После того как Эйнштейн с Карстерсом связали подростков лианами из своей состряпанной в джунглях одежды, они отошли к поилке и попытались хоть немного отмыться от фруктовых соков. Это привело к тому, что кожа обоих приобрела слегка зеленоватый оттенок, с чем они бодро смирились, сочтя дополнительной маскировкой. Засунув свои самодельные наряды в пустую бочку, они донага раздели всю шайку и принялись надевать на себя то, что налезало.

– Что не так, юноша? – спросил профессор, с трудом натягивая пару сапог. – Переживаете из-за этого ограбления?

– Только не из-за таких, как эта шваль, – презрительно фыркнул лорд Карстерс. – На самом деле я пытаюсь вспомнить подходящую цитату.

– «Красть у воров – не преступление, – любезно подсказал профессор, – а всего лишь шутка».

– А, да, – улыбнулся Карстерс, пытаясь влезть в самые большие панталоны, какие только нашлись. – Сервантес, «Дон Кихот».

– Правда? А я всегда думал, что это сказал королевский налоговый инспектор. Как интересно.

Когда они закончили облачение, Эйнштейн оказался одетым в сапоги и штаны из синей кожи, хлопчатобумажную рубашку и тот самый жилет радужной расцветки. К счастью, лорду Карстерсу тоже удалось найти пару достаточно больших сапог, но самые большие штаны обтягивали его самым тревожным образом, и ни одну из рубашек никак не получалось застегнуть полностью.

– Оставьте рубашку расстегнутой до талии и перекиньте ремень через плечо, – предложил Эйнштейн, заткнув за пояс отнятый нож. – Это придаст симпатичный пиратский вид.

Словно внемля словам своего отбивающего на бейсбольном поле, лорд Карстерс послушно последовал совету и перекинул ремень поперек волосатой груди. Черт побери, а он и впрямь выглядел словно кровожадный пират! Извини, Рыжий Джон.

– Сколько у нас теперь денег? – спросил лорд, снова переходя к делу.

Вынув из кармана горсть монет, профессор позвенел ими на ладони.

– Двадцать медяков, две оловяшки и один серебреник. И, судя по сбору у городских ворот, это весьма немного. Для покупки чего-то полезного нам понадобится куда больше.

– Пожалуй. Ну, хорошо, значит, сперва мы должны раздобыть дополнительные средства, – заключил лорд, расчесывая пятерней влажные волосы. – А для этого нам нужен бар.

– Бар?

– Бар, салун, таверна, пивная, – перечислил, пожав плечами, Карстерс. – Нам отлично подойдет любое подобное заведение.

– Не время сейчас пить, юноша, – осуждающе погрозил лорду пальцем проф. Эйнштейн.

– Все верно, сэр. Однако я думаю, что таверна самое подходящее место, где можно устроить настоящую драку, – объяснил лорд, сжимая и разжимая массивные кулаки.

– О да, конечно, – ответил профессор, доблестно пытаясь скрыть полнейшее непонимание.

Выйдя со двора на улицу, Эйнштейн с Карстерсом увидели, что на безымянный город уже надвигалась ночь. На лиловом небе появлялись незнакомые созвездия, а на всех уличных углах начинали загораться фонари. Но вместо мерцающего газового света Лондона на бамбуковых столбах торчали стеклянные шары величиной с арбуз, заполненные стайками крошечных переливающихся всеми цветами радуги рыбок. Проходя мимо, спутники слышали доносящееся словно откуда-то издалека негромкое бульканье.

Суетящиеся толпы большей частью исчезли, и зевающие купцы закрывали ставни своих лавок, в то время как сонные уличные торговцы увозили свои тележки. А в темноте проплывали счастливые лица, озаряемые мягким красноватым светом курительных трубок. Городские ворота закрыли, следы учиненных днем разрушений убрали, и город сделался мирным морем ничем не нарушаемого спокойствия.

Неторопливо шагая по мостовой, профессор слегка ткнул лорда Карстерса локтем в бок и показал на одно здание. Это была довольно обшарпанная двухэтажная постройка из кирпича, с льющимся из окон дымчатым светом и многоголосым смехом, доносящимся из распахивающихся в обе стороны двустворчатых дверей. Снаружи имелась деревянная вывеска в виде ведра со светящимися буквами, которые под взглядами исследователей вдруг потекли и преобразились в надпись на английском: «Пиворама Большого Боба»

– Как насчет этой? – спросил проф. Эйнштейн, делая жест ладонью.

Лорд Карстерс задумчиво потер свою волевую челюсть.

– Приемлема, но не идеальна.

Как раз в этот момент из окна, которое будто взорвалось, вылетело тело и грохнулось на мостовую. С хрустящим шорохом, рассыпавшиеся осколки соединились в воздухе между собой, затем их внезапно засосало обратно, и совершенно целое стекло заняло свое прежнее месте в оконном проеме. Скатившийся в канаву пьяный пробормотал какое-то ругательство, устроился поудобнее и захрапел.

– Виноват, ошибся, – улыбнулся лорд. – Она идеальна!

– В самом деле? – проф. Эйнштейн весьма неохотно последовал за лордом Карстерсом, который уже направился к распахивающимся как в салуне полудверям.

Зал, в котором они оказались, мало чем отличался от питейных заведений для низшего сословия, каких полным-полно в любом гетто мира. Там было шумно и полно народу, пол у входа был липким, а в воздухе стоял запах прокисшего пива. Серые оштукатуренные стены были украшены откровенными плакатами; висела новенькая доска для метания стрелок, в которую явно еще никто не попадал. Единственное заметное отличие заключалось в том, что эта таверна хорошо освещалась гроздьями стеклянных шаров с рыбками, свисающих с балок высокого потолка. Освещение было ярким, а постоянное бульканье растворялось в разноголосом гаме.

Когда исследователи направлялись к стойке, под ногами у них на каждом шагу раздавался хруст, так как пол был устлан толстым слоем зеленой и голубой арахисовой скорлупы. Как они и ожидали, никаких табуретов у стойки не оказалось; клиенты заказывали и пили стоя или отходили в сторону. Сама стойка представляла собой цельную деревянную доску, очевидно вырубленную из ствола какого-то огромного дерева. На шатких полках за стойкой располагался обычный ассортимент бутылок, шкаликов, кувшинов и бочонков. Но некоторые из них шипели, в то время как другие без всякой видимой причины дрожали как от холода.

Толстый бармен с неряшливого вида усами, в потрескавшемся кожаном переднике поверх штанов и покрытой пятнами туники, протирал влажной тряпкой оловянную кружку, делая это так, будто он занимается этим целую вечность. Сбоку на стойке тянула из миски молоко маленькая зеленая ящерица. Поблизости настене висело кривое зеркало; внутри зеркала находился оркестр из тридцати инструментов, играющий быструю мелодию, которая казалась смутно знакомой.

– Моцарт? – спросил, почесав в затылке, профессор.

– Лист, – поправил лорд Карстерс.

Как и следовало ожидать, завсегдатаи представляли собой малопривлекательное сборище храпящих пьяниц, пронырливых «жучков», беззубых шлюх, шумных гуляк и нескольких совершенно серьезных пьющих. Даже в годы безответственной юности, Эйнштейн, если и забредал один в подобное заведение, то, как ученый, использовал инерцию своего входа для того, чтобы тут же развернуться кругом и уйти.

Заметив возле ведущей на второй этаж лестницы пустой стул, лорд Карстерс сделал знак профессору присесть. Затем, размяв руки, лорд неторопливо вышел на середину зала и громко объявил:

– Я могу побить любого в этом баре!

В зале наступила ошеломленная тишина, а затем из-за одной из поддерживавших потолок колонн шагнул на всеобщее обозрение здоровенный как медведь ухмыляющийся субъект. Физиономию этого покрытого шрамами лысого великана, одетого лишь в мешковатые штаны и сапоги на толстой подошве, украшала золотая цепочка, тянувшаяся от изуродованной кулаками ушной раковины к сломанному носу.

– Это вызов, чужеземец? – вежливо осведомился голиаф, помахивая небольшим бочонком, который он использовал вместо кружки.

С напускной бравадой лорд Карстерс презрительно усмехнулся.

– Что? Ты также глуп как и безобразен?

Двое из завсегдатаев таверны тут же хлопнулись в обморок, а еще один выглядел смущенным, когда из-под его стола донесся плеск струи.