Роман резко переложил движки на реверс. И не успел еще по–настоящему прочувствовать боль от резко сдавивших грудь пристежных ремней, как сильный толчок сзади снова вдавил его в кресло. Есть! Один из преследователей не справился с резким изменением ситуации, и его машина на полной скорости врезалась в защитное поле «Чеглока», превратившись в огненный цветок и разлетающиеся во все стороны обломки.

Оставшиеся двое проскочили мимо, и один из них тут же попытался отреагировать на новое положение дел. «Кто ж тебя, дебила, летать‑то учил?» — злорадно подумал Корнев, наблюдая, как монстрообразная машина, пустив один из движков на реверс, резко разворачивается, чтобы не дать «Чеглоку» уйти новым курсом. Вот только Корнев никуда уходить не собирался.

Вернув двигатели к нормальному вектору тяги, Роман бросил «Чеглок» вперед. Эх, сидел бы он сейчас в кабине истребителя — разнес бы пушками этого дебила, вздумавшего разворачиваться почти на месте на прямой директрисе оружия противника… Но, увы, в истребителе сидел не Корнев, а тот самый дебил, пушки были у него же, и применил он их вовсе не по–дебильному — врезал из всех трех стволов сразу.

Черт! Хватило бы и одного — того самого, что под брюхом. Лобовой щит схлопнулся и Корнев еле уловимым движением руки отклонил «Чеглок», но самую малость — так, чтобы не попасть под следующий залп, но оставить противника в зоне действия щита правого борта.

Азартно ругаясь, Корнев прошел почти впритирку к не успевшему отвернуть летающему уродцу, срезав ему крыло. Разбрасывая вокруг себя веселые яркие искры, тот бестолково закувыркался, уносясь прочь.

Последний противник Корнева уходил по широкой дуге — то ли пытаясь найти более удобный способ атаки, то ли стремясь вообще уйти подальше от взбесившегося фрахтовика, угробившего уже трех его коллег. Впрочем, почему трех? Тот, который остался без крыла, вроде бы не взорвался.

Этого пилота Корнев определил как учившегося летать в атмосфере. Привык делать виражи на больших дугах — при сопротивлении воздуха резкие маневры такой машине противопоказаны. «Шестьсот тринадцатый» и в исходном‑то виде не блистал аэродинамикой, а уж это внебрачное детище маньчжурского авиапрома и неведомых механиков…

Оставлять за спиной вражеский истребитель перед прыжком в гиперпространство Корневу совершенно не хотелось. Заложив резкий вираж, Роман устремился наперерез.

Ах ты ж, мать твою! Чуть не ушел! Но — не ушел. Этого Корнев задел только самым краешком щита, но и такого удара его жертве хватило, чтобы истребитель отшвырнуло в сторону — прямо на бесформенный астероид.

Избавившись от преследователей, Роман посмотрел, что там с кораблем, на котором они прибыли. Тот так и продолжал висеть на месте. Орудий на нем видно не было, но от греха подальше Корнев, прежде чем уйти в прыжок, завернул за ближайший астероид. С прикрытием как‑то спокойнее.

Тратить время на то, чтобы разбираться с координатами, тоже не хотелось. Поэтому Корнев просто запустил уход в гиперпространство на время — ровно на полчаса.

С пассажиркой Корневу определенно повезло. Обходя «Чеглок», чтобы проверить, нет ли на корабле чужих, он взял девчонку с собой и даже дал ей лучевой пистолет — тот самый трофейный, отобранный им у пирата. Сам Роман вооружился собственным «орлом». Фрейлейн Бюттгер дисциплинированно держалась сзади–сбоку, при открытии дверей занимала место там, где ее ставил господин капитан–пилот, запомнила и повторила, что стрелять надо только по его, Корнева, команде. Польза, конечно, от такой ведомой была сомнительной, но все же больше нуля. Зато к моменту выхода из гиперпространства Роман был уверен: чужих на «Чеглоке» нет.

Пока Корнев проверял состояние корабельных систем, девочка тоже сидела смирно и отвлекать его не пыталась. Хотя, если честно, Роман был бы не против, если бы вот прямо сейчас она с благодарностью бросилась ему на шею. Девушка и в новостях смотрелась очень даже, а в жизни… Даже пиратский плен не заставил ее поблекнуть. Ах ты ж!… Тоже мне, нашелся герой–спаситель! Девчонке ж надо помыться и все такое, она, наверное, потому такая и тихая да как будто пришибленная.

— Пойдемте, Адельхайд, я покажу вам вашу каюту, — называть эту совсем еще молоденькую девочку госпожой у Корнева не поворачивался язык.

— Хайди, — мягким удивительно мелодичным голосом сказала девушка.

— Что, простите? — не понял Корнев.

— Хайди, — повторила девушка. — Это… — она явно вспоминала слова и Роман не сразу понял, что говорит его пассажирка по–русски. — Это маленькая Адельхайд. Или… как нужно правильно сказать — дружная, дружеская Адельхайд?

— Для друзей, — поправил Корнев.

— Как? — переспросила Хайди.

— Хайди — это Адельхайд для друзей.

Девушка понимающе кивнула.

— Называйте меня Хайди, — сказала она и, чуть смущенно улыбнувшись, добавила: — И говорите мне «ты». Хорошо, Роман?

— Тогда уж Рома, — улыбнулся в ответ Корнев. — И тоже на «ты».

— Да, Рома, — Хайди как будто попробовала его имя на вкус. Похоже, вкус ей понравился. — Но ты хотел комнату мне показать?

— Каюту, — поправил Роман. — На корабле комнат нет, есть каюты.

Естественно, Корнев отдал гостье каюту первого класса — но не ту, которую не так уж давно занимал Лозинцев, а вторую, поближе к себе. Показывая Хайди, где душ, как пользоваться миниатюрной стиральной машиной, Корнев обратил внимание на то, что длинные стройные ноги его пассажирки покрыты «гусиной кожей» — девушка явно мерзла в своих шортах. Мысленно отругав себя за очередное проявление невнимательности, Корнев предложил Хайди подобрать более практичную одежду, сразу же извинившись за то, что выбирать придется из его гардероба. Хайди, впрочем, приняла предложение с благодарностью.

Пока девушка приводила себя в порядок, Корнев занялся определением координат. Координаты он вычислил, благо в компьютере сохранились координаты пиратской базы, а опираясь на них, рассчитать, где сейчас находится «Чеглок», было бы несложно и вручную. Понятно, что у компьютера на эти расчеты ушло куда меньше времени.

Вот только результат Корнева совершенно не радовал. «Чеглок» болтался в так называемой Моррисовой пустоши — обширном пространстве, лишенном каких‑либо планет и потому крайне редко посещаемом какими‑либо кораблями. Причем выбраться отсюда самостоятельно возможности не было — на обеспечение работы гиперпривода топлива не хватало, а без перехода в гиперпространство… Корнев зачем‑то посчитал — получалось, что в таком случае он потратил бы на путь лет восемь. На что, понятно, топлива не хватало тем более.

По уму, единственное, что можно было сделать — это подать сигнал бедствия и ждать, что кто‑то на него откликнется. Проблема была в том, что, во–первых, прождать можно было долго, а, во–вторых, откликнуться могли те же пираты. Кто их знает, может, разгромленное Корневым гнездо было среди тех астероидов не единственным. Или могли пожаловать те самые арабы, которым он только что доставил массу неприятностей. С другой стороны, никаких других осмысленных действий Корнев не то, чтобы не видел, он совершенно четко понимал, что таковых попросту нет.

Поэтому, слегка поколебавшись, Роман все же запустил сигнал бедствия, дополнив его текстовым и голосовым сообщениями, что подвергся нападению пиратов. Особо против истины Корнев тут не грешил: в конце концов, преследовавшие его истребители никаких опознавательных знаков не имели, так что вполне могли считаться пиратскими. Ну и Корнев надеялся, что упоминание о пиратах быстрее привлечет сюда военные корабли — русские, германские, западные или даже индийские. Теоретически могли появиться и корабли из Желтого космоса, но тут уж оставалось только надеяться, что это будут представители вменяемых миров — те же японцы, корейцы или, на худой конец, маньчжуры.

Впрочем, еще один вопрос — когда они появятся, эти корабли. Проведя ревизию продовольственных запасов и состояния систем жизнеобеспечения, Корнев прикинул, что на нормальную жизнь у них с Хайди осталось две недели. Потом придется отчаянно экономить еду и воду, а самое неприятное — резко снижать температуру. М–да.