Гавриил Александрович Левинзон
Мы вернёмся на Землю
Дорогой друг!
Когда ты будешь читать эту книгу, перелистывай по одной странице, иначе ты можешь пропустить что-нибудь важное: скажем, секрет, как слетать на ближайшую звезду, или описание того, как следует вести себя, чтобы не получить двойку, когда ты приходишь в школу с невыученными уроками. Способ этот вполне надёжен, и Лёня Водовоз, главный герой повести, с успехом прибегал к нему, пока… Впрочем, подробней ты узнаешь об этом, когда дойдёшь до соответствующей главы.
Познакомишься ты и с друзьями Лёни Водовоза, которых больше всего привлекают в людях искренность и великодушие, смелость и бескорыстие. Они часто размышляют об этом и о многом другом, например о том, можно ли построить космический парусник, как лучше всего есть сосиски и за что следует любить людей.
Пролог
Всем хорош наш город, вот только дожди часто. Случаются недели, что они льют без разбору по чётным дням и по нечётным, утром и вечером, да ещё и в обед поливают тротуары, хоть всем уже давно ясно, что это лишнее.
И в тот день, помню, с утра шёл дождь. Я всё подходил к окну и смотрел на небо. И только тучи унесло за телевизионную вышку, только показалось солнце и началось подмигивание капель на деревьях, я выбежал на улицу и пошёл к остановке автобуса. У нас в городе реки нет, так мы ездим купаться на озеро за город. Раньше я ездил со своим другом Толиком Сергиенко, но он как раз в это лето переехал жить на другую улицу.
На пляже было пустынно, только вороны расхаживали, и помню, одна стояла над клочком промасленной бумаги и, наверно, раздумывала, съесть ей ту бумагу или нет.
Я выкупался и улёгся на песке. Закрыл глаза. Всегда, когда вот так лежишь, мечтать начинаешь. Разные истории мне представлялись; во всех этих историях я совершал благородные поступки, и некоторые из этих поступков прямо-таки подвигами можно назвать. Особенно хорошо получилась история про то, как я нашёл пять тысяч и вернул их дяденьке, который потерял деньги. Дяденька хотел дать мне пятьдесят рублей. Но я не взял, конечно. А когда мы с ним расстались, я обнаружил у себя в кармане пятьдесят рублей — он незаметно сунул. И вот я лежал, улыбался и раздумывал, как лучше истратить эти деньги. В это время я услышал:
— Эй, пацан, ты что, спятил?
— Он мечтает…
Тот, который это сказал, подошёл ко мне и бросил на песок возле моей головы портфель. Он был долговязый; глаза какие-то водянистые, а когда разделся, оказалось, что очень волосатый. Поодаль раздевались ещё двое.
Не очень-то приятно, когда замечают, что ты мечтаешь, но я утешился, когда подумал, что их трое. Может, в подкидного дурачка будут играть и меня четвёртым возьмут. Раньше такое случалось.
Они пошли к воде, и вдруг долговязый обернулся и крикнул:
— Эй, пацан, а ну, подальше от портфеля!
— Да я не жулик! — сказал я. — Вы что!
— Ладно, ладно! — прокричал он. — Тебе сказано — выполняй!
Чем-то я ему не понравился.
Они вышли из воды, разложили на подстилке еду; долговязый в маленькие стаканчики водку налил.
Я отвернулся. Но долговязый и из-за этого ко мне придираться начал:
— Чего отворачиваешься? Смотри-ка, делает вид, что не хочет. Колбасы хочешь?
Я ответил, что не хочу.
— Врёшь, хочешь, — сказал долговязый. — На, ешь.
Я сказал:
— Да не хочу я!
Я всё ждал, что они начнут в карты играть. Но вместо этого они разные истории начали рассказывать. Смешные! Особенно мне понравилось про человека, который шёл по улице с бананом в ухе. Ему кричат: «Гражданин, у вас банан в ухе!» А он вытащил из уха банан и спрашивает: «Что вы сказали? А то у меня банан в ухе». Вот чудак. Я хохотал над этой историей не знаю как, раза два перекатился со спины на живот и с живота на спину. Мы в нашем классе уж если смеёмся, так вовсю: или на пол садимся, или к стенке прислоняемся. Когда не очень смешно, мы всё равно так смеёмся. Так уж повелось. Но в тот раз на самом деле смешно было: это ж надо — сунул в ухо банан и идёт по улице!
— А ты брось смеяться, — сказал долговязый. — Ты ничего не понял, ясно?
— Да ну! — сказал я. — Что я, дурак, что ли?
— А что — нет? — спросил он. — Может, ты отличник?
— Не отличник, — сказал я, — но понимаю не хуже вас.
Долговязый набрал в пригоршню песка и бросил в меня.
Я решил уйти от этой компании. Собрал свои одёжки и уже пошёл, но долговязый окликнул меня:
— Ты куда? Давай-ка поиграем.
Он подбрасывал теннисный мячик. Я согласился. Мы начали играть в детскую игру — в штандар. Мне понравилось. Я носился по песку и два раза такие трудные мячи поймал, что долговязый даже похвалил: «Ну-ну, молодец».
Сначала всё по-честному было, но под конец я заметил, что долговязый и его дружки всё время меня вызывают, когда мяч вверх подбрасывают. И вот обидно: они меня не по имени звали, а отличником. «Отличник! Отличник!» Ну и носился же я!
В общем, я проиграл — они мне набили десять, а у них по восьми было. Поставили меня лицом к будке для раздевания, отсчитали шесть шагов и начали в меня мячом бросать. Изо всех сил. Первый раз мяч в будку попал — даже доски задрожали. Долговязый спрашивал:
— Ну как, ты всё ещё себя умником чувствуешь? — и приговаривал: — Ну, я-то не промахнусь…
Я старался не вздрагивать и не заплакать. Мяч стукался то в меня, то в будку. Эти трое хохотали.
Один сказал:
— Смотри-ка, не плачет…
А другой ответил:
— Он потом будет плакать. Помнишь, как тот толстячок.
Я решил, что ни за что не заплачу. А когда это всё кончилось, даже насвистывать попробовал. Они вроде не замечали меня и о чём-то разговаривали.
— Может, ещё сыграем? — спросил долговязый.
Я уже оделся.
— Гады! — сказал я и убежал. Я слышал, как они смеются.
Я всё же расплакался. В парке. Очень уж обидно было.
Дома я осмотрел спину в зеркале — красная и в синяках. До самого вечера у меня было паршивое настроение. Я придумывал разные истории про то, как мщу долговязому. В одной истории я в его квартире стёкла побил, в другой — попал из рогатки прямо в лоб. Вот так я утешался.
Но дня через три я об этом уже перестал вспоминать. И совсем бы, наверно, забыл, если бы недавно не встретил долговязого.
Сидел я вечером дома и смотрел по телевизору матч «Динамо» (Москва) — «Динамо» (Киев), и вдруг входит моя сестра Мила и с ней долговязый. Я сначала даже не узнал его: разодетый и улыбается. Мила говорит:
— Знакомьтесь. Это Валентин.
Мои родители встали и поздоровались с ним за руку. Я вскочил со стула и — бочком из комнаты. Вот ведь как глупо! Выходило, как будто не он передо мной, а я перед ним виноват: я боялся, что неловко получится, если он меня узнает. Я очень переживаю, когда что-нибудь неловко выходит. Поэтому и не люблю с мамой на базар ходить. Она думает, что мне не хочется помогать ей нести покупки, но не в этом дело: мне стыдно, когда она начинает торговаться. Возьмёт курицу и спрашивает: «Сколько стоит этот цыплёночек?» Я тогда подальше отхожу — не могу этого слышать. Если бы я продавал курицу и мне такое сказали, я бы не знаю как возмутился! Но тётеньки, которые торгуют на базаре, не возмущаются.
Я выскочил в другую комнату, а оттуда в переднюю, а из передней в уборную. Мне не надо было в уборную, но я там постоял, пока не надумал, что делать дальше. Я решил убежать на улицу. Да только ничего не вышло: в передней стояла мама.
— Дикарь! — сказала она. — У-у, невежа! — «У-у» получается у мамы басом; вы бы услышали — обязательно бы засмеялись. Но я не смеюсь: уже привык. — Иди поздоровайся с человеком. Иди, иди, ничего с тобой не случится, — и потащила за руку.