Старик сказал:

— Да, сэр. Я немедленно сообщу мистеру Барбизону. Он все уладит. — Он повернулся и удалился.

Шейн нашел на кухне небольшой нож и быстро отвинтил медную табличку. Под ней были скрыты электрические провода. Он обрезал один из них. Затем прикрепил табличку на место, прошел к настенному шкафу и проверил его содержимое. Рана на лице все еще давала о себе знать, но головная боль прекратилась, хотя шишка на голове была мягкой на ощупь.

В шкафу он увидел ирландское виски, немного джина и водку. Шейн откупорил бутылку виски и приложил к губам. Тонкая струйка потекла по его горлу, когда он услышал шаги и резкий стук в дверь.

Дверь в то же мгновение распахнулась, и Барбизон собственной персоной шагнул внутрь с нетерпеливым вопросом:

— Что я такое слышу?..

Отняв бутылку от губ, Шейн спросил:

— Так что же вы такое слышите?

— Так это вы, — отрывисто произнес Барбизон, когда его удивление прошло. — Смит сказал…

— Смит вам солгал, — холодно сказал Шейн. — Он здорово отделал меня, но этого оказалось недостаточно. И я отмолочу вас вот этой бутылкой, — быстро предупредил он, — если вы попытаетесь удрать или позвать кого-нибудь на помощь.

Управляющий клубом отошел в сторону, прислонился лопатками к дверному косяку и спросил:

— Чего вы хотите? — Он ерзал лопатками, стараясь надавить на медную табличку.

— Я хочу знать, для кого вы держали у себя расписку миссис Хадсон.

— Какое это имеет значение теперь? — уклонился от прямого ответа Барбизон. — Вы ее получили.

— Я хочу знать, кто должен был получить выплату. Барбизон двигал плечами взад и вперед, будто испытывал зуд.

— Что вы хотите этим сказать? Когда кто-то проигрывает деньги за столами, обычно расплачиваются со мной.

Шейн подошел к нему с бутылкой виски в левой руке и дал пощечину Барбизону. Он держал свою ладонь открытой, но сила его удара лишила управляющего равновесия и оставила яркое красное пятно на его загорелой щеке. Когда он выпрямился, оскалив острые белые зубы на злобном лице, Шейн решительно бросил ему:

— Никуда ты не денешься. Все расскажешь. И чем дольше я буду выколачивать из тебя правду, тем больше мне это понравится. — Он запрокинул бутылку и отпил еще один глоток.

Глаза Барбизона горели огнем, но он старался сохранить спокойствие.

— Ты мне заплатишь за это. Еще никто никогда не осмеливался ударить меня…

Шейн засмеялся и ударил Барбизона по губам кулаком правой руки. Кровь заструилась у того по подбородку. Барбизон, пошатываясь, отпрянул назад, потянулся за носовым платком и прижал его к губам.

Шейн вновь запрокинул бутылку. Он почувствовал, как у него начала кружиться голова. Раненая щека уже не ныла с такой силой, и он даже получил удовольствие при виде крови, просочившейся через носовой платок Барбизона.

Управляющий забился в угол. Его взгляд напоминал взгляд взбешенного животного. Неожиданно он пригнулся и сунул руку в карман пиджака. В ту же секунду в руке у него оказался складной нож, из которого, ярко блеснув на свету, выскочило длинное острое лезвие. Он стал размахивать им из стороны в сторону, пытаясь вонзить клинок в живот Шейна.

Шейн тоже не стоял на месте, пытаясь избежать удара, и в какое-то мгновение ему удалось нанести Барбизону удар по руке бутылкой виски. Нож со стуком упал на пол. Раздался пронзительный крик, слегка приглушенный прижатым ко рту носовым платком. Правая рука безвольно повисла на сломанном запястье.

— Это только начало, — сказал ему Шейн тем же категоричным, бесстрастным тоном, которым говорил с ним раньше.

— Я не знаю. Я сказал бы, если бы знал. Боже, помоги мне: Шейн, неужели ты не понимаешь, что я сказал бы все, если бы знал?

Шейн сделал шаг вперед, помахивая бутылкой. — Говорю тебе, что не знаю, — простонал Барбизон. — Мне позвонили. Не знаю, от кого. И сказали, чтобы я взял расписку на десять тысяч долларов от этой дамочки. И если я выполню это, то получу свою долю, когда она расплатится. Я подумал, а почему бы и нет. Поэтому я и сделал то, что мне было велено. Расписка была у меня. До вчерашней ночи. Это все, что я знаю. Клянусь. Ради всего святого, мне нужна медицинская помощь, и побыстрее.

— Ты не позаботился о докторе, когда твои громилы отделали меня, разозлился Шейн. С минуту он стоял над съежившимся от боли Барбизоном, раздумывая над его ответом. Такое могло быть, неохотно допустил он эту мысль. Кто бы ни шантажировал Кристину, у него не было необходимости раскошеливаться на посредника. Должно быть, это был некто, знакомый с Барбизоном.

Кто-то, кто доверял ему и кто готов был выделить долю в случае выплаты. Но до момента выплаты он не намерен был разоблачать себя.

Шейн сказал:

— Мне следовало бы надавать тебе пинков и выбить зубы. Скажи Смиту, я оставлю это удовольствие для него, когда мы встретимся в следующий раз… Он сделал еще один глоток виски, поставил бутылку обратно в шкаф и зашагал к двери.

Он рысцой спустился к пляжу, вошел в воду и поплыл легко, но решительно туда, где кончались владения клуба и где за углом его ожидала машина Аиры Уилсона.

Шейн не стал тратить времени на то, чтобы одеться. С него ручьем стекала вода, но он знал, сколько времени понадобится Барбизону, чтобы послать своих людей вдогонку. Он дал задний ход и выехал на мостовую, затем как можно быстрее вернулся к деловым кварталам Майами Бич.

Он был почти уже сухим, когда останавливал машину перед боковым входом в Блэкстоун.

Он собрал свою одежду и вышел, пересек тротуар, вошел в здание через боковую дверь и по задней лестнице поднялся на этаж выше. Он прошлепал босыми ногами через холл к двери номера Тимоти Рурке и постучал.

Рурке открыл дверь и посмотрел на него. Губы его подергивались. Он сутулился, вид у него был жалкий и, без сомнения, лицо выдавало болезненное состояние. Глаза смотрели с безразличием, голос был вялым.

— А, это ты? Шейн спросил:

— Можно войти, Тим?

— Ну, наверное. Ты купался?

— Да.

Рурке закрыл за ним дверь и спросил вежливо, но голосом, лишенным какого бы то ни было интереса или озабоченности:

— Что у тебя с лицом?

— Порезался бритвой.

Он медленно повернулся, посмотрел прямо в глаза Рурке и сказал:

— Извини меня, Тим.

— Что сделано, того уже не вернуть.

— Нет, это не так. Мы были друзьями десять лет.

— Вот почему все между нами кончено, — устало произнес Тимоти Рурке.

— Так иногда бывает — человек говорит то, что ему не следовало бы говорить.

— К черту все это.

Шейн подошел к нему поближе.

— Когда-то все было наоборот, — напомнил он репортеру. — Года четыре назад. Когда в моей спальне удавилась девушка.

Рурке молчал. Он не поднимал глаз.

— Ты и Джентри обвиняли меня, — продолжал Шейн. — Двое лучших друзей, которых я когда-либо имел. Джентри демонстративно удалился, сказав, что не желает говорить с подлецом. Ты прочитал мне нотацию и тоже хотел бросить.

Рурке взглянул на него.

— Какого черта я должен был верить? Ты поставил себя в затруднительное положение в тот раз — сделал вид, что пьян. Оказался с девушкой в постели, стоило только вам с Филис порвать отношения.

— Ты возненавидел меня за это, потому что мы были друзьями. Иначе тебе было бы наплевать на меня.

— Это верно.

— О’кей, — устало произнес Шейн. — Вот почему я набросился на тебя сегодня из-за этих фотокопий. В тот другой раз я не позволил бы бросить меня, когда слово было все, что требовалось, чтобы пояснить дело.

— Ну? — Темные глаза Рурке больше уже не казались безжизненными.

— Я знаю, что ты не шантажист, Тим. Я всегда был в этом уверен.

Рурке поднялся, сунул Шейну костлявую руку и признался:

— Я пытался позвонить тебе час назад. Шейн взял его руку в свою.

— Было бы здорово, если бы я знал, кто украл твои фотокопии.

— Они не были украдены. После того, как ты ушел, я перерыл все эти чертовы ящики. Они были в шкафу для белья под полотенцами.