Знакомство С. П, Дегаева с революционерами относится к концу 1878 года. Произошло оно через Ф. О. Люстига, его кронштадтского сослуживца. Дегаева привлекли к организации кружков среди военных и пропаганде революционных идей. В 1880 году по его инициативе были образованы народнические кружки в Михайловской артиллерийской академии и Констан-тиновском военном училище. В феврале 1881 года Дегаев как член партии с большим стажем (стаж в три года для революционера считался большим) потребовал принять его в Исполнительный комитет «Народной воли». Ему предложили доказать свою революционность участием в террористическом акте. Дегаев согласился, и его допустили к работам по устройству подкопа по Малой Садовой с целью покушения на царя. Но тоннель не понадобился — все решила бомба Гриневицкого. Дегаев так и не стал членом Исполнительного комитета — лидеры «Народной воли» не сочли его достойным, они никогда не были о нем высокого мнения, что-то их всегда настораживало в нем. «Дегаев принадлежал к тем людям,— писала Прибыле-ва-Корба,— которые не отличаются привлекательностью. Я не знаю ни одного из наших революционеров, кто бы относился когда-либо к нему с любовью или питал к нему чувство дружеской привязанности» [284].
А. П. Корба несколько преувеличивает поголовное отрицательное отношение народовольцев к будущему предателю. Хорошо знавший его, блистательный морской офицер народоволец Э. А. Серебряков писал:
«Дегаев — недавно вышедший в отставку артиллерийский штабс-капитан, успевший к тому времени оказать уже много услуг партии, а потому и пользовавшийся доверием и любовью многих из ее членов. Но одновременно с этим некоторые из ее членов не очень-то долюбливали его. Охарактеризовать его в то время было бы затруднительно. Очевидно, умный и очень способный человек, но не без хитрости. Несомненно, преданный в то время партии, он, несмотря на все эти качества, некоторым (весьма немногим) не внушал к себе доверия: не то чтобы от него ожидали чего-нибудь грязного, нет, об этом никто не думал, все считали его честным человеком и, по-моему, совершенно правильно. В то время он действительно был таковым, и я уверен, что если бы он был арестован по серьезному делу, то держал бы себя хорошо, и его жизнь сложилась бы совсем иначе. Но в нем как-то сказывалось, что преданность делу и партии у него только головная, а сердце, если и принимает в этом участие, то уж очень мало, и невольно чувствовалось, что он единомышленник, а не товарищ.
В этом мнении между прочим сходились Софья Львовна Перовская и Суханов. То же впечатление он производил на меня» [285].
Вслед за 1 марта 1881 года последовал поток арестов. Хватали даже тех, кого не в чем было заподозрить, и предъявляли на опознание предателям Складскому и Меркулову. 25 апреля арестовали и С. П. Дега-< ева. Кажется невероятным, чтобы его не опознал Меркулов, также участник подкопа под Малой Садовой. Трудно предположить, что Судейкин не знал об аресте неблагонадежного Дегаева-старшего. 5 мая, через десять дней после ареста, его освободили под залог в две тысячи рублей. 14 мая Сергея обыскали на квартире, где он жил с братьями Андронниковыми (и никаких последствий!), а в конце года по высочайшему поведению и вовсе прекратили дело. Такое легкое освобождение С. П. Дегаева наводит на мысль: не тогда ли его завербовали... Впрочем, доказательств этому нет никаких.
В. Н. Фигнер
Легендарная народоволка В. Н. Фигнер писала, что «после 1 марта он (С. Дегаев.— Ф. Л.) был арестован как участвовавший в работе по подкопу под Малой Садовой, но удачно вывернулся из этого дела. Я очень удивилась такому исходу, потому что единственным свидетелем против него мог быть только предатель
Меркулов и снять с себя
[286] 20
указание такого человека было мудрено» .
В изложении разговора с Дегаевым Фигнер допустила неточность. Если бы Дегаев сказал ей, что был арестован за участие в подкопе под Малой Садовой, то никак не смог бы объяснить, почему оказался на свободе. Видимо, эту цитату из воспоминаний народоволки следует рассматривать как сомнения, возникшие у В. Н. Фигнер в правдивости слов Дегаева о его легком освобождении и ее недоумении относительно обязательного опознания Меркулова, не имевшего, по словам Дегаева, никаких последствий. Возможно, Судейкин отпустил Дегаева умышленно, с видами на будущее или для «разводки» и уж никак не по оплошности. Невинных старались запутать и очернить, Дегаев же не только участвовал в подготовке покушения на Александра II, но был широко известен среди народовольцев. Как неблагонадежный, он не мог избежать отметки в картотеке Третьего делопроизводства Департамента полиции, унаследовавшей «алфавит лиц, политически неблагонадежных», заведенный еще в 1860-х годах.
В записях Н. В. Клеточникова имеется единственное упоминание о Дегаеве, сделанное им на основании разговоров «коллег» и извлечений из документов: «9 марта 1879 года. (...) На второй день обыска у Астафьева к нему явился Дегаев, но околоточный не задержал его; это знакомство кладет на Дегаева новое пятно» [287].
Землеволец А. А. Астафьев успел скрыться до обыска, и Дегаев явился в пустую квартиру, находившуюся Под наблюдением полиции. Околоточный надзиратель не арестовал посетителя только потому, что превосходно знал его в лицо. В противном случае он обязан был задержать Дегаева хотя бы для установления личности, а знать он его мог или как неблагонадежного, или как полицейского агента. Но в 1879 году Дегаев в полиции еще не служил. Иначе он в квартиру Астафьева не пошел бы, так как знал бы о его аресте, и Клеточников сделал бы сообщение другого содержания. Но если околоточный надзиратель столь хорошо знал Дегаева, отчего же охранка через два года не воспрепятствовала его участию в подкопе под Малой Садовой из «Сырной лайки» народовольцев Кобозевых? Маловероятно, но попробуем предположить, что о бомбе, заложенной в центре Петербурга под проезжей частью улицы, Департамент полиции был осведомлен. Он, в свою очередь, предупредил монарха, и Александр II не поехал *1 марта 1881 года по Малой Садовой, где его ожидал взрыв, а направился к Екатерининскому каналу и погиб от бомбы Гриневицкого. Тогда уж совсем непонятно,- как Кобозевым (А. В. Якимова и Ю. Н. Богданович) удалось 3 марта 1881 года беспрепятственно скрыться из столицы. Объяснение случившемуся напрашивается само собой: в начале 1880-х годов имперская тайная полиция, несмотря на огромные ассигнования и толпы осведомителей, не имела ни сил, ни умения противостоять народовольцам. Можно предположить, что именно поэтому Дегаев так легко оказался на свободе.
После освобождения Дегаев сдал экзамены за четвертый курс в Институте инженеров путей сообщения и уехал на заработки в Архангельскую губернию. «В Архангельске С. Дегаев женился на тамошней мещанке,— пишет А. П. Прибылева-Корба,— не отличавшейся ни образованием, ни нравственным развитием; эта особа, разумеется, не могла способствовать облагораживанию душевного облика своего мужа»[288]. По возвращении осенью 1881 года в Петербург Дегаев помогал С. С. Златопольскому: поддерживал связь с Кронштадтским кружком морских офицеров и занимался пропагандой среди петербургской молодежи.
УБИТЬ ИНСПЕКТОРА
К весне 1882 года Судейкин приобрел у народовольцев репутацию опаснейшего врага, пользовавшегося недопустимыми методами борьбы с революционерами. «Судейкин,— писал член Исполнительного комитета партии «Народная воля» Л. А. Тихомиров,— это была какая-то ходячая язва политической безнравственности, заражающая все вокруг себя, внося деморализацию до некоторой степени и в среду революционную»[289]. Народовольцы, входившие в центральный кружок, решили покончить с инспектором Охранного отделения. Инициатива покушения принадлежала П. Я Осмоловской. Она оставила воспоминания, в которых сообщила, что в феврале — марте 1882 года подверглась аресту и вербовке Судейкиным [290]. Их диалоги поразительно совпадают с происходившими в аналогичных условиях между Судейкиным и В. П. Дегаевым Осмоловская дала согласие на сотрудничество, предполагая убить инспектора охранки.
