– Нет! – неожиданно закричал Ньютон. – Стой там, где стоишь. Не приближайся. – Бен застыл как вкопанный, а Ньютон свистящим шепотом продолжал: – Я снова напал на след Зеленого льва. Если подойдешь ближе, ты его спугнешь. Скажи Маклорену, что я благодарю его. Приходи через… м-м-м… три дня, ты понял?

– Да, сэр.

– И передай этому распутнику Вольтеру, чтобы держался подальше от моей племянницы.

Бен кивнул.

– Хорошо. А сейчас уходи.

Бен попятился и пятился до тех пор, пока не оказался за дверью. Во рту у него пересохло.

Миссис Бартон положила ему руку на плечо.

– Не хотите ли глоточек бренди, господин Франклин? – участливо спросила она.

– Я… я… кажется, да, – ответил он, запинаясь. – Буду премного благодарен.

Адриана стояла и смотрела на ужасный красный глаз – так замирает человек, увидев перед собой ядовитую змею. Инстинкт в таких случаях командует: «Замри, чтобы змея не укусила». Этоне походило на змею, но его чужеродность миру людей, сплавленная с ощущением того, что этоживое существо, наводила такой же леденящий ужас, как и ядовитая змея.

В звенящей тишине лаборатории Адриана слышала только стук собственного сердца.

В замочной скважине заскрежетал ключ, и этот новый звук вывел Адриану из оцепенения; в следующее мгновение она была уже на выступе стены. Медленными шажками она передвигалась по выступу, прижавшись к стене так, что юбка скрипела, скользя но камню. Промелькнула мысль: «Второй этаж. Если упаду, неужели убьюсь насмерть?» Испуганно оглянувшись, она увидела, как глаз медленно выплывает из окна вслед за ней. Хотя Адриане показалось, что глаз не собирается ее преследовать, леденящий душу ужас будто толкнул в спину. Она ускорила шаг, споткнулась и потеряла опору. Руки Адрианы беспомощно хватались за воздух, тысячи кинжалов впились в тело, затрещала широкая шелковая юбка.

Приземление было подобно удару кувалдой: дыхание остановилось. Адриана плохо понимала, где находится, перед глазами заплясали огненные точки. Вдруг она почувствовала, как сильные руки осторожно поднимают ее, прижимают к широкой мускулистой груди. Не усиливая объятий, ее спаситель пустился бежать. Адриана видела, как увеличивается расстояние между нею и дворцом, видела распахнутое окно лаборатории Фацио. Красный глаз, парящий в оконном проеме, неожиданно начал принимать очертания человека – и возник Густав!

В ту же самую минуту она поняла, кто ее спаситель.

– Николас! – выдохнула она.

– Ш-ш, еще немного потерпи…

– Отпусти, я сама могу.

Он бежал по парку Версаля, держа ее на руках, словно невесомое перышко. Он бежал, прячась под пологом ночного мрака, сторонясь фонарей, освещавших дорожки парка, колоннады и статуи Людовика, поставленные здесь для того, чтобы король, глядя из окон дворца, мог любоваться самим собой.

Николас поднял ее повыше так, что Адриана смогла обхватить его за шею и прижаться к нему. На небе появился тонкий рожок луны и заключил в свои серповидные объятия круглое тело Юпитера. Среброокие боги небес высыпали на небосклон и залюбовались Землей, распростершейся в сонной неге.

Какая же из этих серебряных точек станет ядром космической пушки? Какой звезде предназначено принести на Землю смерть и разрушение?

Беглецов обступили высокие черные стены живой изгороди и скрыли их от глаз Версаля. Но Николас не останавливался. Адриана чувствовала всем телом, каким тяжелым и частым стало его дыхание.

– Пожалуйста, опусти меня, – попросила она. – Я цела, я даже не ушиблась.

– Там было высоко, – прошептал он.

– Я не ушиблась, – настаивала Адриана. – Я, должно быть, упала в какой-то куст.

Наконец он остановился, медленно и осторожно опустил ее на землю. Но руки ее словно приросли к Николасу и никак не хотели отпускать его, Адриане потребовалось усилие, чтобы расцепить их.

– Садись, – прошептал он и в следующую секунду выхватил пистолет. Отскочил на несколько футов назад, прислушался, затем вернулся к ней.

– Если ты можешь идти, то давай еще немного пройдем вперед. Я знаю, как отсюда выбраться.

– Это лабиринт? – спросила Адриана. Николас кивнул.

– Нам лучше некоторое время побыть здесь. Подождем, пока собаки перестанут лаять и стража успокоится. Но скажи, как ты там оказалась? И что ты там делала? – В его глазах и голосе сквозила неподдельная тревога.

– Николас! Ты – живой!

– Как видишь.

– Я… Креси и я, мы думали, что ты погиб.

– Я не предполагал, что мне придется сделать такой большой крюк, – сказал он. – Я лишился пистолетов, шпага сломалась, а у них были крафтпистоли. Мне ничего не оставалось, как петлять по лесу, пока они не отстали. А что с вами приключилось?

– На нас напали мушкетеры, и я выстрелила из того пистолета, что ты мне дал. Что это был за пистолет? От выстрела пала моя лошадь. А потом Креси палашом убила мушкетера. Мы ждали тебя, но тебя не было, и мы подумали, что ты погиб… – Адриана чувствовала себя полной дурой. Казалось, этот глупый лепет льется из нее сам собой, помимо ее воли и здравого смысла.

– Прости, я должен был предупредить тебя о пистолете. Он стреляет расплавленным серебром…

Он еще что-то говорил, но она уже не слышала. Кровь стучала в висках, в ушах звенело – она собиралась с духом.

Адриана рассчитывала, что получится длинный страстный поцелуй, но в последний момент оробела, и поцелуй вышел мимолетным и неловким. Она успела лишь почувствовать его губы – прохладные и почему-то соленые на вкус. У него вырвался возглас удивления. И в тот момент, когда она готова была умереть от стыда за совершенную глупость, он ответил ей поцелуем, тем, о котором она мечтала, – бесконечно длинным и страстным.

– Это не случайность, все предопределено, – сказала Адриана, лежа в объятиях Николаса и глядя на звезды. Она блаженствовала и знала, что это блаженство кратко.

– Я тоже так думаю, – ответил Николас. – Моя бабушка часто рассказывала мне в детстве сказку о том, как два ангела не могли поделить нитку бус. Каждый тянул нитку к себе, и нитка не выдержала – порвалась. Бусинки рассыпались по всей земле, таким образом нарушилось единство и целостность мира. Когда я вырос, то узнал, что философы тратят время на то, чтобы изучить гармонию сфер, будто хотят восстановить утраченные единство и целостность. Но мне непонятны их научные теории.

– Хочешь, я объясню?

– Боюсь, для меня это будет слишком сложно.

– Ты поймешь, это мне стоит бояться, как бы мои объяснения не показались тебе скучными.

– С тобой мне никогда не бывает скучно.

– Могу наскучить не я, а мои сухие и занудные объяснения. Скажи, что ты видишь, когда смотришь на небо?

– Когда я смотрю на небо и когда я смотрю на твое лицо, я вижу одно и то же – красоту. Божественную красоту мироздания.

– И я вижу такую же божественную красоту. И каждый раз, когда я смотрю на небо в телескоп, или представляю его запечатленным в математических формулах, или вот так, как сейчас с тобой, просто любуюсь им, мне открывается новая грань этой красоты. По одним и тем же законам природы движутся по небу звезды и извлекаются звуки из флейты и арфы. Когда я осознаю это, грудь моя наполняется неизъяснимой радостью.

Он помолчал с минуту, потом сказал:

– Я люблю вас, Адриана де Морней де Моншеврой.

Она поцеловала его в щеку.

– Я так рада, что ты жив, Николас. – Ей хотелось очень многое сказать ему. Признаться, как он в считанные минуты превратил ее из полумертвой наложницы короля в живую женщину. Но она молчала и просто целовала его, испытывая наслаждение от жесткости его скул, теплоты его дыхания.

Когда они отпустили друг друга, Николас сел и очень серьезно сказал:

– Адриана, мы должны уехать сегодня же ночью.

– Куда?

– Куда угодно: в Австрию, Акадию [28], Луизиану. Мы не можем здесь оставаться.