— Я знаю мудрое слово: протекторат! Протекторат — значит закон. Плохой закон, хороший закон — все равно закон. У Ян Шичао нет закона управлять урянхами. Лопсан Чамза служит закону. Он служит белому правителю.

Турчанинов скривил в усмешке рот.

— Белое дерево белого царя крепко вросло своими корнями в урянхайскую землю, — сказал он. — Если нужно, Колчак даст десять тысяч войск…

У окна вагона сидела пятнадцатилетняя племянница Лопсана Чамзы — Албанчи. На диване рядом с ней примостился корнет Шмаков. Он протянул девочке плитку шоколада.

— Бери. Последняя. Скоро Омск. Вот и путешествию конец, прекрасная Албанчи. У тебя будет что рассказать твоему жениху, когда вернешься домой. Есть у тебя жених?

Девочка смущенно молчала.

— Ну, ну, мы с тобой друзья, не правда ли? Как его зовут? Кто он?

— Зовут Кайгал. Он разбойник.

— Разбойник?

Корнет был озадачен.

— Так называет его дядя Лопсан. Кайгал против богатых и против казаков.

— Мятежник, значит. А где он сейчас?

— Прячется с товарищами в горах.

— И ты знаешь где?

— Нет, не знаю.

— Ро-ман-тично… И все-таки ты должна знать.

— Нет, я не знаю… Он как ветер: на одном месте не сидит.

— Ну, хорошо. Если тебе нравятся разбойники и бедные, то я в некотором роде тоже разбойник, белобандит. Так, во всяком случае, нас окрестили красные.

Албанчи рассмеялась.

— Я самый бедный, Албанчи. Были скаковые конюшни, много скота. Как у твоего дяди Лопсана. Был Петербург, балет «Сильфиды», Нижинский. Все полетело к черту! Знаешь, о чем я мечтаю? Юрта в горах, холодный кумыс в турсуке, а рядом — такая жена, как ты, Албанчи. Раствориться в неизвестности…

— Я еще маленькая. Я прошла всего два класса русской гимназии.

— Я подожду. Водки хочешь? Не хочешь?.. Ха!

Он вытащил из кармана плоский пузырек с водкой и отхлебнул.

В вагон вошел кондуктор.

— Омск, господа! Омск…

Два рослых монаха-телохранителя взяли Лопсана Чамзу под руки. Делегация вышла на перрон.

Это был Омск. Грузовики с солдатами. Марширующие солдаты. По улицам фланировали иностранные солдаты и офицеры в крылатках защитного цвета с меховыми воротниками; на головах у них были черные шляпы с перьями. Проходили эскадроны.

В ставке Колчака в большом строгом зале в здании управления железной дороги за столом сидели колчаковские министры, генерал-лейтенант Розанов, Пепеляев, Гаттенбергер, английский полковник командир батальона Уорд, генерал Шарпантье, американские и английские советники, итальянский полковник Компот-Анжело, митрополит Варфоломей, русское духовенство, любовница Колчака княжна Темирева.

На Колчаке был черный парадный мундир, увешанный царскими и иностранными орденами.

Когда Лопсана Чамзу ввели в зал, все встали, Колчак пошел ему навстречу и, остановившись в полушаге, произнес короткую приветственную речь:

— Мы счастливы приветствовать на белой земле России высочайшего гостя, главу ламаистской церкви, апостола Урянхая, архипастыря Бандидо Хамбо Лопсана Чамзу. Мы подтверждаем незыблемость протектората белой России над Урянхаем. Мы разной веры, но цели у нас одни: искоренение большевизма и советчины…

Минуту Лопсан Чамза рассматривал узкое породистое лицо «верховного правителя» с тяжелым подбородком, но не выдержал острого взгляда его темных глаз и почтительно склонил голову.

— Ваше высокопревосходительство, — робко начал Чамза, — крайняя нужда побудила меня, дряхлого старика, пуститься в дальний путь: наш глупый, невежественный народ поднял мятеж, чтобы снова установить Советы, и хочет позвать на помощь партизан Кравченко и Щетинкина. Восстание милостью божьей мы задушим, но Щетинкин, эта злая сила, останется. Если он придет в Урянхай, мы погибли. Мы, духовенство, князья и торговые люди, просим защиты у вашей светлости: пришлите в Белоцарск три тысячи правительственных войск.

— Не сомневайтесь, святой отец, мы вас защитим, — отвечал Колчак с чувством.

Лопсан Чамза стал часто кланяться, затем смиренным голосом добавил:

— Еще одна ничтожнейшая просьба, ваше высокопревосходительство…

— Да, святой отец.

— Я просил бы от верховного правителя России соответствующую грамоту с надлежащими печатями, чтобы население знало, что Россия оказывает нам покровительство.

— Такая грамота будет, — заверил Колчак. — А сейчас мы хотим отблагодарить вас, ваше святейшество, за все великие заслуги перед Россией. Позвольте вручить вам высочайшую награду — орден Святой Анны.

Колчак снял с себя и навесил орден на шею Чамзы. Тот торопливо поймал руку адмирала и поцеловал ее.

Весть о том, что в Урянхае восстание, крайне обеспокоила «верховного правителя». Если восставшим удастся соединиться с партизанской армией Щетинкина, путь в Монголию, в Китай будет отрезан!

Здесь же, в зале, где проходила церемония встречи тувинской делегации, Колчак принял решение. Он знал, что министры и генералы станут оказывать сопротивление его приказу, но другого выхода не видел.

Он начал издалека.

— А правда ли, что в Урянхае вас называют «маленьким Колчаком»? — с легкой самодовольной усмешкой обратился он к Турчанинову.

Турчанинов отвесил короткий поклон и, вскинув голову, торжественно произнес:

— Так точно, ваше высокопревосходительство. И я горжусь этим.

— Господин Турчанинов год назад подавил Советы в Урянхае, — пояснил Колчак, — потопил их в крови. Этот сугубо штатский человек пример всем нам: не располагая серьезными силами, он ликвидировал Советы, вырезал коммунистов. Урянхай — наш тыл, наша точка опоры, стратегический путь в Китай через Монголию. Не так ли, господин Турчанинов?

— Вы прозорливы, ваше высокопревосходительство, и если бы не угроза нашествия партизан в Урянхай…

— Нашествия не будет! — перебил его Колчак, — Генерал Розанов, вы облечены особыми полномочиями по ликвидации енисейских партизан, но бездействуете. Приказываю немедленно стереть с лица земли Баджей и всю эту республику. Щетинкина и Кравченко изловить и уничтожить!..

— Но для этого потребуется не меньше десяти тысяч войск… — пытался возразить генерал-лейтенант Розанов.

— Берите двенадцать тысяч! Берите артиллерию, пулеметы. Генерал Шарпантье, вы поступаете в распоряжение генерала Розанова. А вы, полковник Компот-Анжело, поступаете в распоряжение генерала Шарпантье. Подыщите разумного офицера и зашлите его в Баджей. Щетинкин не должен уйти живым!

— Такой офицер есть, — подал голос Турчанинов.

— Кто он?

— Мой адъютант корнет Шмаков. Он хорошо показал себя при ликвидации Советов. Смел, находчив. Щетинкина не упустит.

— Решение принято, господа. Вы, отец Варфоломей, завтра же отправляйтесь в Урянхай, будете проклинать партизан со всех амвонов…

«Верховный правитель» был невысокого роста, худощавый, с гнилыми зубами и непропорционально длинными руками, но именно на этого невзрачного человека пал выбор истории. Турчанинов хорошо помнил, сколько было шуму в газетах, когда восемнадцатого ноября прошлого года в Омске произошел переворот: бывший военный министр эсеро-кадетской Директории вице-адмирал Колчак провозгласил себя «временным верховным правителем» России. Его срочно произвели в полные адмиралы. Кадетско-монархические газеты захлебывались от восторга:

И в том же духе. Монархическая газета «Заря» в передовой статье вопрошала: «Наполеон или Вашингтон?» В Омске на Атаманской улице, в резиденции «верховного правителя», на торжественных приемах представители «общественности» кричали: «Верховному правителю Колчаку — русскому Вашингтону — ура!» Меньшевики вспомнили о встрече Колчака с Плехановым еще в апреле семнадцатого. Правда, они почему-то умалчивали о цели визита царского адмирала к вождю меньшевизма. А ларчик открывался просто: адмирал просил Плеханова о посылке на флот меньшевистских агитаторов, способных противостоять большевистской пропаганде. Плеханов указал Колчаку на дверь. Более трезвые люди сразу разгадали сущность новоявленного «верховного правителя», окрестив его «Александром IV». Колчак заявил, что делиться властью ни с кем не намерен; с партиями или «партийностью» будет покончено раз и навсегда.