Поручик Корнев осваивался в новом для себя положении ведущего, так что ему, помимо всего прочего, приходилось еще и заниматься своим ведомым корнетом Ворониным. Не раз и не два Корнев поминал добрым словом школу комэска Мелентьева, вдалбливая корнету нехитрые правила, многими молодыми пилотами почему‑то воспринимаемые как чуть ли не каторжные порядки.

— Ты пойми, Сережа, — проникновенно вещал Корнев, вспоминая уроки еще Хваткова, — пара истребителей — это как боксер. Основная рука у него правая, ну если не левша, конечно. Он и левой может ударить так, что только зубы в пыль, но бьет в основном правой, а левой или прикрывается или держит ее наготове на случай разных ситуаций. Вот и у нас так же. Я, ведущий, — правая рука, ты, ведомый, — левая. Ты прикрываешь меня, я, в случае чего, прикрываю тебя, и ты выходишь в атаку. Но именно в случае чего, понятно? Основная твоя работа — прикрывать меня.

Сережа, конечно, понимал, но все равно, что на тренажерах, что в учебных боях, так и норовил выскочить вперед. И тогда Корнев с Хватковым показали ему, а заодно и другим новичкам, что командирский разнос при разборе полетов — еще далеко не самое худшее, что бывает за пренебрежение ведомых своими обязанностями.

Работали на тренажере–симуляторе. Сошлись пара на пару — Корнев с Ворониным и Хватков, ради такого случая взявший ведомым уже вышколенного корнета Стоянова. Пока Воронин держался на своем месте, пары никак не могли клюнуть друг друга. А когда нетерпеливый корнет вырвался вперед для верной, казалось бы, атаки Хваткова, Стоянов быстренько пристроился Корневу в хвост, после чего «сбитый» поручик не без некоторого злорадства уже со стороны наблюдал, как его ведомый был показательно расстрелян двумя противниками.

После этого корнету Воронину пришлось выслушать еще и подробную уничтожающую критику, причем не от своего ведущего, а от целого комэска. Но, похоже, подействовало. И не только на него — остальные новички тоже как‑то подтянулись.

Человек, как известно, может приспособиться практически ко всему. Вот и пилоты, втянувшись в график тренировок и занятий, вдруг обнаружили, что ближе к ночи им уже не так сильно хочется принять горизонтальное положение, а хочется поговорить, помыть косточки любимому начальству, погадать, когда же, наконец, эти изнурительные тренировки кончатся и где они применят то, чему их все это время учили. Появилась даже идея устроить что‑то вроде тотализатора — желающие должны были написать на бумажке свое имя, место предполагаемого применения авиакорпуса и внести любую денежную сумму. Потом планировалось, что те, кто правильно угадает, делят призовой фонд между собой и не менее чем на половину выигрыша устраивают гулянку в офицерском собрании.

Идея нашла самый живой отклик среди пилотов, однако полковник Арефьев, каким‑то непостижимым образом узнавший об организации азартной игры во вверенном ему полку, это дело к общему разочарованию прекратил. Чтобы не попали под раздачу все, инициаторы тотализатора явились к начальству сами, и полковник, удовлетворившись этим, назначил им всего по двое суток ареста. Потом еще им пришлось несколько ночей недосыпать, потому что арест арестом, а от занятий никто никого не освобождал. А что вы думали? Здесь вам не тут!

— Транспорт «Чеглок», ответьте фрегату «Брейвик»! Транспорт «Чеглок», ответьте фрегату «Брейвик»! Транспорт «Чеглок»… — остановив показ очередного фильма, Корнев развернул окно видеосвязи и нажал «принять». Молоденький немецкий матрос (а может, и унтер, в офицерских званиях кригсраумфлотте[11] Корнев еще разбирался, а вот в унтерских и матросских — увы), встретившись взглядом с Корневым, повернулся в сторону и выдал какую‑то немецкую скороговорку. Почти тут же вместо него окно заняло изображение усталого лица офицера, тоже довольно молодого.

— Штабс–капитан–лейтенант Нидермайер, командир фрегата «Андерс Брейвик», — представился офицер.

— Капитан–пилот Корнев, универсальный грузопассажирский транспорт третьего ранга «Чеглок». И на борту моего корабля гражданка Райха Адельхайд Бюттгер, освобожденная мной из пиратского плена, — Хайди заняла второе кресло у пульта, Корнев расширил зону захвата камеры, чтобы его собеседник мог видеть обоих.

— Фрейлейн Бюттгер, рад видеть вас, — заметно было, что Нидермайер действительно рад. — Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, господин штабс–капитан–лейтенант, я в порядке.

— Примите, господин капитан–пилот, искреннюю благодарность от лица Райха, — вновь обратился Нидермайер к Корневу. — Чем я могу вам помочь?

На взгляд Корнева, помочь ему штабс–капитан–лейтенант мог двумя способами: поделиться топливом или взять «Чеглок» на буксир до Райнланда. Но у командира фрегата «Брейвик» было другое мнение. Скорее, конечно, не мнение, а инструкции начальства. Поэтому сначала Нидермайер взял паузу, не иначе как для связи с тем самым начальством, а потом обрадовал Корнева тем, что готов его отбуксировать, но только до германской эскадры, бороздящей космос в часе движения в гиперпространстве. В принципе Корнев был не против, тем более что выбора тут не предусматривалось.

Размеры «Чеглока» и «Брейвика» не позволяли первому кораблю разместиться на летной палубе второго, поэтому уже через пару минут «Брейвик» развернул буксирную ферму. Корнев, аккуратно подруливая маневровыми движками, буквально подкрался к ферме и дал оператору с фрегата зацепить «Чеглок» за буксировочный рым. Еще несколько минут — и «Чеглок» был надежно сцеплен с «Брейвиком», а затем фрегат начал разгоняться для прыжка.

И Корнев, и Хайди понимали, что время их уединения, оказавшееся, несмотря на бедственную ситуацию, столь неожиданным и приятным подарком судьбы, уходит. Поэтому, как только связка двух кораблей ушла в гиперпространство, Корнев быстренько перевел слежение за состоянием буксировочных узлов (и передачу соответствующих сигналов на «Брейвик») в автоматический режим и они с Хайди, едва переглянувшись, без слов рванули в капитанскую каюту. И за четверть часа до выхода из прыжка уже снова сидели за пультом — прилично одетые и с подчеркнуто деловыми выражениями на лицах. А что глаза подозрительно блестели и по лицам капитана–пилота с его пассажиркой нет–нет да и блуждали глуповато–счастливые улыбки… Ну мало ли, бывает, знаете ли, нашло что‑то такое.

Когда корабли вернулись в реальное пространство, Корнев удовлетворенно хмыкнул. Если такую эскадру послали искать пиратов, то он, уделав их в одиночку, мог заслуженно гордиться. Правда, с куда большей степенью вероятности немцы просто проводили учения, а поиски пиратов проводили одиночные корабли вроде того же «Брейвика», но первый вариант Корневу нравился больше.

Память услужливо выдавала заученные наизусть в юнкерские еще времена типы союзнических кораблей: тяжелый крейсер «Лютьенс» (может, и не «Лютьенс» именно, но его близнец), три легких крейсера типа «Дрезден» и один типа «Потсдам», четыре эсминца- »кречмера» и два «прина», два фрегата типа «Хорст Вессель», три штуки легких авианосцев, «галланды», кажется. Надо полагать, еще несколько фрегатов высланы далеко по сторонам для разведки и патрулирования. Вот только десантных кораблей не видать…

Фрегат с все еще прицепленным «Чеглоком» слегка изменил курс, и Корнев аж присвистнул. Оказывается, за всеми этими кораблями он сразу не увидел главного — штурмовой броненосец типа «Михаэль Виттман».

Ничего подобного «виттманам» не было ни в одном флоте, поэтому неудивительно, что корабли эти, едва появившись, попали в центр внимания военных как в России, так, видимо, и в Демконфедерации. Впрочем, что русские, что западные специалисты пришли к единодушному выводу, что новый класс кораблей, невиданный ни в одном флоте, вовсе не является примером для подражания. Просто флот Арийского Райха заметно уступал по численности и русскому, и западному, вот сумрачный тевтонский гений и попытался решить эту проблему строительством кораблей «три в одном».