— Я в свое время нарушил этот обет, отколотил своего наставника и убежал, — посмеивался Чимид. И добавлял мечтательно: — Если бы всех этих дармоедов заставить работать — мы быстро справились бы с трудностями. Но они привыкли к безделью, привольную жизнь не отдадут… Они живут будто под перевернутым котлом, нищета других их не заботит.
Сотрудники ГВО Ганджура и Данджура в столичных и близких к городу монастырях не обнаружили.
— Они не дураки, чтобы прятать эти сокровища в здешних монастырях, — сказал Чимид, подразумевая крупных настоятелей. — Скорее всего, вывезли все тома в какой-нибудь дальний монастырь.
— А сколько томов-то? — спросил Щетинкин.
— Триста тридцать три! Сто восемь — Ганджур и двести двадцать пять — Данджур.
Щетинкин присвистнул от удивления.
— Ну, если англичане, французы да немцы заинтересовались — боюсь, птичка упорхнула за границу. Оно ведь так: пока мы в силу своей темноты и невежества расчухаем истинную цену книжке или картине, иностранцы заранее начинают за ними охотиться. Сколько у нас в Москве пришлось заниматься Дзержинскому подобными делами — возвращать государству похищенные ценности…
— Вы правы, — согласился Чимид. — До сих пор на территорию Монголии воровским путем проникают иностранные экспедиции, разворовывают исторические и археологические, даже палеонтологические ценности. Сил у нас на все пока не хватает. Я очень беспокоюсь за сокровища Эрдэни-дзу, где вы успели побывать. Посылал туда своих сотрудников — рукописей Ганджура и Данджура в Эрдэни-дзу в самом деле нет.
— Конечно, такое количество томов вывезти за границу не так-то просто… — задумчиво проговорил Щетинкин. — И если они все еще находятся на территории Монголии, их можно обнаружить.
У него имелся немалый опыт начальника ачинского УГРО по обнаружению спрятанных буржуазией хлеба и ценностей. Но здесь было совсем другое. Он должен был навести молодого начальника ГВО на верный след.
Петр Ефимович засел за карту Монголии, на которой были обозначены большие и малые монастыри. Требовалось учесть всю сумму политических условий. Конечно же, при жизни богдогэгэна никому и в голову не пришло бы вывозить сокровища буддизма за границу. Правда, после смерти богдохана уже прошло два года. Чимиду следовало выяснить через верных людей, кто из высших духовных лам, возглавляющих крупные монастыри, явно или тайно приезжал в столицу: только такой церковный чин мог приказать ламам Гандана переправить книги в другое место.
Работа оказалась кропотливой. За последние два года почти все настоятели монастырей побывали в столице. И все они посещали Гандан, приносили жертвы богам.
Когда Васса пыталась понять, что угнетает мужа, Петр Ефимович, просвещенный Чимидом, говорил:
— Не дают мне покоя тантры и мантры.
— Ты шутишь? — подозрительно спрашивала Васена. — Тарабарщина какая-то…
— Не тарабарщина, а заклятья. Ну, мракобесие, одним словом. Вроде бабьих заговоров. Чимид объяснил, будто есть у них такие молитвы, которые помогают укрощать богов и драконов.
— Тебе-то зачем? — удивлялась она.
— Работа. Я теперь заместо ихнего попа буду. Видала ту красную маску из коралла? Почти два пуда. Так вот, мне приказано в ней ходить по городу, чтоб не узнали. Ом мани пад мехум. Поняла?
— Дурачишься, — укоризненно говорила Васса, — а мне сумно как-то. Уехать бы отсюда…
— Успеется. Вот Ганджур и Данджур изловлю…
— Тантры, мантры… Ганджур, Данджур… — тоскливо произносила Васена необычные для нее слова. Привыкшая к резким поворотам в его судьбе, настороженно полюбопытствовала: — А где они, эти самые?..
— Вот это и хочу узнать. Может быть, в самой Гоби прячутся.
Они с Чимидом прикидывали так и этак. Конечно, легче всего было бы переправить книги по Калганскому тракту в Китай. Но именно этот участок сильнее всего охранялся монгольскими пограничниками. Похитители книжных сокровищ вряд ли стали бы рисковать.
Был другой, хорошо известный Чимиду монастырь, почти на самой границе с Внутренней Монголией, — Югодзырский.
— Вы хорошо знаете настоятеля Югодзырского монастыря? — спросил Щетинкин Чимида.
— Очень хорошо. Человек, враждебный народной власти. Как это мне раньше в голову не пришло! — стукнул себя кулаком по загорелому лбу Чимид. — Вы правы, Петр Ефимович, в подобных историях на первом плане должно быть классовое чутье. Похититель может быть простым уголовником, но он лишь исполнитель. А вот тег кто ему помогает… Хотя бы те же Ендон-Хамбо и Дэд-Хамбо из Югодзырского монастыря…
Теперь они сосредоточили внимание на этом монастыре. Тщательно изучили карту. Монастырь находился на юго-востоке страны, на южных пограничных возвышенностях.
…Их путь пролегал по равнинам Восточной Монголии, через Ундур-хан, на Барун-урт; а дальше на юге, почти на самой границе, находился Югодзыр.
Когда машина подъезжала к Ундур-хану, Чимид указал на узкую ленту воды:
— Керулен! Где-то здесь родился Чингисхан.
«Чтобы не спугнуть птичку», обосновались в местечке Барун-урт (Восточный оазис), неподалеку от Югодзырского монастыря. Под видом бродячих лам, скрывающихся от народной власти, два сотрудника ГВО отправились в монастырь. Им предстояло жить там возможно долгое время, по пословице: если даже в твоей груди пожар, дыма через нос не выпускай…
Чимид и Щетинкин «убивали время» в Барун-урте. Охотились на диких коз — дзеренов. Охота была лишена вдохновляющего азарта, так как повсюду паслись тысячные стада этих дзеренов.
— В Сибири такого безобразия не водится, — сказал Щетинкин Чимиду. — Там за каждой белочкой приходится целый день прыгать. А у вас тут рыбу руками ловить можно, а дикие гуси чуть не из рук корм берут.
— Монголы рыбу и птицу не едят, — с отвращением произнес Чимид.
— Вековая отсталость, — пошутил Щетинкин.
— Я тоже так думаю, — покорно согласился Чимид.
Они охотились, перекидывались шутками, а сами напряженно ждали известий из монастыря. Щетинкин видел, как иногда желтоватые глаза Чимида загораются нервным нетерпением и становятся похожими на расплавленную медь. Чимид был высокий, горбоносый.
— Я из племени даригангов, — пояснил он.
Так Щетинкин узнал о том, что монголы — понятие собирательное: есть халхи, низкорослые, круглолицые, с короткими носами; есть высокие, стройные дариганги; есть дюрбеты, торгоуты, олоты…
Они были на родине Чимида, в краю даригангов, красивых, рослых людей. По бесконечной каменистой равнине с черными конусами потухших вулканов лихо джигитовали на конях мужчины и женщины.
Сотрудники ГВО раскинули майхан и назвались «ученой экспедицией» (тем более что среди них действительно был ученый Бадзар, знаток Данджура и Ганджура). Иногда степняки приглашали их в гости, надеясь поживиться интересными новостями от людей из «большого мира». Они заходили в юрту, в ее мягкий полумрак, где даже в зной было прохладно. Их усаживали на ковры, угощали чаем, заводили длинные разговоры. А после девушки развлекали игрой на хуре и переливчатым гортанным пением.
Однажды Чимид подарил одной такой певице табакерку, крышка которой была сделана из мозолей верблюда. В тот вечер он был в ударе и восхитил всех «музыкальным свистом» на бамбуковой дудке.
Женщины-дариганги, эти лихие наездницы, рожденные повелевать конем, поражали своей ловкостью, бесстрашием. Разговаривали смело, с чувством собственного достоинства. Их праздничная одежда отличалась изысканной яркостью. Шелковые халаты с большими отворотами на рукавах, длинные, с узорной оторочкой безрукавки, шапки с высокими, из черного бархата, полями и верхом из алого шелка. Алые ленты, головная повязка из серебра с подвесками, спускающимися по обе стороны смуглого лица, — все это полыхало в знойных лучах солнца, было необычно, привлекательно, будто попал в сказку.
Дариганги оказались искусными плотниками. Они изготовляли деревянные части юрты — верхний круг — тоно, решетчатые стены, делали деревянные сундуки. Петр Ефимович иногда брал в руки соответствующие инструменты и очень профессионально начинал помогать мастерам, изумляя не только их, но и Чимида.
