Сдержав гнев, женщина ответила:
— Я подавала ежедневные отчеты о проблемах, с которыми мы сталкивались. Мы движемся вперед медленно, но уверенно. Мне только что удалось закрепить релейный передатчик на целый километр ниже предыдущей точки.
Дзю Шо отмахнулся от ее слов. Обнаженный и гладкий (подкожный жир у него был распределен равномерно, как у тюленя), он полулежал в кресле из синего геля. Округлая безволосая голова очень напоминала яйцо. Рядом с ним сидела юрист хабитата в сером деловом костюме — аккуратная молодая женщина. Опи Киндред и Арн Ниведта расположились на низких стульях, формально признавая превосходство Дзю Шо. За их спинами на границе травянистой поляны стояли несколько слуг.
Действие происходило на окраине поместья Шо, в рощице из смоковниц, бамбука и оплетенного плющом быстрорастущего баньяна. Над головами, повторяя изгиб внутренней поверхности хабитата, простирался парковый ландшафт — пятнышки редких, недавно посаженных рощиц, луга и сады. Летуны, надев разноцветные треугольные крылья, совершали пируэты вокруг оси невесомости. Прямо над ними на перевернутом изумрудно-зеленом лугу паслись мамонты размером с крупную собаку. Парк тянулся вдаль — вплоть до обнесенного защитным валом кольцевого озера диаметром три километра и огромных ферм, занимающих почти всю оставшуюся внутреннюю поверхность хабитата. Поля чечевицы, пшеницы, томатов, риса, экзотических овощей и фруктовые рощи для питания граждан и бесконечные плантации сахарного тростника и масличного рапса для биохимической промышленности и дрожжевых баков.
— Несмотря на незначительные достижения поисковой команды, — заговорил Дзю Шо, — мы получили необходимое благодаря работе доктора Киндреда. Именно это мы и намерены обсудить.
Маргарет взглянула на Арна, тот пожал плечами. Ухмылка Опи Киндреда стала шире.
— Моя команда установила, откуда здесь такое разнообразие видов, — пояснил он. — Вакуумные организмы изобрели секс.
— Мы и так знали, что у них половое размножение, — заметил Арн. — Как иначе они могли эволюционировать?
Команда Арна выяснила, что вакуумные организмы могут обмениваться генетическим материалом через пилии — микроскопические полые трубочки, прорастающие между клетками или нитями гифов[56]. Аналогичным способом в популяциях земных бактерий распространяются гены сопротивляемости антибиотикам.
— Я имел в виду не генетический обмен, а генетическую рекомбинацию, — уточнил Опи. — Сейчас объясню.
Генетик взял инфоблокнот и стал проецировать в воздух плоские голографические кадры с цветными схемами, графиками и изображениями. Маргарет быстро погрузилась в поток данных, опережая скупые пояснения Опи.
Это нельзя было назвать нормальным половым размножением. Тут не существовало ни разных полов, ни даже комплементарных[57] размножающихся штаммов. Посредниками служили виды, агрессивно колонизирующие талломы[58] других организмов. Маргарет видела это множество раз, но до сих пор считала такие организмы просто паразитами. На самом же деле, по словам Опи, их скорее следовало называть вампирами.
Мелькали изображения, сменяясь фильмами, смонтированными на основе сотен часов записей, которые были сделаны блуждающими прокси. Вот колония черных, покрытых коркой организмов, встречающихся во всей исследованной области рифта. Время ускоряется. Колония увеличивает свой периметр пульсирующими рывками. И по мере роста отшелушивает с поверхности микроскопические частицы. Камера показывает крупным планом одну из таких частиц — несколько клеток, обернутых нитями с запасом питательных веществ внутри.
Миллионы таких крошечных пакетиков носятся в вакууме. Опустившись на таллом организма-хозяина, он впрыскивает в одну из его клеток генетический груз. Камера перемещается внутрь одной из таких клеток. Нити углеводно-белкового комплекса заполняют ее изнутри, словно хитроумно свернутая паутина. В одном месте напряженная клеточная стенка лопается, и пакет ДНК, покрытый оболочкой из гадратированных глобулинов[59] и ферментов, вырывается на волю. Пакет содержит геномы как паразита, так и его предыдущей жертвы. Он ухватывается за белковые нити и ползет вдоль них, цепляясь микротрубчатыми коготками, пока не сливается с исходной кольцевой ДНК клетки.
У паразита имеется фермент, разделяющий нити генетического материала на отрезки произвольной длины. Отрезки рекомбинируются, образуя химерные клетки, содержащие генетическую информацию теперь уже от двух жертв, причем геном хищника, подобно вставленному тексту, вплетен между ними.
Суетливое свертывание и развертывание нитей ДНК повторяется во время воспроизводства химерных клеток. Это грубый процесс с непредсказуемым результатом. Большая часть потомства имеет неполные, или некомплементарные, копии генома (и поэтому нежизнеспособна) или же так много копий, что транскрипция[60] проходит неуверенно и с ошибками. Но несколько потомков из тысячи оказывается жизнеспособными, а несколько из них — еще более здоровыми и энергичными, чем любой из родителей. Из считаных клеток они размножаются сперва до пятнышка, а в конце концов полностью поглощают родительскую матрицу, внутри которой оказались. Маргарет увидела снимки, показывающие каждую стадию этой трансформации во время лабораторного эксперимента.
— Вот почему я поделился этой информацией только сейчас, — пояснил Опи Киндред, заканчивая выступление. — Я должен был сперва подтвердить правильность моей теории экспериментально. А поскольку процедура репликации настолько неэффективна, нам пришлось отсеять тысячи химер, пока мы не получили штамм, переросший родителя.
— Весьма странная и необычная форма воспроизводства, — сказал Арн. — Паразит умирает, чтобы его потомство могло жить.
— Она еще интереснее, чем вы можете представить, — улыбнулся Опи.
Следующие кадры демонстрировали ту же колонию, теперь явно зараженную видом-паразитом, — ее розоватую поверхность усеивали черные пятна. Время опять ускорилось. Пятна увеличились, слились, выбросили облако спор.
— Едва химера перерастает родителя, — продолжил Опи, — гены паразита, воспроизведенные в каждой клетке таллома, активируются. Клетки хозяина трансформируются. Все это весьма напоминает поведение РНК-вируса, но с той разницей, что вирус не просто разрушает клеточные механизмы производства белков и РНК. Он захватывает саму клетку. Теперь цикл завершен, и паразит выбрасывает споры, которые в свою очередь заразят новых хозяев. А вот в чем заключается двигатель эволюции. В некоторых зараженных клетках геному паразита не дают проявить себя, и хозяин становится невосприимчивым к инфекции. Это нечто вроде «гонки Черной Королевы»[61]. Давление эволюции заставляет паразита производить новые заразные формы, а хозяев — сопротивляться им, и так далее. Тем временем виды-хозяева получают выгоду от новых генетических комбинаций, которые в ходе отбора шаг за шагом повышают скорость их роста. Сам по себе процесс случаен, однако он непрерывен и происходит в огромных масштабах. По моим оценкам, каждый час образуются миллионы рекомбинантных клеток, хотя, возможно, лишь одна из десяти миллионов оказывается жизнеспособна и лишь одна из миллиона значительно превосходит родителей в скорости роста. Однако и этого более чем достаточно для объяснения обнаруженного на рифе разнообразия.
— И давно ты об этом знал, Опи? — поинтересовался Арн.
— О своих открытиях я сообщил Звездной Палате лишь сегодня утром. Работа оказалась весьма сложной. Моим людям пришлось трудиться в режиме очень серьезных ограничений, используя методы биозащиты по первому классу — как с древними вирусами иммунодефицитов.
— Да, разумеется, — согласился Арн. — Мы ведь не знаем, что случится, если споры заразят корабль.
