– Лишь в общих чертах, – честно признался он. – Это был небольшой изолированный город-государство, где-то в районе Суматры, основанный около трехтысячного года до нашей эры. Со временем они стали довольно сильной империей с дурной репутацией за счет приписываемой им кровожадности. Лет сто с небольшим были на подъеме, пока не произошла какая-то природная катастрофа, после которой империя полностью исчезла.
Стряхнув с тлеющего кончика сигары пепел, Карстерс снова сунул ее в рот и с наслаждением сделал еще одну глубокую затяжку.
– Что же до религии и мифов, то, по моему, там поклонялись какой-то рыбе. А насчет луны ничего не помню. – Он задержал взгляд на профессоре. – Полагаю, тут есть какая-то связь.
Хотя проф. Эйнштейн старался этого не показывать, услышанное произвело на него сильное впечатление. Большинству университетских ученых потребовалось бы перелистать множество томов, чтобы раскопать те сведения, которые столь небрежно выложил этот молодой человек. Эйнштейн явно не ошибся в выборе помощника.
– Связь, безусловно, есть. Только на самом деле дутариане поклонялись не рыбе, – поправил Эйнштейн, – а гигантскому кальмару. Они называли его Бог Кальмар, хотя, возможно, более точный перевод будет не «бог», а «демон». По преданию, это была некая страшная тварь с тысячью щупалец и дюжиной ртов, совершенно неуязвимая для оружия, созданного человеком.
– И он питался человеческой кровью.
Забыв про сигару, Эйнштейн живо подался вперед в задымленном кэбе.
– Боже правый, вы слышали об этом существе? – воскликнул он.
– Нет, но если в оно поступало иначе, то было бы довольно необычным божеством для воинственного государства, – ответил, непрерывно пыхтя сигарой, Карстерс. – Довольно-таки напоминает мне того ацтекского бога войны, Уитцилопочтли. Он этого добра требовал в огромных количествах – для гарантии наступления рассвета.
– Да, но в ипостаси бога солнца Тонатиу он воспринимался как даритель жизни, – поднял палец Эйнштейн. – А Бог Кальмар был известен только как разрушитель, лишь едва-едва контролируемый вызывавшими его дутарианскими жрецами, и, в конце концов, даже они не смогли справиться с ним.
– Вы говорите об этой твари так, словно она действительно существовала, – критически заметил Карстерс, щелчком отправляя окурок сигары в окно. – А ведь это явный абсурд, сэр.
– Такой же, как Ноев ковчег? – негромко спросил Эйнштейн.
Английский лорд с ощутимым звуком закрыл рот, и в последующие несколько секунд на его красивом лице боролись противоречивые чувства.
– Ну, уж никак не меньший, это точно, – с улыбкой заключил, наконец, Карстерс. – Однако, сэр, вы видели мое доказательство.
– А вы, – пообещал профессор, откидываясь на спинку сиденья и глядя в окно, – скоро увидите мое.
* * *
Под цоканье копыт по мостовой карета остановилась перед простым кирпичным особняком, отделенным от тротуара высокой решеткой с чугунными воротами. Выйдя из кэба, проф. Эйнштейн попытался расплатиться с Дэвисом, но тот категорически отказывался принять деньги. Чувствуя, что состязание в великодушии затягивается, лорд Карстерс воспользовался случаем, чтобы хорошенько потянуться после тесноты поездки. Он так и оставался в этой позе, когда профессор, наконец, присоединился к нему.
– Что-то не так? – спросил Эйнштейн, беря спутника за локоть.
– «Международный Британский Музей Похищенных Памятников Древности»? – читал лорд Карстерс вывеску над входом. – Право, профессор, это в некотором роде перебор.
Проф. Эйнштейн непринужденно махнул рукой.
– Чистая реклама, юноша. Это вызывает у посетителей трепет сопричастности. Видели бы вы заголовки газет в тот день, когда мы открыли заведение.
– Да, но все-таки... – все еще колебался явно чувствующий себя неловко Карстерс.
– И потом, это не совсем правда, – продолжал Эйнштейн, отпирая ворота и придерживая створку для Карстерса; когда тот прошел, профессор надежно запер ворота изнутри. – Свыше двадцати процентов наших экспонатов были приобретены вполне законно.
– Так много? – присвистнул весьма впечатленный этой цифрой Карстерс. – Тогда приношу свои извинения.
– Пустяки, – откликнулся Эйнштейн, отпирая и распахивая тяжелую входную дверь.
Войдя в вестибюль, спутники обогнули отмеченный обтянутыми бархатом канатами проход, ведущий к билетной кассе, потом миновали прочный латунный турникет. Весь вестибюль был увешан старыми географическими картами – некоторые на пергаменте, другие на папирусе или бараньей коже. Все карты были богато иллюстрированы: их во множестве украшали изображения мифических существ, которые, предположительно, таились в глубине вод, дожидаясь возможности пожрать всякого, кто отважится покинуть пределы безопасной суши.
Когда они проходили мимо занавешенной ниши, их залил яркий свет, и Карстерс ахнул от неожиданности, в то время как Эйнштейн недовольно фыркнул.
– Должно быть, Оуэн снова забыл выключить этот проклятый свет, – пожаловался проф. Эйнштейн. – Эти чертовы счета за газ доведут меня до банкротства. Уильям Оуэн – блестящий студент и добрый малый, но не имеет никакого понятия о нормах поведения.
– Вот как?
– Ну да, он ведь валлиец, знаете ли, – добавил профессор, будто это все объясняло.
Обводя взглядом музей, Карстерс машинально кивнул в знак согласия. Здание внутри представляло собой один колоссальный зал, раскинувшийся во всю длину и ширину строения. Да в этой громадной постройке с легкостью уместился бы весь Клуб исследователей!
Повсюду тянулись ряды витрин и демонстрационных стендов – целая тысяча, самых разных типов. Стены были украшены гобеленами радужных расцветок; отдельный ряд составляли сверкающие стеклянные пирамиды, внутри которых, надежно укрытые, стояли драгоценные вазы периода династии Мин. Все западное крыло занимал искусно выполненный скелет тиранозавра в боевой позе. Рядом с ним гордо выстроились ярко отлакированные восточные доспехи, словно караул, выставленный для охраны саркофага с позолоченными краями, стеклянный верх которого позволял видеть лежащую в нем идеально сохранившуюся египетскую мумию.
В восточном крыле располагались полностью восстановленная ладья викингов, римская галера, китайская имперская барка. Все суда находились в прочных сухих доках из красного дерева, снабженных медными табличками с выгравированными на них подробными пояснениями об исторической принадлежности и происхождении экспонатов.
Украшением потолка служили изображения небесной сферы – с панорамой Млечного Пути и восемью известными планетами, в роли которых выступали круглые световые люки, – и двух теоретических миров. Под потолком висела пара огромных покрытых перьями крыльев, соединенных между собой при помощи древней кожаной сбруи. Даже пол, казалось, был экспонатом: на черном в крапинку мраморе проступали странные руны и геометрические узоры. Лорд Карстерс почтительно снял шляпу.
– У меня нет слов, сэр, – произнес он с трудом, поскольку горло перехватило от профессионального восхищения. – Это совершенно не похоже ни на один музей, что мне когда-либо доводилось видеть!
Занятый шторами, которые он задергивал, Эйнштейн при этом заявлении поднял взгляд.
– Вы про этот хлам? Ба! Всего лишь побрякушки на забаву праздному туристу. Настоящий музей начинается по другую сторону вон той двери, с латунными накладками.
Лорд Карстерс повернулся. Названная дверь располагалась рядом с гигантским тиранозавром, в поворотной секции стены, которая, очевидно, служила порталом при поступлении крупногабаритных экспонатов.
– Нельзя ли нам заглянуть на минутку? – с живостью спросил Карстерс.
– Разумеется, – отвесил поклон профессор. – Это по пути к моему кабинету.
– Великолепно!
Профессор и его гость энергичным шагом направились в нужную часть зала. Эйнштейн мысленно отметил, что витрины с экспонатами, как и положено, протерты, в то время как внимание лорда Карстерса привлекал поражающий воображение подбор выставленных предметов. Здесь были столбики древних монет, шпильки с драгоценными камнями, золотые бичи, а также великое множество в высшей степени изукрашенных корон столь же многих стран, сколь и веков. Богатства сотни королевств выставлялись напоказ без всякой видимой охраны или какой-либо защиты.