Управляющий III отделением Собственной его императорского величества канцелярии Н. К. Шмидт оказался прав. Но уготовленная ему карьера провокатора не свершилась — помешал Клеточников. После разоблачения Рачковский два года скрывался в Галиции, затем принял участие в подвигах «Священной дружины» и, наконец, превратился в легального сотрудника Департамента полиции, где проходил обучение под руководством Судейкина [385]. За могучей фигурой инспектора охранки начинающего сыщика никто не замечал. Первую самостоятельную операцию по поимке Дегаева ему выполнить не удалось. Русская полицейская агентура в Европе была очень слаба, а один он сделать, конечно же, ничего не мог, тем более что Дегаевы прятались, предполагая возможное их преследование. Но именно эта командировка Рачковского навела директора Департамента полиции П. Н. Дурново на мысль о реорганизации* в Европе русской полицейской службы, призванной следить за действиями политических эмигрантов из России и прибывавшими к ним связными. Руководителем» Заграничной агентуры назначили Рачковского.
Своим ближайшим помощником Рачковский сделал А. М. Гартинга (Геккельман, Ландзен), секретного агента Департамента полиции, бежавшего из России в Швейцарию после разоблачения. В мае 1885 года они подписали соглашение, по которому за 300 рублей в месяц Гартинг обязался следить и доносить о действиях русских эмигрантов в Париже. Так у Рачковского появился первый сотрудник внутреннего наблюдения. Вскоре деятельность Гартинга, руководимого Рачковским, распространилась за пределы Франции.
В ночь на 9 ноября 1886 года он организовал в Женеве налет на народовольческую типографию. Агенты русской заграничной охранки Гурин, Милевский и Бинт уничтожили отпечатанную литературу, вынесли весь запас шрифта и разбросали его по городу. В ответ на сообщение о содеянном Рачковский получил шифровку следующего содержания: «Его сиятельство (Д. А. Толстой.— Ф. Л.), выразив свое удовольствие, желает знать технические подробности дела, как проникли, в какое время, сколько времени потребовалось на уничтожение, каким образом никто не заметил, и вообще подробно всю обстановку» [386]. Аристократа и вельможу графа Толстого не смутило то обстоятельство, что его агенты обманом и подкупом завладели ключом от типографии народовольцев и совершили деяние уголовно наказуемое по законам любого государства. Все налетчики получили солидные денежные вознаграждения, а Рачковский еще и орден.
Подруга В. Н. Фигнер, народоволка Г. Ф. Чернявская, прятавшая Дегаева в Харькове после его «побега» из Одесской тюрьмы и чудом избежавшая ареста, работала в Женевской типографии. Ей было известно, кто разгромил типографию. «Через некоторое время,— вспоминала Чернявская,— швейцарское правительство опубликовало постановление, которым запрещалось агентам иностранной полиции заниматься своим ремеслом в пределах Швейцарской республики, так как своими подкупами они развращают швейцарских граждан и нарушают общественный порядок» [387] .
В Париже Гартинг поселился на одной квартире с народовольцем А. Н. Бахом, познакомившим его с кругом русских эмигрантов, включая П. Л. Лаврова и М. Н. Ошанину. На деньги Департамента полиции Гартинг с группой сторонников террора организовал в Париже мастерскую по изготовлению бомб. Испытания производились в окрестностях французской столицы, в Медонском лесу[388]. Изготовление бомб успешно продвигалось вперед, а тем временем Рачковский информировал министров иностранных дел Флуранса и внутренних дел Констана о подробностях деятельности народовольческой лаборатории. За два дня до завершения работ Кашинцев, Нико-ладзе, Степанов, Ротштейн, Теплое и другие участники опасного предприятия, кроме заблаговременно сменившего квартиру Гартинга, были арестованы и преданы суду исправительной полиции, приговором которого часть участников выслали из Парижа, часть — отправили в тюрьму на три года. Гартинга за подстрекательство заочно приговорили к пяти годам тюремного заключения [389].
В награду за создание парижской мастерской для изготовления бомб Гартинг получил от русского правительства звание потомственного почетного гражданина. Позже он перешел в Департамент полиции на легальную службу и в 1905—1909 годах занимал кресло своего учителя — руководил Заграничной агентурой в Европе. Поступки, которые совершал Гартинг в начале своей карьеры, являли собой наилучшую аттестацию и для полицейского агента, и для крупного полицейского чиновника. Охранительные силы выталкивали вверх людей безнравственных, зато послушных режиму.
В Европе Рачковский занимался не только слежкой за революционерами и провокацией, ремесло сыщика его не удовлетворяло. Он пустился в предпринимательство и разного рода политические интриги: помогал министру внутренних дел И. Л. Горемыкину в его посредничестве при получении в России западными промышленниками выгодных заказов, организовывал по требованию Горемыкина наблюдение за министром финансов С. Ю. Витте и одновременно содействовал Витте в его борьбе с Горемыкиным, выполняя поручения правительства, не относящиеся к его прямым обязанностям. Участник революционного движения журналист С. М. Коган писал о нем:
«Его деятельность не ограничивается, впрочем, одной только внутренней политикою. Как истинный представитель и, как иные его называли, „черный ангел-хранитель“ царского режима, он, долго живший и действовавший за границею, где у него в Германии, Франции, Италии, Австрии создались прочные связи, становится центральным лицом и в заграничной политике. Правительства с ним считаются. К нему обращаются не только с ходатайствами о награждениях орденами, но и по всем важным вопросам международной политики, одной из главных русских пружин которой он является. В известных случаях он ее и направляет из-за кулис» [390].
Петру Ивановичу из всего удавалось извлечь личную выгоду. При знакомстве с многосторонней деятельностью Рачковского невозможно не удивляться его вездесущности, у него на все хватало времени и энергии. Изворотливость и беспринципность Рачковского потрясают[391]. Сколько же он мог порассказать, скольких же он мог разоблачить... Не один Горемыкин ездил в Европу обделывать свои делишки, не заботясь о пользе отечества. За мзду западных банкиров и промышленников, поступавшую в кошельки крупных русских администраторов-посредников, распродавались права на выгодные займы, подряды, поставки. Сидеть бы этим «уважаемым» лицам на скамьях подсудимых, если бы не всеобщее всегдашнее наплевательское отношение правящих временщиков к интересам России. В азартной беспроигрышной посреднической вакханалии Рачковскому следует отвести не ведущее, но почетное место. Кружева его интриг сплетены из нитей, тянувшихся от финансовых деятелей Европы, русских министров, генералов интендантских сражений, первых придворных из Рюриковичей и, наконец, от членов царской фамилии. Поднимаясь в собственных глазах все выше и выше, худородный дворянин Рачковский не избежал потери чувства реальности. В конце 1902 года он написал вдовствующей императрице Марии Федоровне, матери Николая II, что ее сын приблизил к себе некоего француза Филиппа, гипнотизера и спирита («магнетизера»), подосланного агента масонов. Царь был взбешен.
Министр внутренних дел В. К. Плеве воспользовался недопустимым поступком Рачковского и поручил директору Департамента полиции А. А. Лопухину собрать материалы о подвигах начальника зарубежной охранки. На основании представленных документов министр внутренних дел лично составил доклад Николаю И. По повелению императора Рачковского уволили из штата Департамента полиции, а Лопухин составил открытый лист так, чтобы возможно больше чиновников знало о назначении проштрафившемуся сыщику неполной пенсии. Плеве и Лопухин недолюбливали и побаивались Рачковского, этого выходца из дегаевщины, ученика Судейкина, друга и коллегу самых темных сил русской и европейской политической полиции [392].
