– Я возьму то, что захочу, – заявила она. – Мне уже двадцать один год. Я же говорила тебе, что я...
– Что ты что?
– Что я гораздо старше, чем кажется. Можешь проверить, раз уж ты такой весь из себя детектив. Мне исполнился двадцать один год шесть дней назад. Так что пока.
И она повесила трубку.
Ну, подумал я... Ну-ну.
Было ровно девять вечера, когда я прочел аккуратную табличку: «Луиз Сандерс» и нажал кнопку дверного звонка. Когда она открывала дверь, прозвенел гонг и продолжал долго звенеть у меня в голове, потому что на этот раз на ней была кожа темно-красного цвета, и размер в размер. Это платье гладко лежало без помощи бретелей на ее высокой груди, облегало тонкую талию, сияло на изогнутой линии бедер и падало изящными складками до самого пола.
– Входи, – пригласила она. – Ты необыкновенно точен. И знаешь что? Вся моя головная боль куда-то уплыла.
Я не сводил с нее глаз.
– А знаешь, я сам тоже куда-то поплыл. Ты выглядишь прелестно, Луиз.
– Спасибо, – сказала она. – Ты тоже вполне прелестен. Этот смокинг сидит как влитой.
Я заранее принял душ, побрился и надел старый добрый смок с черным галстуком. Если бы я шел просто поесть супа и рыбы, я бы, наверное, оделся повеселее. Но я хотел выглядеть достаточно официально, чтобы Луиз почувствовала себя неуютно без драгоценностей. Странно, конечно, но я сам начал чувствовать себя неуютно от собственной подлой затеи.
Луиз взяла меня за обе руки и увлекла к дивану, стоявшему перед широким окном.
– Посидим здесь, Шелл. Может, выпьем чего-нибудь на дорожку?
– Грандиозная идея! – приветствовал я это предложение.
– Тебе придется удовольствоваться тем, что у меня есть. Но это не так уж плохо.
Она все еще держала меня за руки, стоя спиной к окну, и бледный уличный свет мягко обрисовал ее талию и линию бедер.
– Звучит завораживающе, – ответил я, крепче сжимая ее пальцы.
Она высвободила руки и сказала с улыбкой:
– Я имела в виду ром с кока-колой.
– Этого-то я и боялся, – пошутил я.
Я повернулся к окну и смотрел на улицу, пока она не принесла напитки. Мы мило поболтали о том о сем, – настолько мило, что я успел пожелать, чтобы этот разговор никогда не кончался; и я подумал, что, пожалуй, Луиз нравится мне чуть больше, чем надо для дела.
Когда мы покончили с питьем, было уже девять тридцать.
– Ты готова, Луиз? – спросил я.
– Да-да. Только возьму накидку...
Я прошел за ней до дверей спальни. Она взяла с кровати нечто, напоминающее норковое манто, набросила его на плечи и продефилировала мимо меня. На ней не было ни единого бриллианта, ни браслета, ни ожерелья. Не было даже колечка.
Я открыл рот, чтобы высказаться по этому поводу, но запнулся. Вся эта затея уже не казалась мне ни остроумной, ни забавной. Все же я заставил себя выговорить:
– Я тут весь упакован, застегнут на все пуговицы и запонки, облит мужским лосьоном после бритья. А на тебе нет даже часиков. Придется купить тебе пару безделушек.
Вышло это у меня плоско, невыразительно и до противного выявило мои намерения. Ведь я же не знал, что сказал ей Пушка, пока я лежал без сознания в «Обители Зефира». Точно так же и что он сказал ей вчера, вручая Дианин браслет. Она могла знать, что Пушка презентовал ей краденое украшение, она могла быть даже его соучастницей; она могла подозревать, что вещь украдена, а могла думать, что это недорогая подделка. Браслета у нее могло сейчас и не быть, это мог оказаться вовсе и не Дианин браслет. Но я обязан был все это выяснить, а вместо этого сам себя посадил в лужу своей неуклюжей игрой.
Однако, если даже Луиз и ожидала, что я заведу речь о драгоценностях, то, во всяком случае, не подала виду. Она продолжала улыбаться по-прежнему, светло и радостно, но улыбка ее словно ополовинилась, и что-то новое появилось в темных глазах.
– Наверное, ты прав, Шелл, – сказала она. – Пожалуй, мне надо что-нибудь надеть.
Она отвернулась от меня и подошла к туалетному столику у левой стены. Открыв второй сверху ящик, она вынула квадратную коробку.
– Раз так, то помоги мне выбрать, – попросила она, не глядя мне в глаза. – Что мне сегодня надеть?
Она открыла коробку, но не двинулась с места, наблюдая, как я подхожу и заглядываю внутрь, на россыпь хрустально-белых и красных камней, браслетов, цепочек и заколок.
Он был там – браслет со змеиной головой: рубиновые глаза и золотой раздвоенный язык, высунутый из пасти. Я вынул его.
– Как тебе этот?
В этот момент, по моим представлениям, и должен был произойти взрыв. Но она, не дрогнув, продолжала вести свою линию, как будто ни один из нас не дурил другого.
– Хорошо, – тихо сказала она.
Я выбрал блестящее небольшое ожерелье – черную ленту со вставленными камнями.
– Это должно подойти.
– Это стразы. Я сама их купила. Большинство остальных – подарки. – Она сглотнула. – От мужчин, естественно.
Я взял ее за запястье. Она уже надела браслет.
– Это тоже стразы?
– Не знаю. Вряд ли. – Она поколебалась. – Это Пушка подарил. Шелл, ты ведь знаешь об этом сам.
– Дорогая, я... Да, у меня было такое подозрение.
Стоя ко мне лицом, она стала застегивать на шее ожерелье, и ее полная грудь выперла и натянула платье.
– Не знаю, зачем я это надеваю, – пробормотала она. – Ты ведь не заказывал никакого столика.
Я вздрогнул.
– Луиз, послушай! Давай начистоту. Все равно придется сказать правду – так чем раньше, тем лучше. Эти камни дал тебе Пушка. Я подозреваю, что они краденые. Они находятся у тебя. Я не знал, что окажусь в таком запутанном сюжете, но так уж случилось. Как теперь быть? Ты хочешь что-нибудь мне сказать? Или я должен буду и дальше все раскапывать сам?
Карие глаза сделались злыми.
– Эти камни мне вчера подарил Пушка, – холодно сказала она. – Я не знаю, где он их взял, и до сего момента меня это не интересовало. Он и раньше делал мне подарки, хотя и не такие прекрасные. Он пытался... купить у меня кое-что за свои подарки, но у него ничего не вышло, потому что то, что ему надо, не продается. Хотя что-то он, возможно, и приобрел. – Она остановилась и поглядела мне в лицо. – А ты мне нисколько не нравишься, Шелл, – добавила она серьезно.
Некоторое время никто из нас не мог промолвить ни слова. Наконец я сказал:
– И с чего это я решил, что могу быть детективом? Знаешь, а давай еще по маленькой, и полетим.
– Ты все еще хочешь куда-то ехать? – бесцветным голосом спросила она.
– Само собой! – весело сказал я.
Мы выпили наскоро, под вялый и никчемный разговор, и вышли на улицу. В лифте она стояла тихо как мышь, и я не вытерпел:
– Луиз, милая, улыбнись! Ну хоть кашляни! Давай плюнем на все и устроим шорох под звездами!
Она улыбнулась краешком рта.
– Мне кажется, нет смысла гробить вечер впустую.
– Конечно, не впустую! Мы напьемся и пойдем бегать, и визжать, и пугать прохожих, и взлетать под небеса, и танцевать на улицах...
Лифт остановился, и я замолк. Она покачала головой, но улыбнулась чуть шире и чуть ярче.
Рука об руку мы вышли на Уилкокс-стрит. Я направился к своему «кадиллаку» и вдруг услышал какой-то шорох по асфальту. Луиз вскрикнула:
– Пушка! Как ты здесь...
И тут раздался рев, свист, грохот и звон колоколов. Чудовищный кулак опустился на мою голову, подобно артиллерийскому снаряду, и последнее, что я успел подумать, было: танцы на улицах сегодня отменяются.
