ПРОЛОГ

Я не умерла. Но лежу в гробу. Обнаженная. В сплошной темноте. Я слышу собственное дыхание и биение сердца, звук которого отдается в ушах.

Господи, помоги мне выбраться.

Я не могу пошевелиться. Локти упираются в стенки гроба. Тесно.

Я рыдала. Но слез больше нет.

Тяжело дышать. Хочется пить. Я много думаю.

Наверное, так чувствует себя человек, который умер.

23–28 мая 2009 года

Тяга скрываться — это в такой же мере состояние духа, как и действие.

По подоконнику, жужжа, мечется муха. Туда-сюда, туда-сюда. Может быть, она чувствует, что ее свобода за стеклом, о которое она бьется. Сквозь неровное стекло кухонного окна я вижу слегка искаженные очертания далеких вершин, склонов гор и большого леса с прогалинами и выступами холмов. Внизу, в поселке, виднеются крыши домов. Лесничество. Мастерские, в которых изготавливают изделия из серебра. Фермы на склоне. Старинная деревянная церковь. Серебряные брызги водопада.

— Так что же я сделал? — вертится у меня в голове.

Муха раздражает. Туда-сюда, туда-сюда. Ее замуровали. Она в панике. Ей можно посочувствовать. Каждый взмах крыла — крик отчаяния. Я открываю окно и выпускаю ее. В ту же секунду она исчезает. Муха. В ней я узнаю себя. Я узнаю себя во всем, что есть на свете.

Скрыться — значит исчезнуть, сделаться невидимым. Спрятаться в толпе. В хаосе большого города. Убежать — значит перестать существовать.

Я спрятался в безлюдном месте.

Старый точильный камень лежит за окном комнаты. Его покрыл мох. Под кухонным окном стоит прогнившая скамейка. Я люблю сидеть на ней, вдыхать запах согретых солнцем сосен, ощущать ветерок, дующий с гор. Лучи солнца как раз такие, которые подходят для моей нежной кожи. В нескольких шагах от меня бежит горный ручей, откуда я каждое утро приношу свежую ключевую воду. Ювдал — самое тихое и мирное место на земле, забытая Богом долина в горах между Телемарком и Эуст-Агдером. Здесь, в горах, далеко от людей, спрятавшись от моих преследователей, окруженный невысокими березами и вересковыми пустошами, густыми лесами и зубцами покрытых снегом гор, я пытаюсь досконально разобраться в одной загадке.

Идеальное место, чтобы спрятаться. Идеальное место, чтобы исчезнуть.

«Так от кого же я бегу?» — тревожит мысль.

Мне было двенадцать лет, когда умер папа. Он упал со скалы и разбился. Я был не очень далеко от того места. И слышал его крик.

Уже тогда я спросил себя, есть ли в мире зло — разрушительная сила тьмы и разложения, которая преследует нас всю жизнь и при первом удобном случае застит солнце. А может быть, я перепутал зло с капризной игрой судьбы.

Я рос, как избалованный принц, в белом доме, который называли Вороньим Гнездом, расположенном в фешенебельном пригороде, люди там хорошо одеты, у каждого автомобиль, они жарят в саду антрекоты, поливают газон, от жары их спасает живая изгородь. Мама была запойной. Соседи относились к ее экстравагантным поступкам с пониманием, поглаживали меня по голове и говорили, что я хороший мальчик. Мне кажется, папа так и не заметил глубины ее падения. Когда он умер, мама вышла замуж за его лучшего друга, и обо мне опять забыли. У меня появился братишка, с которым я так и не познакомился всерьез, и отчим, которого я так и не полюбил. Теперь он мой начальник в институте.

Только став взрослым, я узнал, что смерть папы не была несчастным случаем. Он стал жертвой своего же плана убить друга. Потому что тот «грешил» с моей мамой. Когда папа разбился, запутавшись в альпинистских канатах и своих приступах ревности, он оставил после себя искореженный труп, спившуюся супругу и заброшенного мальчишку, который всю жизнь будет помнить его последний крик. И вот прошло почти тридцать лет. Куда уходит время?

Мама звала меня Малыш Бьорн. Она умерла. Это имя было выражением нежной материнской преданности. Пока таковая наблюдалась. Мальчишки в школе прозвали меня Белым Медведем. Потому что я — альбинос.[2]

В Ювдале время течет медленно. Час за часом, день за днем я сижу у ноутбука, лежащего на кухонном столе, и рыскаю в Интернете в поисках информации. Я выделяю имена ученых, названия публикаций и сайты, которые могут мне пригодиться. Не называя себя, подключаюсь к группам исследователей, религиозным чатам и странным сайтам любителей оккультизма и мистики. Я пишу шифрованные электронные письма коллегам, которым доверяю. Прошу о помощи и конспирации. Я получил уже много ответов. Но ясности до сих пор нет.

«Что же я ищу?» — возникает вопрос.

Вечерами мне очень плохо в этом заброшенном уголке. В одиночестве, под звездным небом я чувствую себя ничтожным и запуганным. Словно в темноте прячется кто-то. Кто-то наблюдает за мной. Кто-то, кого я не вижу.

Кто-то. Или что-то…

Я боюсь включать свет. Зажигаю несколько свечей и задвигаю шторы. В полутьме сижу и думаю об убийстве Кристиана Кайзера и обо всем, что случилось в Киеве.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРИСЛУЖНИКИ САТАНЫ

КИЕВ

9 мая 2009 года

Мумия смеялась мне в лицо, как смеются помешанные.

За минувшие столетия кожа лица оттянулась назад и обнажила ряд зубов, которые казались теперь частоколом из клыков. Растянутые губы и провалившиеся глаза — продолговатые, больше кошачьи, чем человеческие, — придавали лицу издевающийся, зверский характер.