Перед ними простирался сад, он начинался позади правой часовни. Сад снабжал кухню провизией, аккуратные грядки с овощами с одной стороны прикрывали кусты красной смородины, протянувшиеся от насыпи и до самой часовни. С другой стороны, с той, что примыкала к замку и большой часовне, росла шеренга фруктовых деревьев. Груши, наверное, подумал Ричард. Они, очевидно, выполняли роль ширмы, которой надлежало избавить взоры гуляющих по цветнику людей от невзрачной мозаики овощных грядок. Ширма исправно выполняла свое назначение, друзья едва ли могли разглядеть спрятавшийся за нею цветник. Лучше было бы приблизиться с тыла к самому монастырю, откуда они могли бы увидеть не только цветник, но и участок, примыкающий к третьей часовне.

— Приметьте это местечко, — прошептал Ричард. Остальные кивнули и оглядели разросшуюся шапку деревьев и кустов, прикрывавших скалу, за которой они притаились. Сделать это было нелегко, но необходимо. Если они выберутся подобру-поздорову из монастыря, а мешкать им при этом, по-видимому, не придется, тогда все будет зависеть от того, насколько быстро они найдут сделанные зарубки. Без них можно и потерять свой автомобиль. Малоприятное занятие — отчаянно отыскивать на незнакомой дороге машину, чувствуя за плечами погоню. Самое лучшее, угрюмо подумал Ричард, запомнить скалу, которая отстоит примерно на двадцать футов от кустов красной смородины. Если они, конечно, доберутся до этих кустов, добавил он про себя.

Под покровом деревьев они тщательно продумали, как лучше достигнуть монастыря. И быстро пришли к соглашению. Легко было понять, что продираться через монастырский сад, засаженный розами и разными кустами, намного труднее, чем миновать огород. Там гораздо меньше препятствий. Что касается третьей часовни, то подобраться с той стороны дело совершенно безнадежное. Здесь расположены газоны и теннисные корты. Дома, примыкающие к той стороне монастыря, кажутся необитаемыми, там не видно никакого движения, не слышно человеческих голосов. Если бы не дымок, поднимавшийся из-за монастыря, где находилась сделанная позднее длинная узкая пристройка, можно было подумать, что они разглядывают иллюстрацию из немецкого календаря.

Ричард знаком приказал отступить в лес. Они расположились под сенью каких-то кустов. Разговаривали шепотом.

— Я могу отправиться на разведку, — сказал Форнлей. — Мне приходилось участвовать в оленьей охоте. Справлюсь запросто.

Он вытащил из кармана блокнот и начертил примитивную схему строений и сада. Ричард с Форнлеем обменялись взглядами. Последний, очевидно, как нельзя лучше подходил для такого дела. Ричард припомнил, как ловко вскарабкался он на балкон в Пертисоу.

— Хорошо. Мы будем следить за вами с вершины насыпи.

— Вот как я пойду, — сказал Форнлей.

Он провел на схеме карандашом линию. Под покровом смородиновых кустов Форнлей рассчитывал добраться до расположенной с правой стороны часовни. Потом пересекающая огород тропинка, скрывающаяся в каких-то зарослях, выведет его к фруктовым деревьям. Отсюда он выйдет к правому крылу монастыря, к тому месту, где курится дымок. Он узнает, находится ли кто-нибудь в этой части здания, имеется ли здесь задняя дверь, словом, выведает все необходимое.

— Хорошо, — повторил Ричард.

Форнлей не стал даром терять времени. Его фигура бесшумно замелькала между деревьями, он направился кратчайшим путем к той части леса, которая примыкала к кустам.

Пока они разглядывали монастырь, ван Кортлендт обдумывал свой собственный план. Он полагал, что надо действовать иначе, а именно: отвлечь внимание находившихся в монастыре людей, в то время, как его два напарника ворвутся туда. Беда заключалась в том, что у них не было оружия, которое можно было бы противопоставить вооруженному противнику. А может быть, там никого и не окажется; лишь повар на кухне, откуда тянет дымком, да Френсис заперта наверху в комнате под охраной одинокого стражника, а все остальные поехали повеселиться в Инсбрук или разыскивают Ричарда. В таком случае предосторожности Форнлея не более чем трата драгоценного времени. Потом он мрачно подумал, что Френсис может здесь и не быть. С тех пор, как они покинули Инсбрук, эта мысль беспокоила его больше всего. В таком случае, придется звать на помощь старого Барни Финнигана…

Они снова подошли к опушке леса и залегли за поваленным деревом, которое защищало их от непрошеных взглядов. Сами же они сквозь переплетенные корневища хорошо видели простиравшуюся перед ними местность. Как только Форнлей выйдет к грушевым деревьям и пройдет по тропе к росшему возле дома кустарнику, они непременно его заметят. Если же до того что-то произойдет, тогда надо полагаться на силу своего слуха. Ричард приподнялся, прислушался, но ван Кортлендт лишь покачал головой. Он оказался прав; ничего не было слышно.

Они ожидали, притаившись в тишине леса, разглядывали вершины деревьев, трепетавших на фоне вечереющего неба. Утихнувшая было тревога опять заговорила в Ричарде. Навалился страх, а не пошли ли они по ложному пути. Френсис может находиться где-то за сотни миль отсюда… покалеченная, мертвая. Он начал пересчитывать шевелящиеся над ним ветки деревьев. Все, все, что угодно, лишь бы не думать.

Оказавшись на краю леса и увидев часовенку с тихим домиком возле нее, Форнлей почувствовал растущее беспокойство. Подобное ощущение он переживал во время охоты на птиц, терпеливо выжидая, когда разумная птаха заглянет в ловушку; только на этот раз он сам был вроде подобной птахи. Возникшее беспокойство не вызывалось страхом или нервным напряжением. Это была тревога ожидания. Всю жизнь он прожил в деревне, и то, что ставило Ричарда или ван Кортлендта в тупик, ему казалось само собой разумеющимся.

Он уверенно и быстро продвигался вперед, понимая, что под покровом кустов его можно разглядеть только из простиравшегося позади леса. Оттуда его увидят, с какой бы осторожностью и неторопливостью он ни двигался… а времени было в обрез; ждать наступления темноты не имело смысла, предчувствие не обманывало, монастырь пустовать долго не может. Такое состояние Генри называл игрой в воображение; что ж, он готов сполна насладиться прелестями этой игры.

Форнлей почти вплотную приблизился к часовне. Кусты расступились, он остановился, выждал. Прислушался, не донесется ли какой звук из домов или часовни, но тишина стояла полнейшая. Более того, двери и окна в домах были закрыты. Только чудак мог в такой теплый летний вечер сидеть, наглухо затворившись в доме. Он прикинул на глаз расстояние до часовни и, улучив момент, метнулся к ней. Прижался к стене, из окон главной постройки увидеть его было нельзя. Через две-три минуты он проскользнул за угол часовни и оказался на тропинке. Фруктовые деревья скрывали его со стороны монастырского огорода, а росшие вдоль тропы огромные кусты делали невидимым из окон монастыря; единственная опасность заключалась в том, что его могли увидеть в конце тропинки. Он застыл в ожидании, и тут до его сознания дошло, что прорубленные в стене окна были не высокими, узкими окнами, какие обычно делаются в церквях. Они были квадратными, широкими, с обыкновенными стеклами. Он подкрался к одному из них и осторожно через плечо заглянул внутрь. Убранство церкви поразило его — оно более смахивало на гимнастический зал. Все прояснилось, только теперь он понял, почему мысль о существовании Дрейкирхена вызывала такие смутные опасения. Теперь он не сомневался, для какой цели было создано это заведение. Конечно, фон Ашхенхаузен мог привезти Френсис только сюда, если он не передал ее в руки обычной полиции, а в этом сомневаться не приходилось. Такими делами ведает тайная полиция, которая не арестовывает, а похищает людей.

Он покинул свое убежище под восточной стеной часовни и перебрался в огород. По счастью, тропа изгибалась и дополняла изогнутое в виде арки строение. Она, по-видимому, огибала монастырь, так что с другого конца тропинки его не было видно. Только бы успеть добраться до фруктовых деревьев, там, прикрытый кустами, он окажется в безопасности. А здесь он чувствовал себя неуютно. Капустные грядки и северная сторона часовни служили плохим прикрытием.