На занюханной студии в пустом кинозале
равнодушный механик крутит старую ленту.
Ничему не радуйся поначалу,
не ищи исчезнувшее бесследно.
Просто ты попал в густую халтуру —
режиссер уволился, оператор в запое,
и не вздумай пожаловаться сдуру,
будто кто-то там нехорош собою.
Все прекрасно — особенно та девица
в откровенном купальнике на старинном пляже,
а за нею с ухмылкой рецидивиста —
некто в кепке, годящийся ей в папаши.
Почему он хватает ее за плечи?
Никогда я не вел себя так развязно.
А она отвечает: «А ну, полегче!»
Но видать по глазам, что на все согласна.
Что-то припоминаю, что-то припоминаю…
В результате, конечно, она его выдаст,
но из этого, как я понимаю,
все равно ничего не выйдет.
Что за актеры? Это не актеры.
Значит, это хроника? Нет, это правда.
Сколько можно? Полфильма идут повторы.
Ах, упрячьте всю эту муру обратно.
Но составьте мне кадрик на память, ладно?
Как оборванный ящеркой хвост судьбины,
вечный призрак, светлеющий ненаглядно,
место встречи истины и картины.
