Диск второй А может быть, они записывают свои предания на холодных лентах летних течений Черного моря? И через Босфор переправляют их в Мраморное? Или складывают свои записи в темных подводных яминах? Или высекают их хвостами на отполированных скрижалях морских камней и читают их детям через увеличительные стекла медуз? Но это так — аллегории…
В детстве, загорелый и голый, я подражал им, кувыркаясь в кудрявых черноморских волнах, и нырял, воображая себя дельфином. Иногда они подплывали ко мне и что-то дружески насвистывали. Потом, удивляясь моей непонятливости, удалялись, издали оборачиваясь на меня. Но я улавливал некий смысл в их свисте… Теперь это стало несколько проще. Каждое воскресенье я разговариваю с ними в бассейне через электронного переводчика. По-русски и по-дельфински их речь записана на звучные черные диски. У них своя Книга Бытия, свое сказание о Потопе… Среди толпы блестящих спин играет с сыном мать-дельфин, то погружаясь, то взлетая, изогнуто, как запятая; как тень когда-то стройных ног хвоста раздвоенный клинок. Бело, как чайка, ее лоно, спина из черного нейлона; напоминают плавники движенья некогда руки; скорее женское, чем рыбье, ее блаженное улыбье. А сын, не зная ни о чем, собой играет, как мячом; она ему дает свободу всплывать и погружаться в воду и, объясняя жизнь ему, внушает по-дельфиньему: — Ныс, тьсап ньусыв хревв! (Сын, пасть высунь вверх!) Тьашыд ботя. (Чтоб дышать.) Худзов жевс. (Воздух свеж.) Хылпетв хагзырб ужок жьен. (В теплых брызгах кожу нежь.) Нифьлед ныс! (Сын-дельфин!) Идюл окзилб! (Люди близко!) Мчись, ныряй вниз, вниз! (Йярып, сьичм зипв, зипв!) Они спускаются под волны в мир безопасный, мир подводный, ежей, кораллов пестрый сад, где спруты люстрами висят, где рыбы с красными усами без батареек светят сами, на дно, в убежища свои, в полупрозрачные слои. Но там нет воздуха, нет неба, нет солнца, нет дождя, нет снега, и хочется наверх — домой, спешить за вспененной кормой. Мы, дельфины, опускаемся в глубины, огибаем невзорвавшиеся мины, якоря, уже рябые от ракушек, доски палуб, почерневших и распухших. Нас подводные встречают острова, где дельфина не достанет острога, где, раздут, свинцовоног и одноглаз, ищет золото пиратов водолаз, и спускается утопленник нагой с грузным камнем под разбухшею ногой. Эти толщи водяные, эти глуби мы родными не считаем и не любим, и кефаль, и скумбрия, и камбала — никогда роднёю нашей не была, только люди, только люди, только вы нам близки среди холодной синевы. И дышать мы подымаемся отсюда, безземельные морские чуда-юда, для игры, или охоты и любви — будто люди, будто люди, будто вы… Так, вплывая в прибережную теплынь, с нами хочет объясниться мать-дельфин, чтобы ультразвуковая ее речь помогла ей дельфиненка уберечь. — Наших мучеников дни и жития, и отплытия, и стран открытия, и с акулами кровавые бои сохранили полушария мои. Наши Библии, записанные в них, долговечнее пергаментов и книг, и глубокие извилин письмена в память к сыну переходят из меня. Я, как Ева вашей Книги Бытия, девять месяцев ношу свое дитя, и, как Авеля, но с черным плавником, я кормлю его соленым молоком, и неписаную Библию свою в плоть из плоти я ему передаю: «В начале пошел лед, и стали тонуть звери, и треснул земной свод. Покинул нору крот, покрылся водой берег; мы стали вязать плот. В потопе тонул слон, и мертвые львы плыли, и гром заглушил стон. Затопленные холмы исчезли в речном иле, и в море ушли мы…» Диск третий Уже светало. Чуть рябя, дышало море сонной грудью, как будто радуясь безлюдью без берегов, без корабля. Я молча двигался, гребя к скале, стоящей одиноко; надел я выпуклое око и два баллона на себя. И погрузился в те края, где в слой песчаный затянуло корсаров пушечные дула, обломки мачт и якоря. Размахивая своими лягушечьими ногами в резиновых ластах, я достиг подножья скалы. Вокруг нее на подводных камнях расположилось все племя дельфинов с запасом воздуха на время действия. Здесь, в день весеннего равноденствия, ставилась их мистерия, их Книга Бытия. Подножье скалы — затопленный наводнением остров в дельте реки, где древние жили предки дельфинов — люди. Время действия — всемирный Потоп. Место действия — плот, на котором они спасаются от Потопа в разлившейся дельте. Лица — вожак племени Амад, жена его Аве, сыновья Инак и Ваель, их жены, дети,
|
