три. Они вышли все.

 – Четыре! – воскликнул кокни вор.

 – Кто это? – Чонси уставился в окно.

Он не мог поверить в то, что видел. Там, пройдя через дорогу, трое мужчин в коричневых кожаных куртках остановились рядом с уличным фонарем и столпились вокруг четвертого. Их лица на сей раз были без масок, но рассмотреть их подробнее было невозможно. Один из них держал картонную тубу, другой – атташе-кейс. Но был там и четвертый мужчина, который привлек внимание Чонси, заставив его похолодеть. Высокий, худощавый, одетый в черное…

 – Он не может двигаться столь быстро со своей хромотой, – заметил Тини. – Да ну, Дортмундер, мы сядем им на хвост и вернем обратно наше добро.

 – Зззззз… – прошипел Чонси и прежде чем сделать ошибку, вовремя остановил себя.

Хромающий мужчина и трое других поспешили скрыться за углом, подальше от света.