– Мужик, я как-то не догоняю, или ты ставишь мне пальцы в «растопырку»? Она тебе кто? – сказал тот, что сидел у края скамейки.

– Никто! Человек!

– Вот видишь, она тебе не дочь. Она тебе не жена. Вот ты постоял тут для приличия и быстро исчез навсегда с глаз, – и после последнего слова он резко встал и даже можно сказать, очень грамотно, с наклончиком вправо, с корпусом, нанес правой рукой удар в челюсть Зеленина. Но «Самурай» ушел от удара, встретив его руку своей левой и сопроводив ее вниз, перехватил уже за кисть и, протаскивая ее по кругу вверх, уже правой рукой приподнял за кисть парня так, что тот заорал на весь вагон. Зеленин, отпуская руку, толкнул «орущего» на свое место. В этот момент тот, который сидел напротив девушки, делает попытку достать Виктора правой ногой с разворотом, видимо, имея некоторые навыки удара ногой, целясь в лицо. «Самурай» даже не отошел в сторону. Он опять левой рукой, чуть пригибаясь, перехватил ногу нападавшего и легонько, подбив правой рукой вверх, отправляет его обратно, парень падает в проход между сиденьями к ногам девушки, которая вырывается сразу от того, который сидел рядом и убегает в сторону тамбура. Зеленин, улыбнувшись, посмотрел ей вслед и сказал:

– Ребята! Давайте жить дружно и без драки.

Все трое явно не ожидали такой резкой с ними расправы, были в шоке и сказать ничего не могли. А еще их отвлекал стон первого «бойца» зажавшего свою правую руку между ног и качавшегося из стороны в сторону.

Поезд начал притормаживать. В динамике прозвучало объявление:

– Станция «Серп и молот»!

Виктор, глядя на притихших мужиков, «расслабился» и тем самым сделал непоправимую ошибку. Всегда повторял об этом его тренер Чан:

– Провел прием или еще нет, но уже лови взглядом другого и всегда держи дистанцию на две руки по кругу.

А Зеленин стоял. И стоял-то он спиной к тому, который сидел у него за спиной на противоположной стороне от прохода.

Жуткая боль и расплывающееся тепло разлилось по спине и левой стороне тела, от поясницы и до плеча. Виктор повернул голову, попытался схватить нападавшего, но рука не слушалась, закружилась голова и, когда он все-таки сделал попытку шагнуть назад, в этот момент он почувствовал боль в животе. Падая, он схватился правой рукой за сидение и, медленно сползая, по его спинке, видел, как напавший на него сзади человек с окровавленным ножом помчался в тамбур. А когда его еще кто-то, он уже не видел кто, толкнул в плечо, вот тогда он стал понимать, что дал такого нелепого для тренированного человека промаха.

Зеленин потерял сознание.

Бабуля, которая недавно ушла с внуком от беды на другие места, соскочила с места, подбежала к лежащему мужчине и закричала:

– Убили ироды, ой, убили, один заступился, и убили. Люди, помогите! – голосила бабка.

Одуревшие от увиденного две подпитые женщины рванули к выходу в другой вагон.

Поезд в это время подошел к платформе станции «Серп и Молот» и остановился. Из вагона электрички вышли четверо мужчин и уверенным шагом уходили в противоположную сторону от вокзала. Чтобы не привлечь к себе внимание окружающих, а у одного из них правый рукав куртки и сама куртка спереди были замараны кровью, они шли грамотно. Замаранный кровью шел во втором ряду, ближе к забору. Когда навстречу им вышел сержант милиции, то они, как сговорившись, стали живо и весело что-то обсуждать. Милиционер прошел мимо и не заметил ничего подозрительного.

И пока стоял поезд, никто не крикнул на перроне: «Держите убийцу!» – или просто заорал: «Караул, убивают!» Ни выскочившая из соседнего вагона девушка, ни поддатые женщины, ни те, другие, кто находился в том злосчастном вагоне, ни кто, кроме бабули, не поднял тревогу, а каждый попытался ретироваться, уйти, либо в другой вагон, либо на платформу. Правильно поступил одиннадцатилетний мальчик, внук бабули, он подошел к коробочке, «Экстренной связи», нажал на кнопку и кричал:

– Дядю убили! Дядя умирает! Скорей, помогите!

Через две минуты в вагон примчались два милиционера и сразу, увидав пострадавшего, заказали «скорую помощь» на Курский вокзал через машиниста и, просмотрев пенсионное удостоверение Зеленина и его паспорт, сообщили по милицейской связи дежурному по отделению:

– Тяжело ранен, в четвертом вагоне электрички Владимир-Москва, полковник запаса Зеленин Виктор Степанович, ветеран боевых действий в Афганистане. Нападавших четверо, два ножевых, в живот и левый бок, пульс пока есть, много крови.

Один из милиционеров, вынул из полевой офицерской сумки рубаху, не понятно как там очутившуюся, и приложил ее на место, где сильно сочилась кровь. Второй приподнял голову полковника, чтобы кровь не пошла ртом, хотя она уже просачивалась через плотно закрытый рот. С каждой секундой лицо Виктора становилось бледней. Глядя на них со стороны, было видно, что лейтенант и сержант были растеряны и совсем не знали, что делать дальше, как помочь умирающему человеку. Лейтенант уже стоял в луже крови, сержант тоже вымазался, вытаскивая документы из куртки Зеленина. А рядом возле них стояли всего два свидетеля, бабуля и ее находчивый внук Арутик. Остальные все разбежались. Поезд подошел в назначенное время к платформе Курского вокзала. К четвертому вагону пришедшей электрички бежали санитары с носилками и врачи.

Артем Шмелев.

Город. Месть. Порт.

Всегда вспоминая своих родителей, Артем вспоминал Широкую Падь, детство, своих сестренок. И всегда необъяснимое желание вернуться туда, где тебя родили, где тебя любили и где такая природа, какой нигде больше нет во всем мире.

В начале шестидесятых годов началось хрущевское разваливание мелких совхозов и колхозов. А просто говоря, их уничтожение под, якобы, уплотнение более развитых городов и районов рабочим классом и колхозниками. Под сокращение попали более семидесяти процентов поселков и деревень Сахалинской области. Людей, почти принудительно, распихивали по городам и районным центрам. Люди-то могли собраться и переехать, а вот как перегнать скот за сто и более километров? Приказали сверху все живое превратить в мясо, и били скот на бойнях, не взирая ни на что, стельная корова или полугодовалый теленочек. Кровавое пиршество вредителей. Просто по-другому и не скажешь. Ломали мастерские по ремонту катеров, якобы перевозя хорошее оборудование в город Александровск, а там его никто и не ждал, оно ржавело, и через год, поняв, что и ставить-то его некуда и подсоединять некуда, разбирали на металлолом. Катера на зиму переполняли берег. За зиму их в таком количестве тоже не могли привести в порядок к новой навигации. И шли «труженики моря» на списание, а позже еще через много лет на разбраковку. Экипажи «ломали». Расформировывали по другим катерам. Много моряков-рыбаков уходили с флота на сушу. Все трещало и лопалось, а больше всего страдали люди, которые бросали насиженные места, дома, земельные участки и приезжали к родственникам, снимали угол на ночлег, ютились в малосемейных общежитиях. Надо еще учесть, что в те годы в семьях было не по одному ребенку а, как правило, по три, четыре.

Переезд для Шмелевых был просто трагедией. Никто не хотел никуда уезжать, точней, в никуда срываться. Но летом в 1964 году, загрузив основной скарб на плашкоут, т. е. баржу, они переехали в Александровск и остановились в доме Анны Гавриловны, мамы Виктора. Частный дом находился на окраине улицы Луговой и имел комнату бабушки в восемь квадратных метров, прихожая, она же и кухня, и столовая около двадцати квадратных метров, и спальня родителей десять квадратов. Кладовка, коридор – это само собой, сарай большой и участок пятнадцать соток.

Охраняли дом пес Мухтар и привезенный с собой из Широкой Пади огромный пес Дик. Псы постоянно между собой грызлись.

Артем пошел в седьмой класс, в школу № 6, на южной окраине города, в которой учились дети из ближайшего колхоза, «бандитских» улиц Цапко, Парашютной, Майской и Рудничной. Нет, на этих улицах не было маньяков-убийц, но люди старались в ночное время, а особенно из других районов, смело не разгуливать, мало того, пацаны с этих улиц часто дрались между собой, да еще и тренировались, порой, на чужаках. Типа: «Эй, мужик, дай закурить», – а потом: «А что ты грубишь?», – и ни за что ни про что новенький мог получить в зубы. Могли снять часы, забрать деньги, перчатки, шапку и разбежаться. Что характерно, случаев нападения на женщин или девушек не наблюдалось. Бывало, налетали не на того. Так однажды приехал дядя Артема, Владимир Дербенев, из шахтерского поселка Макарьевка, к ним в гости, а он занимался боксом, имел тогда первый взрослый разряд. Поздно вечером встретили его в темном месте пятеро подростков на Парашютной улице и решили потренироваться в силе своих ударов. Дербенев двум челюсти сломал, вырубив их, третьему «яички молодецкие» превратил в бычьи, четвертый долго ползал по канаве и просил пощады, а пятый не дурак оказался и сразу растворился в темноте. Артем знал этих пацанов, а как их после приезда Володи Дербенева не оказалось на улице, то сразу ночью стало на Парашютной тихо и спокойно. Перестали в темноте маячить огоньки сигарет, так бывало везде, когда все-таки кто-нибудь присмирял этих «говнюков». Но то там, то там кто-то из прохожих, не живущих в тех краях, в ночное время, был избит и ограблен. Милиция искала, ловила, судила. Но после некоторого затишья все становилось на круги своя. На ночную охоту выходили другие «филины».