Обломившись с получением Букеровской литературной премии, Кантор явно мечтает удостоиться внимания жюри премии имени Франца Кафки или какой-либо другой из наград Чехии. Его пассажи о приключениях сформированного из военнопленных австро-венгерской армии Чехословацкого корпуса в России в годы Гражданской войны, хотя и являются эпическим бредом, не могут не восхитить литературно продвинутых соплеменников бравого солдата Швейка.
Между прочим, вранье тут — почти каждое слово. Начиная от мутной истории в Катыни, где якобы расстрелянные НКВД польские офицеры почему-то убиты немецкими пулями, и до пресловутого Анабасиса, участников которого Кантор представил дурачками, которые вместо того, чтобы двигаться к родной Греции, побрели в противоположную сторону.
Не исключаю, что литератор, взывающий к русскому патриотизму из европейских пентхаусов, задумав оттянуться в Таиланде, отправился бы туда из Швейцарии через Антарктиду. Но в отличие от ему подобных автор «Анабасиса» — прославленный историк Ксенофонт, входивший в отряд греческих наемников на службе претендента на престол Персидского царства Кира Младшего, — географию знал хорошо. Когда войско Кира было разбито при Кунаксе (неподалеку от современного Багдада), а приглашенные для переговоров к победителю Артаксерксу II командиры наемников перерезаны, их преемники, включая Ксенофонта, повели отряд именно туда, куда надо. То есть по направлению к Греции, в ближайший черноморский порт Трапезунд (ныне турецкий Трабзон), из которого и эвакуировались домой, пробившись через многократно превосходящие силы персов и их вассалов.
Чехословаки изначально находились совсем в иной ситуации. На момент вооруженного выступления их эшелоны растянулись по всей Транссибирской магистрали, от Самары до Владивостока. К этому времени русская армия прекратила свое существование, а красноармейские части только создавались, и поэтому 40 тысяч опытных и сохранивших дисциплину солдат оказались на этом пространстве крупнейшей вооруженной силой.
Антанта корпус не сдавала, да от нее никто сдачи и не требовал. Согласно договору между чехословаками и российским Советом народных комиссаров, заключенному 26 марта 1918 года, легионерам гарантировалась отправка во Владивосток, а те обещали передать оружие под контроль советско-чехословацкой комиссии в Пензе, оставив для самообороны по 168 винтовок с 300 патронами и одному пулемету с 1205 патронами на каждый из 63 эшелонов.
Однако как раз в это время германские войска начали решающее наступление во Франции, прорвав фронт 21 марта 1918 года в Пикардии, а 9 апреля во Фландрии. Обе стороны бросали в бой все что могли, и появление у противника лишних 35,6 тысячи солдат (часть чехосло-ваков выехала во Францию ранее либо перешла к большевикам) было немцам совсем некстати. Представители Антанты, напротив, желали быстрее доставить легионеров на позиции и добивались их эвакуации кратчайшим путем, через Мурманск и Архангельск, и 21 апреля нарком иностранных дел России Георгий Чичерин потребовал у Красноярского совета рабочих и солдатских депутатов остановить эвакуацию корпуса. Красноярский, а вслед за ним и другие советы стали тормозить эшелоны корпуса, и к 14 мая 1918 года во Владивосток прибыло лишь 13,4 тысячи человек.
В этот день руководство чешской эмиграции — Национальный Совет — узнало от командования Антанты, что легионеров вывезут северным путем, но одновременно в Челябинске начались столкновения между чехословаками и красногвардейцами. Разбирая стычку между легионерами и венгерскими военнопленными, красные 17 апреля арестовали десятерых чехов. В ответ те разоружили красногвардейский отряд, освободили арестованных, а затем захватили городской арсенал и железнодорожную станцию!
Дальше конфликт стал развиваться по нарастающей. Уже 20 мая собравшийся в Челябинске Съезд чехословацких военных делегатов принял решение прекратить сдачу оружия (эшелоны в Пензе к тому моменту еще не разоружились) и продвигаться к Владивостоку. На следующий день в Москве были арестованы члены Национального Совета Прокоп Макса и Богумил Чермак, а 23 мая заведующий оперативным отделом народного комиссариата по военным делам Семен Аралов потребовал от пензенских властей «немедленно принять срочные меры к задержке, разоружению и расформированию всех эшелонов и частей чехословацкого корпуса»{31}.
В тот же день начались бои чехов с красными, обычно плохо кончающиеся для последних, а 25 мая нарком по военным делам Лев Троцкий издал приказ, свидетельствующий о полном отсутствии представления о складывающейся обстановке:
«Все советы обязаны под страхом суровой ответственности разоружить всех чехословаков. Каждый чехословак, который будет найден вооруженным на линии железной дороги, должен быть расстрелян на месте, каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный, должен быть выпущен из вагонов и заключен в лагерь для военнопленных. Местные военные комиссары обязаны немедленно выполнить этот приказ, всякое промедление будет равносильно бесчестной измене и обрушит на виновного суровую кару. С честными чехословаками, которые сдадут оружие и подчинятся советской власти, будет поступлено как с братьями, и им будет оказана всяческая поддержка. Всем же железнодорожникам сообщите, что ни один эшелон с чехословаками не должен продвинуться на восток. Кто уступит насилию и окажет содействие чехословакам с продвижением на восток, будет сурово караться. Настоящий приказ прочесть всем чехословацким легионерам и прочесть всем железнодорожникам по месту продвижения чехословаков»{32}.
Трудно не согласиться с Алексеем Толстым, который, описывая эти события в романе «Хождение по мукам», назвал приказ Троцкого провокационным, ехидно заметив, что после него «не совдепы, а чехи разоружили совдепы и стали хозяевами по всей линии от Пензы до Омска». Косвенно свой прокол признает и сам Лев Давидович, который в мемуарах, не найдя слов для оправдания, вообще пропускает не красящую его историю. Однако ничего подобного «анабасису», как видите, тут не наблюдается. В отличие от греков чехословаки, которых повсеместно стали поддерживать антибольшевистские военные формирования, были значительно сильнее совершенно не умеющего воевать противника и не пробивались к порту через враждебные территории, а без особого труда установили контроль за дорогой к морю. Теперь эвакуации ничто не мешало, но к тому моменту началась массовая переброска американских войск во Францию. Если к маю 1918 года там находилось 9 дивизий США, то к июню уже 18, а к июлю — 25, причем численность каждой из них была вдвое больше, чем у аналогичных соединений любой из воюющих в Европе армий.
С учетом изменившейся обстановки представитель французского Генштаба майор Гийе поставил перед корпусом задачу: образовать на востоке новый фронт против немцев и считавшихся их союзниками большевиков. Уже 30 мая легионеры повернули из Пензы на запад, заняли Сызрань, Самару, Симбирск и Казань, но успехи их были недолги. Едва разрозненные отряды красногвардейцев преобразовались в регулярную армию, как чешское воинство покатилось назад. Начиная с осени 1918 года, ввиду ненадежности, дезертирства и склонности к бунтам, чехи использовались почти исключительно в тылу. Белые армии, к которым Кантор относится столь пренебрежительно, еще два года бились на несколько фронтах, одержав немало крупных побед, вторично дойдя на востоке до Волги, а на юге до Орла и Воронежа.
Братья-славяне все это время в основном грабили и мародерствовали, причем не только местное население, но и зарубежных дипломатов из стран побезобиднее (например, во Владивостоке обчистили дом датского консула.) Ближе к концу войны они стали открыто бить в спину своих русских союзников. Когда 24 декабря 1919 года в Иркутске началось восстание против режима Верховного правителя России адмирала Александра Колчака, именно выступление чехословаков под руководством командующего союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке французского генерала Мориса Жанена на стороне большевистских и эсеровских повстанцев предопределило захват города. Чуть позже, 15 января 1920 года, легионеры совершили одну из самых выдающихся подлостей Гражданской войны. В обмен на право эвакуироваться с нажитым непосильным трудом имуществом, включая некоторую часть золотого запаса России, они выдали вверенного их охране Колчака новым властям Иркутска. Впоследствии на эти деньги ими был создан специальный банк, названный Легионерским.
