Петелин сидел в кресле, в хорошем, новом, черном в полоску костюме, который он приобрел вчера в магазине «Сударь», в новых черных туфлях и почти совсем трезвый, несмотря на то, что у него сегодня был день его рождения. Петелину исполнилось тридцать лет. Он думал о своем:
– Их бандитский «квартет» за последний месяц перешел все, наверно, допустимые грани в организации угона иномарок. Если раньше угоняли больше тихо и без мокрухи, то теперь много не выжидали, много не «вели» и никого не оставляли в живых. Выслеживали жертву порой на виду у не понимающих, что происходит людей, опыляли в машине водителя нервно-паралитическим газом. Вторым баллончиком осаживали газ в салоне, «пересаживали» хозяина машины подсевшими сзади в четыре руки на сидение рядом с водителем. Отъезжали в заранее подобранное место, чтобы исключить встречи с гаишником, делали всего лишь один укол маленьким шприцем на пять миллилитров неподвижному водителю и, поменяв уже заранее подготовленные номера вместо настоящих, имея все необходимые фальшивые документы на одного из членов «Квартета», перегоняли машину в «отстойник». С трупами занималась липовая «скорая помощь». Все было продумано, вплоть до их сжигания. Все шло без проколов, за что бригадир щедро платил убийцам. Но вчерашний инцидент, произошедший в электричке, не выходил из головы Петелина. Зачем «Светофор» пырнул мужика ножом? Когда они отрывались от вагона, на платформе им встретился вдруг мент, который мог узнать Петелина, но, видно, не узнал. Тогда, после прохода по перрону, было не смешно, а страшно, его охватило снова то чувство, когда он молил и просил Бога в первые дни после избиения солдата, чтобы тот выжил. Тогда уже прапорщик понимал, что прежней жизни не будет и что он воевал в Нагорном Карабахе, и что мотался полтора месяца в Чечне под Хасовюртом, все равно, ему никто такой проступок не простит. А те нормальные мужики, кто был с ним там, его не просто осуждали, они его игнорировали всё то время, пока решался вопрос с его увольнением из войск. Бывший прапорщик понимал, что стоит ему глазом моргнуть про знакомого мента, оказавшегося на перроне, завтра он уже не жилец, бригадир его уберет.
Первый раз они все вместе зашли в кафешку, и выпили немного водки и вот сразу приплыли по убийству мужика в вагоне. «Гадкие, долбаные уголовники, да и он тоже хорош, шлюх мало, что ли, он тоже хватал девчонку за руку».
«Это все проклятая водка», – грешил на нее Петелин и, посмотрев на братков по «квартету», отметил свое падение до уровня уголовников и хладнокровных убийц, которые убивали не врагов, а совсем ни в чем не повинных людей. Эти отморозки пристроились в военном городке благодаря ему, сидят в его квартире, пьют водку и, напившись, бывало, в открытую считают его чмырем, так как зоны он не топтал, а значит ниже их по всем параметрам. Что характерно, никто из них себя виноватым за впаянные сроки не считал и не считает. Конечно, это на людях и в разговоре, а вот деяниями своими грешными, среди зеков, не гнушались они, а кто-то и гордился.
«Светофор», по паспорту Курдюмов Григорий Иванович, такую кличку получил на зоне под городом Ковровом в Пакинской исправилке № 7, где оттрубил четыре года, виноватым себя не признавал. Но когда бывало плохо, вдруг вспоминал Бога, крестился и просил прощения за свою пакость и предательство перед матерью и отцом. Он убил мужа своей сестры. Гриша невзлюбил шурина за его порядочность и прямоту, а главное – родичи в шурине души не чаяли. Шурин неоднократно говорил:
– Какой же ты, Григорий, ленивый. Ну почему ты водишься с этими гавнюками, бездарями со двора, пойдем к нам работать? А эта блатота, что вами заправляет, доведет вас всех до тюрьмы.
И шурин был прав.
Григорий не хотел тогда его убивать, он просто хотел показать, какой он крутой и не позволит себя унижать. Это он сейчас понимает, что никто его не унижал и тем более брат сестры плохого ему не хотел. Его эгоистичный характер, вечное заступничество за все его проказы и проступки, с детства, матери привели Григория на скамью подсудимых. Он пробил шурину голову гвоздем, которого якобы не заметил на бруске, которым приложился в целях самообороны. На суде умышленное убийство отрицал, и мать нашла хорошего адвоката. Валил на шурина, будто тот ударил его первым. Дело было на даче во время очередного выезда на отдых. Сестренка была на последнем месяце беременности. После похорон мужа сестра родила мертвое дитя, мальчика, и сама еле-еле выкарабкалась с того света.
На тропу разбоя и убийств, после отсидки, его подключил бывший сокамерник «Шульц». Вор-верхолаз отбывал вторую ходку на зону и освободился на полгода раньше Григория.
Шульц, немец по матери, имел средне-техническое образование, хорошо знал немецкий, занимался самбо, знал премудрости альпинизма, имел два восхождения. Мать делала все, чтобы сын вырос нормальным самостоятельным человеком. Она добилась отсрочки сына от армии, помогла поступить в институт. Громов Иван по отцу, а у матери девичья фамилия Гросс, был смелым и решительным парнем. Мать умерла от быстрого и сильного излияния крови в коре головного мозга. Хотя при автоаварии мать получила всего перелом ноги, только водитель «скорой», на которой ее доставляли в больницу, своим маневром добил ее до конца. При обгоне выехал на встречную полосу и, резко уходя от лобового столкновения, вылетел на обочину, где завалился на бок. Мать от сильного ушиба головы при падении с носилок умерла в больнице, не приходя в сознание. Гражданин Рябиков, водитель «скорой», смог отделаться от наказания правосудия, но не ушел от наказания Ивана, сына погибшей женщины. Иван хотел его убить, но Рябиков сразу, после первого удара по голове, потерял сознание. Иван Громов к тому времени был нормальным человеком и, несмотря на сильную обиду и неправильность наказания Рябикова, лежачего добивать не стал. Суд приговорил его к трем с половиной годам лишения свободы в колонии строгого режима. Освободили Ивана досрочно, на год раньше. Однако 2,5 года на зоне не прошли даром, знакомство и дружба с вором-домушником привела Ивана к альпинизму, только через крыши на балконы, на лоджии, в форточки и снова на зону, но уже на четыре года. На второй ходке судьба свела «Шульца» с человеком, который и является сегодня у него и его братанов «квартета» работодателем-бригадиром, который дает поручения, платит бабки за исполнения заданий, крышует от неприятностей и руководит их действиями, а зовут этого «благодетеля» Давид.
Четвертого из «квартета» совсем недавно Шульц предложил называть просто «Укол», прошлая кликуха – «Фуф» – не соответствовала его нынешней страшной работе убивать, теперь он не гнал фуфло, что в детстве, в 13 лет, убил отчима, а в исправилке для несовершеннолетних грохнул вертухая. На самом деле он сидел за соучастие в убийстве. Его еще Светофор, бывало, называл доктором. Всем погибшим смертельные уколы проводил только Сафар Умаров, прошедший после гибели отца в Афганистане, а ему тогда было десять лет, детдом, колонию, тюрьму. За год, после гибели отца, мать сопьется насмерть, и ее, лишенную родительских прав он, уйдя в детдом, больше никогда не увидит.
А ведь когда-то у них была хорошая семья, отец служил сверхсрочником в штабе части, мать работала медсестрой в санчасти. Правда, когда отец уехал в Афган, мать спуталась с майором из этой же части, стала выпивать, пропадала на ночь, а то и на сутки из дома. Сафар понимал, что происходит предательство его отца, а когда мать лишали материнства, он наотрез отказался с ней жить. Часто он вспоминал хорошие моменты, когда был жив его отец, позже в душе жалел, что потерял и мать. Убив человека, он оправдывал себя тем, что его все кинули, а тот, который сегодня умер, пожил и так нормально, раз имеет такую тачку и бабло, и обязан поделиться с ним, несчастным сиротой. Однако он знал, что все эти оправдания – простые вымыслы, а на самом деле Сафар преступник и убийца-маньяк. Он понимал, что так продолжаться долго не будет и вынашивал в своей голове план, что после получения очередного гонорара исчезнет от своих покровителей и дружков навсегда.
