Прежде чем произнести что-нибудь, Катя долго стояла, ожидая, когда Лиля выплачется. Уперев руки в бока, угрюмо насупившись и нахлобучив фуражку почти на самые глаза, словно приготовившись драться с противником не на жизнь, а на смерть, она покусывала губы и смотрела сверху на плачущую Лилю.
— Ну, хватит! Вставай, Лилька... — сказала она наконец. — Поплакала, и довольно. Слышь, Лиль, скоро твоя очередь лететь!
Услышав Катин голос, Лиля подняла голову и, часто всхлипывая, села. Приложила к глазам смятый, весь мокрый от слез платок и снова заплакала:
— Я... я сейчас...
Голос у нее был такой слабый и беспомощный, что от жалости у Кати все внутри перевернулось; она села рядом с ней, обняла, как маленькую девочку, и со вздохом сказала:
— Эх!.. Жалко Лешку... Что и говорить — парень был настоящий! Мало таких... Слышь, Лилька! Не реви... — Она стукнула кулаком по земле: — Их, гадов, бить надо! Бить! Понимаешь?
Лиля перестала плакать и молча кивнула головой, а Катя вскочила, сжала кулаки и, сощурив полные ненависти глаза, еще раз повторила:
— Бить их надо! Слышь, Лилька, не реви... Вставай! Пойдем.
Подняв заплаканное лицо, Лиля тихо произнесла: — У него кончились боеприпасы... А я не успела... понимаешь, не успела...
И опять по щекам ее побежали слезы.
«ТРЕФОВЫЙ ТУЗ»
Этот бой Лиля выиграла с большим трудом. Прилетев к аэродрому, она прошлась бреющим над стоянкой, где ожидала ее Инна, и села.
На земле уже знали, что Лиля возвращается с победой, поэтому Инна встретила свою летчицу радостной улыбкой:
— С десятым самолетом тебя, Лиля! Это твой немец выпрыгнул из самолета? Мы видели, как он опускался на парашюте.
— Угу. А где он?
— За ним поехали. Поймают, не убежит.
Она не стала расспрашивать Лилю о подробностях боя, так как видела, что даже удачный вылет не может вывести ее из того молчаливо-сосредоточенного состояния, в котором она находилась после гибели Леши.
Выключив мотор, Лиля откинула фонарь кабины и осталась сидеть в самолете, закрыв глаза. Только теперь она почувствовала, как устала.
Нелегко достался ей этот фашист с трефовым тузом на фюзеляже. Дрался он классно, что и говорить! Мысленно она снова провела с ним бой...
Погнавшись за «юнкерсом», которого ей удалось сразу же отколоть от группы, Лиля вовремя заметила «мессершмитта», пикировавшего на нее сверху. Прежде чем отвернуть в сторону она успела послать вслед бомбардировщику длинную очередь из пулемета, однако расстояние между ними было велико и очередь прошла мимо. Преследовать «юнкере» дальше Лиля не смогла, так как «мессер», на борту которого красовался большой трефовый туз, буквально повис у нее на хвосте. Завязался трудный бой.
Лиля всячески стремилась перейти в атаку, но это ей никак не удавалось. Она бросала самолет вниз, резко выводя его из пике так что темнело в глазах, выполняла сложные фигуры чтобы занять выгодную позицию для нападения, но противник был опытным и не уступал ей ни в мастерстве, ни в быстроте реакции. Наоборот, Лиля чувствовала, что этот фашистский ас намного искуснее — ей тяжело было состязаться с ним.
Однако сознание того, что противник сильнее, только удваивало ее силы.
«Может быть, именно этот убил Лешу...» — подумала Лиля и, стиснув зубы, еще крепче сжала ручку. Выбрав удобный момент, она ринулась в атаку на врага, нажав на все гашетки... Нет, не уйти ему!
Однако каким-то непонятным образом фашист смог увернуться, и атака оказалась неудачной.
Сражаясь не на жизнь, а на смерть, Лиля напрягла всю свою волю, сосредоточила всю энергию, стремясь к одной-единственной цели — победить! В эти минуты, забыв обо всем на свете, не зная ни страха, ни колебаний, она думала только о противнике, о том, как уничтожить этот юркий, неуловимый «мессер». Оставалось лишь одно средство — перехитрить врага.
Помощи ожидать было неоткуда: «ЯКи» дрались с численно превосходящим их врагом где-то ниже, в стороне. Противник специально увел Лилю подальше от остальных, чтобы расправиться с «ЯКом» один на один. Краешком глаза Лиля успела заметить, что Мартынюк, который дрался ближе других, вел бой сразу с двумя и ему самому требовалась поддержка...
Поединок затягивался. Чувствуя свое превосходство, немец часто менял тактику, словно вел интересную игру. Вот он, разогнавшись, резко пошел вверх и, сделав переворот, уже намеревался броситься в новую атаку, может быть последнюю. Но Лиля, вовремя разгадав его план, успела развернуть свой истребитель навстречу ему круче, быстрее, чем рассчитывал противник, и, пользуясь выгодным положением, не теряя ни секунды, всадила ему в брюхо струю огня из пушки и пулеметов: «Вот тебе, гад!.. Это за Лешу.,.»
Фашистский самолет беспомощно качнулся, свалился на крыло и стал беспорядочно падать, разваливаясь на части.
Проследив за ним, Лиля увидела на земле взрыв и почти одновременно заметила в воздухе над землей белый купол парашюта. Немецкий летчик успел выпрыгнуть.
Теперь быстрее на помощь Мартынюку, на которого наседали два фашиста. Устремившись прямо с ходу в атаку на одного из них, Лиля дала возможность Мартынюку довольно легко справиться с другим. Оказавшись в единственном числе против двух «ЯКов», «мессер» поспешил выйти из боя и, набрав высоту, скрылся...
Лиля все еще сидела в кабине, откинувшись на спинку, вся расслабившись, когда услышала голос Инны:
— Лиля, посмотри!
— Что там, Профессор?
— Летчика твоего везут!
— Да вон! Видишь, сидит в машине с нашими? Высокий такой. Это он, фашист!
Посмотрев в ту сторону, где находился командный пункт, Лиля увидела, как перед домом остановилась машина, из нее медленно вылез долговязый летчик в немецкой форме, и его повели в дом. Шел он прихрамывая, поддерживая одной рукой другую, согнутую в локте.
— Так быстро привезли?
— Так ведь машина поехала за ним сразу, когда он еще не успел приземлиться, — сказала Инна.
Лиля выбралась из кабины, спустилась на землю, сняла шлемофон.
Первой ее мыслью было пойти взглянуть на немца. Никогда еще не приходилось ей видеть своего противника, и посмотреть хоть на одного из них было любопытно. Но тут же она решила, что не стоит: не все ли равно, какой он. Не пойдет же она специально глазеть на него... Пошатываясь от усталости, она медленно пошла домой. Хотелось быстрее добраться до постели, лечь и отдохнуть хоть немного, хоть часик: с утра Лиля сделала уже три вылета.
Катя одевалась, готовясь к очередному дежурному вылету, когда Лиля вошла в комнату и, усталым жестом бросив на стол планшет, опустилась на койку.
— Привет, Лилька! Ты что такая, устала?
— Немножко,— ответила Лиля.
— Все вернулись?
— Нет... Один, новенький, сгорел... Власенко.
— Да не может быть! Мы с ним только вчера цыганочку плясали... Он обещал мне слова новой песни...
Катя перестала одеваться, вздохнула.
— Тяжело было? С кем дралась?
— С «трефовым тузом».
— Да ну! Расскажи! Ну и кто кого?
— Видишь, сижу перед тобой.
— Стало быть, ты его, туза этого самого! Молодец, Лилька! Сильно дрался?
— Думала, что это мой последний бой...
— Ничего себе! Ну, теперь можешь нарисовать на своем «ЯКе» туза постарше. Бубей или червей?
В окно кто-то постучал:
— Литвяк! Иди на КП! К командиру!
— А чего там? Лететь?
Лиля подошла к окну. Девушка-связистка улыбнулась ей и, махнув рукой, убежала, крикнув:
— Там узнаешь!
— Пойду, — сказала Лиля и, захватив на всякий случай шлемофон, отправилась на командный пункт.
Она догадывалась, что вызывают ее в связи с последним вылетом. Возможно, Мартынюк объявит ей благодарность за сбитый самолет. Кстати, она сможет посмотреть на пленного фашиста...