Сильное душевное волнение заставило его смять листки и бросить их об стену. Он вскочил так быстро, что закружилась голова. Успокоившись, пошел к Лучане в комнату. Сел. Некоторое время следил за движением секундной стрелки на старых дедовых часах. Лучана тяжело дышала. Через окно в комнату проникали звуки улицы. Время шло. Он попробовал представить себе Сильвану. Плакала она? Была связана? Или ее уже убили и бросили в грязь на обочину неиспользуемой проселочной дороги? И она, мертвенно-бледная, лежит среди битых пивных бутылок и пустых ведер из-под краски? Лучана пошла в туалет. Он следил за мухой, которая летала взад и вперед под потолком. Что-то в дедовых часах затрещало и щелкнуло. Лучана спустила воду и вышла. Джованни закурил, но тут же забыл о трубке и держал ее в руке, пока она не потухла.

— Все нормально прошло в Л’Акуиле?

Она непонимающе посмотрела на него.

— В понедельник ты ездила по делу в Л’Акуилу.

— Это важно?

— Я просто убиваю время.

— Все прошло как полагается.

— Хорошо. Приятно слышать. Ты ездила с Энрико?

Она еще раз посмотрела на него. Что-то было во взгляде…

— Да. Я говорила, что это было необходимо.

— Приятный парень.

— Да.

— Красивый.

— Да.

— Он тебе нравится?

— Он мой начальник.

— Но он тебе нравится?

— Конечно, он мне нравится.

— Понимаю.

— Что ты понимаешь, Джованни?

— Ничего. Просто так говорят.

Пауза.

— Может быть, поговорим о Сильване? — сказала она.

— Да, конечно.

Они посмотрели друг на друга и замолчали.

Джованни не привык молиться. Когда он был маленьким, он молился каждый вечер. Он не вспомнил, когда или почему перестал молиться. Может быть, потому, что понял бессмысленность молитвы. Как мог Бог — даже Бог! — справиться с тем, чтобы выслушать все эти молитвы? И зачем Ему это? Разве Он не подарил людям свободу? Зачем Богу вмешиваться в мелкие проблемы жизни только потому, что кто-то из этих жалких червей-людишек вдруг сложил руки и стал молить Его о помощи?

«Молитва, — подумал Джованни, — крик о помощи попавших в беду. И вот теперь Бог нужен мне».

Он посмотрел на Лучану. У него родилась мысль спросить жену, не хочет ли она помолиться вместе с ним. За Сильвану. Но эта мысль сразу умерла. Лучана была совершенно не религиозна. Когда они только съехались и стали жить вместе, они ходили в церковь каждое воскресенье. Но с годами Лучана утратила веру, во всяком случае страстную веру. Если бы он предложил ей помолиться, то даже сейчас она посмотрела бы на него пустым взглядом. Джованни был в этом уверен. Лучана выглядела очень сильной женщиной. Хотя только что плакала. Как будто она взяла себе всю силу, которой не хватало ему. Он не мог позволить ей смотреть на него, когда он молится, она восприняла бы молитву как признак его слабости. Его ничтожности. Ведь обычно он не молился. И только сейчас, придя в отчаяние, обратился к Богу с просьбой о помощи. Как трогательно! Нет. Он не будет трогать Лучану. А вот у него совесть не чиста. Он не хотел, чтобы она видела его во время молитвы. Он вошел в туалет и закрыл дверь. Прислонился спиной к стене и посмотрел на свое отражение в овальном зеркале. Лицо было мертвенно-серым. Неожиданно пришли в голову слова молитвы, которой обучила его мама, когда он был маленьким. «Дорогой Боженька, Отче наш на небесах, спасибо за сегодня, мне было так хорошо…» Он попытался сдержаться, но не получилось, он икнул. Открыл кран, чтобы Лучана не слышала, как он плачет. «…Не сердись на меня, даже если я огорчил Тебя…» Он подошел к унитазу, встал на колени, закрыл крышку, положил на нее локти. Сложил руки. «Отче наш на небесах… Дорогой, дорогой Господь… Я знаю, что не имею права просить Тебя о помощи… Я недостоин Твоей милости… Но послушай меня, дорогой Господь, ради Сильваны, дорогой-дорогой Господь, не ради меня, ради Сильваны… Она всего лишь дитя, невинное дитя… Не наказывай ее за мое тщеславие и мою гордыню… Не надо за мои слабости наказывать Сильвану… Дорогой Господь, прояви милость к маленькой Сильване…»

— Джованни?

В двери стояла Лучана.

Он оторвал пальцы друг от друга — как будто его застали на месте преступления в момент, когда он занимался чем-то постыдным, — но остался стоять на коленях.

— Джованни?

Она испуганно смотрела на него.

— Я… только…

— Что… что ты делаешь?

Он не узнал ее голос.

— Меня… тошнит.

В какой-то квартире спустили воду. Раздался шум.

— Ты молишься?

Через трубу промчалась вода.

— Я… Лучана, я…

Он замолчал.

— Ты молишься, Джованни?

— Да.

— Богу?

Он посмотрел на нее. «Богу?» Хорошенький вопрос. Кому же еще? О небеса, ну какой глупый вопрос! «Какого черта, Лучана, кому же еще я могу молиться, ты думаешь, что я вызываю всех этих мелких дьяволов, чтобы они помогли Сильване? Неужели ты всерьез думаешь, что я приглашаю сюда легионы демонов и духов?» Но он ничего не сказал.

— Ты молишься Богу?

Пауза.

— Да.

Она заплакала. Он медленно поднялся и обнял ее:

— Я не знаю, что говорить, Лучана, не знаю, что делать.

— Мы никогда ее больше не увидим, да?

— Конечно, мы увидим ее!

— Поэтому ты молился Богу. Ты знаешь, что она никогда не вернется домой!

Он не знал, что сказать.

Когда он вышел на кухню, чтобы приготовить себе кофе, Лучана сидела за столом с большой керамической кружкой чая, но чай не пила. Она не посмотрела на него и ничего не сказала. Об оконное стекло билась муха. Лучана встала и пошла в комнату со своей кружкой. Когда кофе был готов, он налил его себе и сел туда, где сидела Лучана. Стул был еще теплым. Он обмакнул кусочек сахара в кофе и стал посасывать его. Правильно ли было отказаться от звонка в полицию? Он подумал, что было бы легче передать все профессионалам, которые привыкли иметь дело с похитителями. Тем, кто знал, что надо говорить, чего нельзя говорить. Какие слова никогда нельзя употреблять в переговорах с похитителями. Тем, кто понимал: угрозы произносились только для того, чтобы напугать. Или же они были смертельно серьезными. Но он не мог рисковать и предполагать, что похитители просто блефовали. На кону стояла жизнь Сильваны. Если бы им нужны были деньги! Тогда он был бы спокойнее. Любая сумма была чем-то понятным. Осязаемым. Обычные бандиты избирают путь наименьшего сопротивления. Но похитители Сильваны не производили впечатления обычных бандитов. Они не просили денег. Они вообще ничего не просили. Почему? К чему они стремились? Неужели заполучить манускрипт? Мог ли древний манускрипт иметь такую ценность? Вряд ли. А может быть, не сам манускрипт, а его содержание? Указание на какое-то сокровище? Или какой-то связанный с религией артефакт? Крест и тело Христа? Святой Грааль? Нет, манускрипт был слишком древним. Ковчег Завета? «Не будь дураком, Джованни!» Даже если бы манускрипт скрывал расположение сокровищницы царя Вавилона, было мало оснований верить, что текст может привести разбойников к цели спустя несколько тысяч лет. Он не понимал, что хотели заполучить похитители. И от этого они казались Джованни еще более опасными и непредсказуемыми. Неужели им нужно Евангелие Люцифера? Но зачем им практически нечитаемый древний манускрипт? На нелегальном рынке коллекционеров его цена не столько велика, чтобы ради наживы похищать не имеющую отношения к делу десятилетнюю девочку. Неужели это возможно? Джованни сделал себе кофе, от крепости которого почувствовал накатывающую тошноту. Выплюнул кофе в мойку. Скоро семь часов. Вылил остаток кофе и вымыл чашку теплой водой. Пошел к окну и открыл его. Муха улетела. «Уже лето», — подумал он. Если высунуться из окна подальше и посмотреть налево, то можно увидеть собор Святого Петра. Агент по недвижимости при покупке ими с Лучаной квартиры делал на это обстоятельство очень большой упор. Джованни ни разу не проверил, правду ли говорил агент, ведь это не имело значения. Иногда лучше просто верить во что-то.