Даган смотрел в черные, бездонные глаза шакала и молчал. Сорок два принципа абсолютной чистоты ― полновластны. Лож означала гибель, и даже положение первенца старика его не спасет.

Поскольку Осирис один из немногих существ с достаточной силой, способный одолеть его. Это ли то, что произошло с Локаном, если он разозлил Осириса на одной из встреч? Вывел достаточно, чтобы подписать себе смертный приговор?

Узнать наверняка не представлялось никакой возможности. Пока. Да и у Дагана не было никакого желания увеличить число мертвых жнецов, поскольку он не в настроении предлагать себя в качестве жертвенного ягненка.

Более того, еще один мертвый жнец поставит всех на путь войны.

Но кто бы ни убил Локана, он хотел именно войны. Убив принца, нельзя рассчитывать, что король не станет мстить.

― Декларация, сын Сета, ― подталкивал Анубис.

«Как там? Я отогнал зло. Я не делал беззаконие для человечества. Я не причинял страданий. Да, как можно поклялся в этом и сказать, что это не ложь?»

Тогда честная декларация скользнула в разуме, и слова с легкостью слетели с губ:

― Я не причинял вред животным. И м-м, я не воровал молоко из уст детей. И да, я не тушил огонь, если он должен гореть.

― Значит, ты оцениваешь честность, ― шакал рассмеялся почти тепло. ― Тогда давай двигайся непосредственно к суждениям. ― Он замолчал, будто ожидая ответа, и когда Даган не ответил, Анубис продолжил:

― В отличие от брата, ты немногословен.

«Нет. Знал бы ты, сколько у меня слов».

Даган взвешивал их, прежде чем произнести. Первую половину своей жизни он провел в относительном одиночестве. Такое воспитание не располагало к многословности.

Анубис обвёл рукой вокруг тела Дагана, словно измеряя его рост.

― Мне нужен твой входной «билет».

«Сердце. Сосредоточение эмоций, мыслей, воли и намерений».

Шакал улыбнулся, резко оскалив острые зубы, которые сверкали белизной в тусклом свете.

― Сердце должно быть взвешенно в сравнении с пером богини Маат[37], прежде чем ты пройдешь дальше.

«Конечно это так».

― Только если тебя посчитают достойным, будет позволено присутствовать в обители Осириса. ― Анубис протянул руку, в которой сжимал анк. Присмотревшись, Даган увидел, что это кинжал с золотой рукояткой в форме символа жизни.

Прекрасно. Локан никогда не упоминал об этой части. Конечно секретность ключевая часть любых переговоров, проходивших в этом месте. Это то, что сделало Локана таким великим посредником. Он знал, как прочесть настроение каждого бога, полубога, демона, джина, и главное знал, как держать рот на замке.

Не отрывая глаз от Шакала, Даган потянула край футболки, освобождая края из джинсов, и потащил ее через голову думая, что Мэл оказался прав. Он столь разрушен, что его темное сердце никаким образом не будет соответствовать.

Анубис замер. Выражение лица оставалось безжалостно нейтральным, но обвинение ощущалось в напряженном воздухе.

― Сын Сета, ― прошипел он, ― ты смеешь надевать знак Осириса?

«Кулон».

Даган одел его на шею и не снимал с того дня, как снял анк с трупа серийного убийцы.

― Не Осириса. Видишь крылья и рожки, ― Даган ответил осторожно, полностью повернувшись к Анубису и дав ему возможность рассмотреть ожерелье. ― Я сын Сета, но захотел носить знак Исет. Знак Дочерей Исет. Если быть точнее.

― Сыновья Сета ― враги Исет.

«Ты думаешь?»

― Я ношу его, как доказательство моего стремления к нейтралитету. ― О да. Звучит хорошо. ― И в качестве уважения сестры и супруги Осириса. ― И это прозвучало политически. ― Вроде того.

― Подойди, ― голос Анубиса эхом отражался в огромном пространстве и звучал зловеще.

Даган подошел к массивным мерцающим весам, появившимся из ниоткуда перед ним. На одной чаше весов лежало одинокое белое перо ― перо Маат. Истина. Другая чаша пустовала.

― Продолжай.

Взяв кинжал Даган вздохнул, погрузил лезвие между четвертым и пятым ребром достаточно глубоко, чтобы разрезать в длину кожу и мышцы, но не достаточно, чтобы поразить орган. Кровь с груди стекала вниз по животу, скользя за пояс джинсов.

Даган позволил кинжалу со стуком упасть на землю. Всунул пальцы правой руки между ребрами и расширил их.

Хлынула кровь, красная и горячая, боль стала еще ярче. Его человеческая половина вздрогнула и мысленно закричала от муки. А половина, принадлежавшая сыну Сета, даже не моргнула.

― Твое сердце, ― потребовал Анубис. В голосе слышалось скрытое ликование.

«Засранец».

Сжав кулак вокруг пульсирующего сердца, Даган вырвал его из груди и бросил на пустую чашу. Кровь запачкала золотую пластину и закапала через края, падая на пол, словно красная краска.

Тошнота скрутила кишки, ноги напоминали стебли сельдерея, провалявшиеся в холодильнике в течение месяца. Даган не выказывал своего состояния. Только продолжал стоять на месте, не сводя глаз со шкалы.

На мгновение сердце опустилось низко к границе грехов и преступлений. Затем медленно поднялось так, что чаша с пером опустилась немного ниже и остановилась. Едва.

«Ну, черти бы меня побрали!»

Его судили, и Даган оказался , мягко говоря, слегка удивлен результатом.

Его взгляд метнулся к Анубису. Если шакал был удивлен, то никак этого не показал.

― Мы закончили?

Анубис склонил голову в медленном жесте согласия и произнес:

― Можешь войти. Осирис будет говорить с тобой.

Губы Дагана скривились в саркастической усмешке.

«Повезло ему».

Протянув руку и сжав пальцы вокруг все еще бьющегося сердца, Даган засунул его обратно в грудь. Боль сотрясла его тело, когда срослись артерии и зажили разрезанные мышцы. Он смотрел прямо перед собой, не выдавая своих чувств.

«Боль – это слабость.

Слабость ― неудача».

А Даган научился у старика не принимать поражения.

Торонто, Канада.

Кто-то охотился за ней.

Присев на перила колокольни, возвышавшейся с северной стороны неработающей церкви, Рокси повернула лицо к ветру, более холодному здесь, чем на земле, и прислушалась к своим ощущениям. Да, здесь кто-то есть, и это заставило бескомпромиссный гнев разжечь внутренности.

Это ее дом.Не имея всю жизнь такового, Рокси, наконец, нашла дом.

Теперь кто-то посмел зайти на ее территорию без приглашения. Преследовать ее!

Она глубоко вздохнула, подняла голову, кожу покалывало осознание, когда девушка изучала ночные тени. Кто бы там ни был, он был хорош. Она не могла слышать или видеть его.

Но знала что он там.

По ее собственной вене. Она боялась раскрыть карты, танцуя вокруг имени Крайл, когда задавала вопросы. Очевидно, действовала не достаточно осторожно.

Все что она получила на свои вопросы – вакуум черной дыры. Никто ничего не сказал, но, похоже, донес, что Рокси копается в делах жнецов. В делах Сета.

Плохая идея толкать Верховного бога хаоса и зла. Он склонен ударить в ответ.

Именно поэтому она чертовски уверена, что ее незваный гость – жнец душ.

Она соскользнула с перил и спустилась вниз по металлической лестнице во внутренней стене башни, бесшумно, сосредоточенно. У подножия остановилась, закрывая глаза и позволяя заряду энергии в крови искать то, что было где-то неподалеку.

Никого. Ощущения нашли только прохладный воздух, слабый отдаленный шелест ветвей на ветру и аромат лимона который девушка использовала для мытья пола. Там нет ничего, что выдавало чужое присутствие.

Открыв покрытую царапинами и отполированную до блеска деревянную дверь в патину, она шагнула из башни в место, которое когда-то было алтарем, а теперь стало ее гостиной.

Слева от нее ни малейшего звука. Рокси сделала пол оборота...

Так быстро как могла, он оказался быстрее.